Демоны Антарктоса

Ее обступил мрак, и она тут же почувствовала приступ клаустрофобии. Достала маленький фонарик, включила, и его луч выхватил из темноты фрагменты стен маленького, не больше общественного туалета, помещения с высоким конусным потолком. Кроме паутины, здесь ничего не было.

Ветер, закрутив снежные клубы, с ревом ворвался вслед за ней сквозь дыру. Похоже, она спаслась от урагана ненадолго; сомнительно, что колокольня устоит перед торнадо.

Уитни топнула ногой, не в силах справиться с охватившей ее яростью. Пол оказался крепким, но, что гораздо важнее, звук был глухим. Ей вряд ли удастся прорубить настил. Опустившись на колени, она стала искать люк или дверцу и вскоре обнаружила небольшое металлическое кольцо, вделанное в доски. Она просунула в него пальцы и дернула. Деревянная крышка, покидая свое гнездо, жалобно заскрипела. Оказалось, что это обычная панель.

Отложив ее в сторону, Уитни заглянула в отверстие. В свете фонарика она увидела длинную лестницу, ведущую вниз, и начала спускаться по ступенькам, поставив кусок дерева, закрывавший отверстие, на место. Шум бури сменила тишина. Рюкзак, висевший на одном плече, цеплялся за стенку, но Мирабель не стала останавливаться, чтобы его поправить. Лестница кончилась довольно быстро. Примерно на тридцать футов ниже того места, где Уитни проникла внутрь, находилась большая квадратная комната. Пустая, если не считать лестницы и двери высотой в три фута — без ручки.

Она толкнула дверь, и та легко и бесшумно распахнулась. Уитни ощутила теплое дуновение, которое было напоено ароматами, напомнившими ей о детстве. По воскресеньям большую часть дня они с родителями проводили в церкви. Ее окутал запах деревянных скамеек, старых книг, мелков. Переступив порог, она высветила фонариком маленький круглый столик, заваленный карандашами, бумагой и наполовину пустыми стаканами с замерзшим соком. «Воскресная школа», — поняла Уитни. Какой беспорядок! В большинстве воскресных школ, в которые она ходила, стаканы с соком, оставленные на столе, приравнивались к преступлению.

Уитни вышла из помещения и зашагала по коридору, по дороге распахивая двери. Она обнаружила еще два кабинета в том же виде, что и первый: прерванная работа, недопитый сок. У торцевой стены находилась глубокая кладовка, до отказа забитая церковными принадлежностями: старая кафедра, микрофоны, стопка непригодных к употреблению псалтырей, несколько подносов с чашами для причастия и коробка с какими-то белыми палочками.

«Нет, это не палочки, это свечи», — подумала Уитни.

Она пробралась между сваленными в кучу предметами. Коробка была полна доверху, в ней лежали сотни использованных рождественских свечей. Девушка достала одну, но зацепилась локтем за поднос с чашами, и ей пришла в голову идея. Проблема решена: свечи подарят ей свет и тепло. Правда, во время праздничной службы люди держат их в руках, поэтому здесь не было подсвечников, но для этой цели вполне сгодятся чаши.

— Благодарю тебя, Господи, за то, что церкви такие запасливые, — сказала она, улыбнувшись.

Мирабель рассовала по карманам свечи и чаши и вышла из кладовки, решив вернуться сюда еще раз. Она быстро обследовала остальные помещения, а потом поспешила вниз по лестнице на первый этаж. Прочные двойные двери из дуба вели в алтарь. Освещая себе дорогу тусклым фонариком, она добралась до кафедры священника. Уитни предполагала, что тепло в храме сохранится недолго, но у нее не было другого места для ночлега. Впрочем, церковь в ее представлении с детства связывалась с чем-то безопасным…

Уитни поставила двадцать чаш для причастия в ряд на подиуме, и тихий звон стекла эхом прокатился по залу со сводчатым потолком. Засунув в них свечи, девушка достала зажигалку из рюкзака и поднесла к одной из них, а затем, как делала множество раз во время рождественских служб, зажгла остальные свечи от первой.

Когда веселые огоньки осветили молитвенный зал, Уитни огляделась и увидела прихожан, которые сидели на скамьях, склонив в молитве головы… Все они превратились в ледяные статуи.

Глава 13

Вернувшись в лагерь, Меррилл включил аварийный передатчик. Эмоции немного отпустили его, и он собирался еще побродить по окрестностям: осмотреть древнюю стену, с которой стаял снег, поискать останки реликтовых животных и уникальные растения. Но едва вошел в палатку, почувствовал непреодолимое желание лечь и отдохнуть. Его тут же сморил сон.

Меррилл проспал остаток дня и всю следующую ночь. Столь глубокое забытье было вызвано страшной усталостью — мучительно долго продолжалось землетрясение, а потом хлынули новые впечатления.

Доктору снился старый сон. Он сидит на заднем сиденье родительского «шевроле» горохового цвета, за которым гонится злобный дилофозавр. Машина мчится по проселочной дороге, по обеим сторонам растут высокие деревья. Чудовище не отстает. В радиоприемнике раздается сигнал, а затем сообщение, что их заметили. Новости всегда заканчивались тем, что в них рассказывали про смерть его родителей, убитых динозавром.

Меррилл проснулся совершенно спокойный, сон больше не пугал его, как в детстве. Именно это по иронии судьбы пробудило в нем интерес к динозаврам, и в конце концов он стал палеонтологом. Впрочем, древние ящеры стали ему безразличны, когда в его жизни появилась другая страсть — желание понять природу человека. Он начал изучать мировую историю, получил степень доктора антропологии и археологии, но не отказался полностью от прежней профессии, занявшись раскопками мест, где можно было обнаружить и исчезнувших животных, и культурный слой. Во время своей первой экспедиции он нашел скелет саблезубого тигра, а вокруг лежали останки его несчастных жертв. Гигантский хищник был людоедом.

В конце концов научные интересы привели Меррилла в Антарктиду. Когда он впервые заявил о том, что собирается изучать цивилизацию и вымерших представителей фауны седьмого континента, коллеги принялись над ним потешаться. Критики замолчали только после того, как он обнаружил криолофозавра.

Прошло десять лет, и вот доказательства существования людей и животных на ледяном материке буквально всплыли на поверхность. Меррилл нахмурился, сел на кровати и принялся тереть виски. Он не знал, заинтересуется ли кто-нибудь его открытиями после глобальной катастрофы, которой подвергся мир.

«Не важно, я все равно считаю, что это интересно», — подумал он.

На мгновение его мысли вернулись к Мирабель, и у него сжалось сердце. В памяти всплыло ее милое лицо. Тревога за ее судьбу совершенно измотала его. Но что пользы от этих страданий — пока не прилетит вертолет, чтобы забрать его отсюда, он все равно ничего не сможет предпринять. Значит, нужно взять себя в руки, не отчаиваться, а заняться делом — к примеру, разработать план детального изучения найденной им стены.

Тишину разорвал пронзительный лай Везувия.

Пса не было на его обычном месте. Меррилл рывком поднялся с кровати, на которую накануне рухнул не раздеваясь, и выскочил наружу.

Он вдруг остро ощутил незнакомый сладкий запах. Словно в комнату внесли огромный букет и его аромат заполонил пространство. Доктор, щурясь от яркого света, достал из кармана солнечные очки. Затемненный ландшафт стал значительно четче, и Меррилл ахнул. Голубые, оранжевые, желтые, красные цветы усеивали склоны, выглядывая из зеленой травы. За одну ночь долина превратилась из голой пустоши в мечту ботаника.

Везувий снова залаял, и Меррилл попытался отыскать его по голосу. Ага, ньюфаундленд прячется за ящиком с припасами. Меррилл осторожно, стараясь оставаться незамеченным, заглянул туда. Везувий лежал в ручье, засунув голову под ящик. Вода обтекала мощное тело собаки, унося прочь кружащиеся листья и лепестки.

Сначала Меррилл испугался, что пес каким-то образом застрял, а выбраться самостоятельно не может, и бросился к нему. Но Везувий вытащил голову из-под деревянного днища и опять загавкал. Меррилл мог бы поклясться, что собака улыбается.

Что он затеял?