Подземка

В тот день работа шла ударными темпами. Близился праздник, народ бодро метал пятерки и десятки в коробку для подаяния. Федор Ильич, который накрепко внушил себе, что все это нужно для блага Родины, не без удовольствия перекладывал деньги в карман. Василий, страховавший тестя на случай критических ситуаций, отвлекся, рассматривая журналы в ближайшем киоске.

Внезапно от толпы отделилась пожилая женщина и направилась прямиком к сидящему на стульчике нищему. Внутренняя автоматика сработала: Федор Ильич весь подобрался, нарисовал на лице жалобное выражение и поднял голову. Челюсть медленно поползла вниз: рядом с ним стояла его благоверная. Причем глядела она на него так, словно нашла в кладовке дохлую крысу.

— Так... И чего ты здесь стены протираешь? Да еще в таком виде.

Федор Ильич умудрился незаметно задвинуть ногой коробку для подаяний. Ляпнул первое, что пришло в голову:

— Я, это... Приятеля жду!..

Тамара Михайловна уперла руки в заплывшую талию — это был верный признак надвигающейся бури:

— Какого еще приятеля?! И почему здесь, а не на скамейке?!

Роговский тесть продолжал пороть чушь:

— Скамейка, она вон где, а у него со зрением не очень. Ветеран, как и я. Кстати, это не он по эскалатору спускается?..

— Где?..

Воспользовавшись тем, что жена отвлеклась, Федор Михайлович принялся отчаянно жестикулировать зятю, в попытке привлечь его внимание, но подстраховщик углубился в изучение журнала для мужчин.

Между тем Тамара Михайловна вновь сфокусировала внимание на муже:

— Что ты мне тут голову морочишь?! А это еще чего? — Она ткнула пальцем в табличку.

Федор Ильич почувствовал, как краска заливает его лицо:

— Реклама...

— Какая еще реклама?!

Женщина достала из кармана футляр с очками, с садистской медлительностью водрузила их на нос. Роговский тесть испытал острое желание сорвать табличку и запустить ее прямо в голову Василию, который продолжал с интересом листать журнал.

Глаза супруги сузились от ярости:

— Это я-то пью?! Ах ты, лгун, зараза, самогонщик чертов!..

Федор Ильич замахал руками:

— Тише, тише... Я здесь от милиции... Ты нам все дело испортишь...

Прохожие оборачивались, наблюдая забавную сценку. Некоторые успевали прочесть табличку и посочувствовать несчастному старику. Тамара Михайловна не унималась. Она толкнула мужа так, что тот чуть не свалился с раскладного стульчика:

— Я тебе другое сейчас испорчу!.. Это ж надо! Перед людьми так позорить! Да еще на своей станции! Вот зять тебе даст, когда узнает...

К счастью, «семейная совесть» уже сняла очки и не заметила, как ее благоверный в последний момент успел нагнуться и незаметно схватить коробку с деньгами. В тот же момент туда спланировала монета, брошенная каким-то подростком. Крики, наконец, отвлекли Рогова от занимательного чтива. Он повернулся, поглядел в сторону тестя и невольно схватился за голову. Теща толкала мужа по направлению к эскалатору, тот оборачивался, что-то говорил — похоже, в свое оправдание.

Продолжая толкать супруга, Тамара Михайловна не переставала возмущенно голосить, не обращая внимания на окружающих:

— А я-то думаю: куда это он ходит?! А у него тут, оказывается, секретное задание!..

Она поднесла кукиш к его носу:

— Вот ты у меня есть получишь! На подаяние проживешь!

Наблюдая эту картину, Василий с ужасом понял две вещи: дома будет скандал, и на помощь тестя можно больше не рассчитывать.

Василий оказался прав: тестю сполна досталось от тещи, ему — от жены. Как ни старались они объяснить дочке с мамой, что это нужно для дела, обе были словно глухие. «Опозорили, стыд потеряли!» Как будто их самих заставляли в переходе милостыню просить!..

Вечером мужчины собрались на кухне снимать стресс. На столе — бутылка водки, нехитрая закуска. Василий разлил еще по одной:

— Давай, пап, за тебя — все-таки ты мне здорово помог...

Федор Ильич с тоской взглянул на свое богатство. Груда бумажных и металлических денег, разложенных по кучкам, наводила на философские размышления о смысле каждодневного труда.

— Почти пол пенсии заработал.— Ветеран сокрушенно покачал головой.— И это, Васек, за один-то день!.. А она,— он раздраженно кивнул на дверь,— всю малину обгадила! Позорю я ее, видите ли!.. Понимала бы что... И ведь главное — внедрился успешно!

Рогов вздохнул, поддел вилкой шпротину:

— Да, осерчала мама. И Ленка на ее стороне. Ну, это понятно.

— Может, уговоришь?..— Федор Ильич с надеждой взглянул на зятя.

— Бесполезно...— Василий покачал головой.

Пенсионер совсем расстроился:

— Чего ж теперь делать?.. Сам же сказал — государственная тайна.

— Хороший вопрос. Придется самому. Я-то все-таки на службе.

Федор Ильич скептически посмотрел на зятя и со знанием дела произнес:

— У тебя возраст неподходящий. Много не дадут.

Василий усмехнулся:

— Это не главное.

— Ясно дело.— «Опытный нищий» привычно потянулся к бутылке.— И все ж для достоверности не помешает.

Разлив водку по рюмкам, добавил:

— Давай-ка по последней, и я тебе ценный совет дам...

В течение последующих десяти минут Федор Ильич объяснял зятю нюансы нищенского ремесла. Рогов делал вид, что внимательно слушает, но думал совсем о другом: время стремительно уходило, а серьезных зацепок — никаких. Лажанувшийся Егоров тихо свалит на пенсию, а им в ближайшие полгода премий не видать как своих ушей. Он вновь взглянул на деньги, рассыпанные на столе. «Может, в нищие податься?»

Далеко не каждый может стать «нищим». В отличие от тестя, почувствовавшего вкус к этой работе, Рогов буквально задыхался, исполняя роль попрошайки в вестибюле метро. Подвижный как ртуть, он с огромным трудом заставлял себя высиживать на стульчике по несколько часов кряду. В тепле, под монотонные шаги пассажиров, приходилось постоянно бороться со сном. Получалось, что в засаде сидеть куда легче. Какая там работа по созданию образа, жалостливое лицо и прочие профессиональные хитрости!.. Презрев советы тестя, Рогов сидел в своей повседневной одежде и глотал газету за газетой, благо ларек находился под боком. В коробке для подаяний сиротливо лежали несколько мелких монеток. Рядом устроилась Вера Александровна. Опытная пенсионерка подходила к делу основательно. Словно артистка МХАТа, она продумала каждую деталь своего образа: протянутая рука, ладонь лодочкой, на груди — иконка, в глазах — застывшая мольба...

Так они и сидели, напоминая бывалого рыбака, таскающего одну рыбешку за другой, и новичка, довольствовавшегося скудным уловом.

По сути, Вера Александровна являлась для Рогова единственным источником информации. Оказалось, что нищая братия — народ крайне неразговорчивый и осторожный, а эта старушка, хоть и знала немного, но охотно делилась с соседом.

Заметив, как от толпы отделилась женщина лет шестидесяти, Вера Александровна с ходу определила свою клиентку и приготовилась принимать подаяние, но та даже не посмотрела в ее сторону. Пассажирка подошла к мужчине.

— Рогов, Василий?

Оперативник оторвался от газеты, пару секунд напряженно смотрел на женщину, словно вытаскивал из памяти потускневший образ. Потом резко вскочил:

— Елена Борисовна! Я... Тут... Рад вас видеть... Сколько лет-то прошло...

Взглянув на коробку, где среди нескольких монет сиротливо притулилась мятая десятка, она укоризненно покачала головой.

— Так я и думала.

Глядя на свою классную руководительницу, которую он любил больше других учителей, Рогов пожалел, что не нацепил накладную бороду. Теперь приходилось сгорать от стыда...

— Я вам после объясню! — бойко пообещал он.

— Чего уж тут объяснять...— Елена Борисовна горько скривила губы.— В школе нужно было учиться...

Она достала из потертого кошелька монетку, бросила в коробку и молча растворилась в людском потоке. Рогов разозлился. Ему захотелось размахнуться и поддеть эту злосчастную коробку ногой. Снова вспомнился начальник штаба, по милости которого он здесь торчит и уже заработал столько неприятностей. «Да пошел он... На свою пенсию!»