Обманутое время

Мебель обтекаемая и в основном встроенная. Либби провела рукой по яркой столешнице. Похоже на гладкий формованный пластик.

Спальный отсек Кэла она нашла случайно. Ей не хотелось говорить ему, что она осматривала его отсек. Разницы между его отсеком и другими она почти не заметила, разве что у Кэла царил уютный беспорядок. В углу валялся спортивный костюм, похожий на тот, что был надет на нем, когда она его обнаружила. Постель не застелена. На стене непривычная трехмерная фотография — Кэл с группой людей.

Жилище за их спинами было многоуровневое и почти целиком стеклянное. Либби разглядывала белые террасы, выдающиеся вперед под разными углами, и высокие, тенистые деревья на зеленой лужайке.

Так вот какой его дом! Значит, вот где он живет… А вот и его семья… Высокая красавица выглядит такой молодой, что вряд ли годится ему в матери. Может, сестра? Либби вспомнила, как Кэл говорил, что у него только брат.

Все люди на снимке широко улыбались. Кэл стоял, положив руку на плечо другому молодому человеку. Ростом, лицом и фигурой они были похожи, что позволяло предположить, что это и есть брат Кэла. Правда, глаза у брата зеленые, и даже на фотографии заметно, какие они у него проницательные. Крепкий орешек, решила Либби и переключила внимание на третьего, более пожилого мужчину на снимке.

Он выглядел немного отстраненным. Его лицо не было таким же откровенно красивым, как у жены и сыновей, зато оно дышало добротой.

У времени в плену, подумала Либби. Вот что сделал фотограф. Поймал людей в ловушку времени. В такую же, в какую Кэл попал сейчас. Она подняла руку и тут же отдернула, прежде чем успела погладить его трехмерный образ.

Важно не забывать: Кэл находится здесь только до тех пор, пока не придумает, как вырваться отсюда. У него другая жизнь в другом мире. Ее отношение к нему и чувства, которые она испытывает, не имеют значения. Либби прижала ко лбу запотевшую бутылку. Точно так же не имеет значения то, что она стоит в звездолете, который путешествует в космическом пространстве.

Она почувствовала усталость и присела на кровать. Какое-то сумасшествие. А еще ее угораздило влюбиться в мужчину, который скоро окажется там, где она его никогда не найдет. Вздохнув, она растянулась на скользкой прохладной простыне. Может, она все-таки спит и видит сон?

Кэл нашел ее больше чем через час; Либби спала на его койке, свернувшись калачиком. Спала сладко, как в первый раз, когда он ее увидел. Видеть ее здесь было как-то странно.

Он снова подумал, что она очень красива, но что его тянет к ней не только поэтому. В ней чувствуется неподдельная свежесть, сочетание отваги и застенчивости. В ней есть сила и страсть. И невинность — невероятно соблазнительная невинность. Как хочется подойти к ней, подхватить на руки, обнять так мягко и нежно, как только он умеет.

Но она не для него. Вот бы все было как в сказке! Тогда Либби проспала бы сто лет… нет, больше двухсот лет… А он разбудил бы ее поцелуем и потом женился на ней.

Но он не принц. Он обычный человек, который оказался в необычных обстоятельствах.

Стараясь ступать неслышно, Кэл подошел к койке, чтобы накрыть Либби одеялом. Она пошевелилась, что-то сказала во сне. Не в силах устоять, он нагнулся и погладил ее по щеке. Она тут же открыла глаза.

— Кэл, я видела очень странный сон! — Либби рывком села и огляделась. — Нет… не сон.

— Да. — Он сел рядом. Что бы он себе ни внушал, невозможно отказаться от удовольствия побыть с ней в одной постели, хотя бы чисто символически. — Как ты себя чувствуешь?

— Еще не до конца пришла в себя. — Либби пригладила волосы, отбросила челку со лба. — Извини, сама не понимаю, как заснула. Наверное, устала, слишком много новой информации.

— Трудно воспринять все разом… Либби! — Что?

— Мне очень жаль. Я должен… — Кэл прильнул губами к ее губам.

Она была теплая и мягкая после сна. Он понял: если сейчас не обнимет ее, то умрет. Она инстинктивно вскинула руку ему на плечо. Потом рука обмякла.

— Я солгал, — прошептал он. — И мне совсем не жаль. — Он заставил себя подняться и отойти от койки. Либби тоже встала, нервно затеребила подол свитера.

— Это твоя семья? — спросила она.

— Да. — Кэл не смотрел на снимок; вот бы жизнь была такой простой, как тогда! — Мой брат Джейкоб, мама и папа.

Либби безошибочно различила в его голосе любовь и неясную тоску.

— Вот это Джейкоб? — Она показала на брата. — А… они такие молодые… Трудно поверить, что это твои родители.

— Выглядеть молодым нетрудно. — Кэл пожал плечами. — То есть в нашем времени нетрудно.

— А это твой дом?

— Там я вырос. В пригороде… Километрах в двадцати от центра Филадельфии.

— Ты вернешься к ним. — О своих желаниях Либби предпочла умолчать. Любовь, даже нечаянно нагрянувшая, всегда самоотверженна. — Представь, сколько всего ты им расскажешь!

— Если запомню.

— Но ты не сможешь забыть! — Ей вдруг стало тяжело. Она не вынесет, если он ее забудет, если даже воспоминания о ней перестанут существовать. — Я все для тебя запишу.

Кэл круто развернулся к ней.

— Буду очень тебе благодарен. Можно мне вернуться с тобой?

В душе забрезжила искра надежды.

— Вернуться?

— Ну да, в твою хижину. Ремонт начну завтра. Я надеялся, что ты позволишь мне еще побыть у тебя, пока все не будет готово.

— Конечно! — Глупо и эгоистично надеяться, что Кэл пробудет у нее дольше, чем то необходимо. Когда они выходили из его спального отсека, Либби изо всех сил старалась улыбаться. — Мне нужно задать тебе кучу вопросов, — сказала она. — Только не знаю, с чего начать.

И все же на обратном пути она ни о чем его не спрашивала. Он сидел какой-то рассеянный, задумчивый, а сама Либби разрывалась от ярких впечатлений и противоречивых желаний. Лучше всего, решила она, если они на несколько часов притворятся, что все так и должно быть. И вдруг ее осенило.

— Хочешь пообедать в городе?

— Что?

— Хорнблауэр, не отвлекайся. Хочешь поехать в город? Ты ведь ничего у нас не видел, кроме крошечного участка вокруг хижины. Если бы я вдруг очутилась, скажем, в восемнадцатом веке, мне бы хотелось все там исследовать, посмотреть на людей. Поездка отнимет часа два, не больше. Ну, что скажешь?

Угрюмость исчезла из его взгляда, он улыбнулся.

— А за руль пустишь?

— Ни за что на свете! — Либби тряхнула головой. — Только заедем в хижину за моим кошельком.

Больше получаса ушло на то, чтобы добраться до шоссе через узкий перевал, где «лендровер», пыхтя, трясся по раскисшей грунтовой дороге. Когда они вывернули на шоссе, Кэл увидел множество древних машин, которые так восхитили его по телевизору. Они с шумом проносились мимо. Он покачал головой, когда Либби принялась агрессивно маневрировать в потоке.

— Я мог бы научить тебя летать на реактивной тачке за час!

Либби улыбалась. Ветер приятно обдувал лицо. У них есть целый сегодняшний день… а может, и еще один или два. И она не хочет терять ни минуты!

— Это что, комплимент?

— Да. Вы до сих пор ездите на этом… как его… бензине?

— Совершенно верно.

— Восхитительно!

— Мне нравится, когда у тебя делается такое надменное лицо! Ну просто сверхчеловек… только машину завести не сумел!

— Я бы обязательно сообразил, как ее завести. — Кэл взъерошил ее густую челку. — Будь я дома, я бы слетал с тобой в Париж на обед. Ты когда-нибудь бывала в Париже?

— Нет. — Либби старалась не слишком задумываться о том, насколько такой полет был бы романтичен. — Придется ограничиться пиццей в Орегоне.

— По-моему, просто здорово. Знаешь, самое странное — это ваше небо. Оно пустое… — Мимо с грохотом, кашляя, пронеслась машина; в салоне гремело радио.

— Что это было?

— Автомобиль.

— Возможно. Но я имел в виду другое. Что за шум?

— Музыка. Тяжелый рок. — Либби покрутила ручку настройки. — Вот тоже рок, хотя и не тяжелый.

— Потрясно! — Под оглушительные звуки музыки Кэл рассматривал здания, мимо которых они проезжали. Аккуратные одноэтажные особнячки на одну семью, массивные многоэтажные жилые комплексы и громадный одноуровневый торговый центр. Чем ближе они подъезжали к городку, тем больше становилось машин на шоссе. На фоне неба высокие треугольники офисных зданий и жилых комплексов выглядели громадными и, на его вкус, неуклюжими, но странно притягательными. Здесь люди, здесь продолжается жизнь.