Мятеж

— Ваше высочество. — Марри подождал, пока не получил разрешение говорить. — Совет, который я должен дать, — осторожность. Мы плохо экипированы, и противник обладает превосходящими силами. Если мы удалимся в Хайлэндс и переждем там зиму, планируя новую кампанию весной, то можем вернуть людей, которые нас покинули, и получить свежие припасы из Франции.

— Это совет отчаяния, — возразил Чарлз. — Я не вижу ничего, кроме гибели и разрушения для нас, если мы отступим.

— Удалимся, — поправил Марри, к которому присоединились другие советники. — Наше восстание молодо, но оно не должно быть импульсивным.

Чарлз слушал, закрыв глаза, покуда люди вставали один за другим, выражая согласие с Марри. Осмотрительность, терпение, осторожность. Только О’Салливан требовал наступления, используя лесть и опрометчивые обещания, чтобы склонить принца на свою сторону.

Наконец Чарлз вскочил с кресла, разбросав лежащие перед ним карты и документы.

— Что скажете вы? — обратился он к Бригему.

Бригем знал, что с военной точки зрения совет Марри правилен. Но он помнил, о чем рассуждал, когда сидел с Уайтсмутом у костра. Если они отступят сейчас, дух мятежа будет утерян. Возможно, единственный раз он разделял мысли с О’Салливаном.

— При всем уважении, ваше высочество, если бы выбор принадлежал мне, я бы на рассвете двинулся на Лондон, воспользовавшись удобной ситуацией.

— Сердце зовет сражаться, ваше высочество, — вмешался один из советников, в этом отношении отражая мысли Бригема. — Но на войне нужно руководствоваться не только сердцем, но и головой. Если мы двинемся на Лондон сейчас, наши потери могут быть неисчислимыми.

— Но наш триумф — великим, — страстно прервал его Чарлз. — Разве мы женщины, которые прикрывают голову при первых признаках снега и думают только о том, чтобы погреть у огня замерзшие ноги? — Он повернулся к Марри, сверкая глазами. — Вы все время твердите одно и то же. Интересно, не намерены ли вы предать меня?

— Моя единственная цель — видеть успех ваш и вашего дела, — спокойно ответил Марри. — Вы принц, сир. Я только солдат и должен говорить, как тот, кто до тонкостей знает свои войска и военное дело.

Спор продолжался, но задолго до его окончания Бригем понял, каким будет вердикт. Принц, всегда нерешительный, сталкиваясь с расколом среди своих советников, был вынужден прислушаться к мнению Марри насчет осторожности. 6 декабря было принято решение отступать.

Путь назад в Шотландию был долгим, и люди впадали в уныние. Этого и боялся Бригем. Когда быстрое агрессивное продвижение, придававшее кланам такую силу с прошлого лета, было остановлено, мятеж лишился духа. Разговоры о новом вторжении в будущем году еще звучали, но в глубине души все понимали, что им больше никогда не удастся маршировать на юг.

Они пересекли шотландскую границу и взяли Глазго, хотя город занимал открыто враждебную позицию. Разочарованные бойцы могли бы воспользоваться Рождеством для грабежа и мародерства, если бы хладнокровие и решимость Кэмерона из Лохиэла не остановили их.

Стерлинг тоже сдался, так как из Франции прибыло подкрепление — люди, припасы и оружие. Казалось, было выбрано верное решение, но, если Чарлз теперь считал, что лорд Джордж был прав, он никогда не говорил об этом.

Численность армии принца снова увеличивалась, поскольку к ним присоединились многие кланы, предлагая верность, шпагу и людей. Однако Мак-Кензи, Мак-Лауды, Мак-Кеи и Манроу оставались под знаменами электора.

К югу от Стерлинга, в пурпурных зимних сумерках, произошла новая битва. Шотландец сражался с шотландцем, а англичанин с англичанином. Мятежники вновь ощутили вкус победы, но вместе с ним и горе, так как от вражеского клинка пал Иэн Мак-Грегор.

Он прожил до утра. Солдаты знают, когда раны смертельны. Бригем понимал это, сидя возле старика, покуда ночной ветер колыхал стенки палатки.

Бригем думал о Сирине и о том, как она смеялась, когда отец поднял ее в ночном халате на воздух, крутя в разные стороны. Он думал о том, как скакал рядом с Иэном при зимнем ветре и распивал с ним у костра бутылку портвейна. Казалось, приближающаяся смерть лишила Иэна и стати, и силы — теперь он казался маленьким худым стариком. Только рыжие волосы сверкали при свете лампы.

— Фиона, твоя мама… — начал Иэн, взяв за руку Колла.

— Я позабочусь о ней. — Эти двое слишком любили друг друга, чтобы притворяться, будто для старшего из них наступит завтра.

— Да… — Дыхание Иэна было шипящим, как звук пшеницы, колеблемой ветром. — Сын… я только жалею, что не увижу внука.

— Он будет носить твое имя, — пообещал Колл. — И будет знать, каким человеком был его дед.

На серых, обескровленных губах Иэна мелькнула слабая улыбка.

— Бригем…

— Я здесь, сэр.

Зрение старика было уже затуманено, и Иэн сосредоточился на голосе.

— Не приручай мою дикую кошку. Она умрет от этого. Ты и Колл должны заботиться о малютке Гвен и Мэлколме. Об их безопасности.

— Даю вам слово.

— Моя шпага… — Иэн дышал с трудом. — Передайте ее Мэлколму. У тебя, Колл, есть своя.

— Он получит ее, папа. — Колл склонился к руке Иэна.

— Мы сражались за правое дело. Это было не напрасно. — Он открыл глаза в последний раз. — Наш род — королевский, парень. Мы Мак-Грегоры, несмотря ни на что.

Несколько человек должны были доставить тело в Гленроу, но Колл отказался ехать с ними.

— Отец бы хотел, чтобы я оставался с принцем, — сказал он Бригему, когда они вышли под мокрый снег. — Жаль, что он умер, когда мы повернулись спиной к Лондону.

— Это еще не конец.

В глазах Колла блестели слезы и гнев.

— Да, клянусь Богом, это не конец.

Кланы быстро теряли воодушевление, когда становилось ясным, что вторжение в Англию захлебнулось. Участились случаи дезертирства, поэтому было решено консолидировать силы на севере Шотландии. Но вожди продолжали спорить, даже когда мятежники перешли вброд ледяные воды Форта и двинулись на север к Грейт-Глену. На семь зимних недель Чарлз устроил базу в Инвернессе. Бездействие вновь начало собирать свою дань, уменьшая количество еще недавно пополнявшихся войск. Во время этих недель часто вспыхивали краткие, но жестокие битвы. Якобиты вновь победили, взяв Форт-Огастес — ненавистную английскую крепость в сердце Хайлэндса, — но люди тосковали по решительной победе и дому. Тем временем Камберленд собирал силы. Казалось, зима никогда не кончится.

Шел снег, когда Сирина стояла у могилы отца. Он вернулся к ним почти месяц назад, и весь Гленроу оплакивал его. Сама Сирина горько рыдала, вспоминая громовой голос Иэна, силу его рук и смех в его глазах.

Она предпочла бы ярость слезам, но гнев покинул ее. Осталось только глубокое, всепоглощающее горе, которое терзало ее сердце даже теперь, когда ребенок шевелился в ее чреве.

Беспомощность делает ее тело и сердце слабыми, думала Сирина. Никакая работа, ярость или любовь не вернут отца и не изгонят выражение боли из глаз матери. Мужчины сражаются, а женщины горюют.

Сирина закрыла глаза, позволив холодным снежинкам жалить ее щеки. Она уже потеряла одного человека, которого любила. Как ей жить дальше, если она потеряет другого?

Проклятый мятеж, думала она, смахивая со щек слезы и снег. Но мятеж был справедливым. Если люди верят во что-то, они добровольно идут сражаться и умирать. Так говорил ее отец. Как она могла это оспаривать?

— Мне так тебя не хватает, — шептала Сирина. — И я боюсь. Понимаешь, я жду ребенка — твоего внука. — Она погладила свой округлившийся живот. — Я ничего не могла сделать, чтобы спасти тебя, так же как не могу сделать ничего, чтобы защитить Бригема и Колла. О, папа, я жду ребенка, но какая-то часть меня желает, чтобы я была мужчиной, могла бы взять шпагу и отомстить за тебя. — Сирина порылась в карманах, и ее пальцы нащупали носовой платок, который дал ей Бригем много месяцев тому назад. Она прижала его к щеке, используя как талисман, помогающий явственно представить себе мужа. — Он в безопасности? Ведь он даже не знает, что у нас будет ребенок. Я бы хотела поехать к нему… — Сирина снова почувствовала, как шевелится ребенок. — Но я не могу. Я не могу защитить его, но могу защищать и сражаться за свое дитя.