Глубоко под кожей

— Доран, я отработала в эту неделю шестьдесят часов и очень устала. Я не хочу идти в ресторан, где все посетители будут на меня пялиться.

— А разве я предлагал вам пойти в ресторан? Садитесь в машину, ангел мой. Не надо показывать своего недовольства моему сотруднику.

— Но я не хочу есть.

— Зато я хочу. — Он легонько подтолкнул ее и закрыл дверь автомобиля.

— Неужели никто никогда не говорил вам, что вы совершенно не умеете себя вести и вообще ужасный грубиян?

— Мне постоянно твердят об этом.

Он завел мотор и поехал по дорожке. Шантел взялась за ремень.

— Если вы разобьете эту тачку вместе со мной, продюсеры отрежут вам голову. — Сказав это, она подумала, что именно этого он и заслуживает.

— Нервничаете?

— Нет, Доран, я не нервничаю, вы меня просто раздражаете.

— Ну что ж, надо быть специалистом хоть в чем-то. — Он включил радио, и машину заполнил громкий пульсирующий рок.

Шантел закрыла глаза и сделала вид, что не обращает на Квина никакого внимания.

Когда машина остановилась, она даже не шевельнулась, решив демонстрировать ему полное безразличие. За окнами слышался рев машин, выезжавших за город на выходные. Она не имела ни малейшего понятия, где они, и сказала себе, что это ее не интересует. Квин открыл и закрыл свою дверь, но она не двинулась с места. Только открыла глаза.

Она увидела, что он идет к маленькому ресторанчику быстрого питания, и еле сдержала усмешку. Ей это совсем не понравилось. Дома ее ждал бокал вина и хрустящий салат с травами, фирменное блюдо ее повара. Бог знает, что там Квин несет в этом белом пакете! «Я просто не буду ничего есть», — сказала она себе. Пусть он делает с ней что хочет, но есть она не будет.

Закрыв глаза, она попыталась не обращать внимания на запахи, удивительно вкусные запахи, заполнившие машину. Он кинул на нее взгляд, улыбнулся и завел мотор.

И снова она не знала, куда они едут, но вскоре почувствовала, что дорога начала петлять, а гул дорожного движения стал затихать. Она расслабилась во время спокойной поездки при свете заката и чуть было не уснула. Только сейчас она поняла, что ей необходимо было уехать куда-нибудь, забыть о своей работе и о своем доме, а может, и о самой себе. И Шантел была благодарна за это Квину, но дала себе слово, что никогда в этом не признается.

Когда машина снова остановилась, она не двинулась с места. Ее распирало от любопытства, но она не открывала глаза. Ничего не говоря, Квин достал пакет и потряс его, чтобы запахи снова просочились наружу. Потом он вышел и закрыл за собой дверь.

В желудке у Шантел заурчало, напомнив о том, что ничего кроме тарелки фруктов и сыра, которые она съела на ланч, в нем не было. Он мог бы заставить ее съесть что-нибудь точно так же, как заставлял ее делать то, что она не хотела. Но нет, подумала она, снова заводясь, он просто вышел из машины, чтобы быстренько уничтожить то, что лежит в его пакете, и оставить ее голодной.

Открыв глаза, Шантел вышла из машины, с силой захлопнув дверь, и услышала, как этот звук отозвался долгим эхом. Она в изумлении огляделась.

Они забрались так высоко в горы, как она еще ни разу ни забиралась. Внизу на много миль протянулся Лос-Анджелес, сверкавший огнями. Солнце садилось, и Шантел увидела, что небесный купол окрашен в разные цвета. Темно-синий уступал место голубому, а тот розовато-лиловому и розовому, и все это отливало золотом. Над головой зажглась первая звезда, которая терпеливо ждала, когда к ней присоединятся другие. В кустах свистел ветер, но город, который она так хорошо знала, казалось, наслаждался покоем.

— Впечатляет, не правда ли?

Она обернулась и увидела, что Квин стоит, опершись на гигантскую букву «Г». Да это же надпись «Голливуд», поняла она и чуть было не рассмеялась. Шантел так часто видела ее, что даже перестала замечать. Из города надпись выглядела белой, прочной и, наверное, бессмертной. Но вблизи, подобно городу, который она символизировала, казалась почти иллюзорной. Буквы были большими и прочными, но какими-то грязноватыми и неустойчивыми. У основания они кое-где были покрыты граффити.

— Не мешало бы их подкрасить, — прошептала она.

— Нет, так будет честнее. — Квин отшвырнул ногой банку из-под пива. — Подростки приходят сюда, чтобы напиться, и с успехом справляются с этим делом.

Шантел наклонила голову:

— А вы?

— Ну, мне просто нравится открывающийся отсюда вид. — Он без усилия забрался на камни и уселся у основания буквы «Л». — И еще тишина. Если повезет, то здесь не услышишь ничего, кроме редких криков койота.

— Койота?

Не потрудившись даже скрыть свою усмешку, он порылся в пакете с едой.

— Хотите гамбургер?

— Гамбургер? Вы притащили меня сюда, чтобы угостить гамбургером?

— У меня еще есть пиво.

— Замечательно.

— Пиво уже нагрелось. Лучше выпейте его.

— Я ничего не хочу.

— Не хотите и не надо. — Он развернул гамбургер и с жадностью вонзил в него зубы. — У меня есть еще картофель фри, — сказал он с набитым ртом. — Для вас немного жирновато, наверное, но, надеюсь, он еще не остыл.

— Не знаю, как мне от вас отвязаться. — Она отвернулась от Квина и стала снова смотреть на город. Но, как назло, ветерок донес до нее ароматы еды. Рот Шантел наполнился слюной. Она тихонько выругалась и послала Квина Дорана к черту.

— Я понимаю, что такие женщины, как вы, питаются только икрой и шампанским, а от остального воротят нос.

Стремительно повернувшись, Шантел встала спиной к городу и закату. Квин почувствовал, что, видимо, допустил промашку. Она никогда еще не была такой красивой.

— Вы ничего обо мне не знаете, совсем ничего.

В ее голосе он ощутил горечь, и глаза его сузились.

— Первые двадцать лет своей жизни я переезжала из одного города в другой и ела грязными ложками из пластмассовых тарелок в мотелях. Когда нам везло и мы получали много денег за представление, нам удавалось пообедать в отеле. Если же удача от нас отворачивалась, мы питались крутыми яйцами и кофе. Так что не надо бросать в меня камни, Доран. Вы не знаете, что я и кто я. Вы знаете только ту женщину, которую я из себя сделала.

Он медленно поставил бутылку с пивом на камень позади себя.

— Ну-ну — тихо произнес он. — Вы же не сообщаете об этом в своей официальной биографии, так откуда я мог это узнать?

Шантел в изумлении смотрела на него. Что было в этом человеке такого, что она теряла в его присутствии контроль над собой? С чего это вдруг она вздумала исповедоваться перед ним?

— Я хочу домой.

— Нет, не хотите. — Голос Квина прозвучал не отрывисто-грубовато, как всегда, а очень мягко. Именно эта мягкость и разрушала всю ее оборону. — Здесь никого нет. Кроме нас с вами, Шантел. Давайте немного посидим и посмотрим на мир перед нами.

Не успев обдумать это предложение, Шантел шагнула навстречу Квину. Он встал и протянул ей руку, чтобы помочь подняться, и она безо всяких колебаний протянула ему свою. Сомнение возникло, когда их ладони соприкоснулись. Она вспомнила, что ощутила, впервые пожав эту сильную руку, подняла на Квина глаза и встретилась с ним взглядом. На мгновение они застыли на месте под быстро темнеющим небом. Потом он потянул ее наверх.

— Я хочу попросить у вас прощения. — Эти слова его самого удивили не меньше, чем ее.

— За что? — Она хотела было сделать шаг в сторону, но он поднял свою руку и откинул с ее лица волосы.

— За то, что произошло раньше. Не знаю почему, но в вашем присутствии я начинаю вытворять неизвестно что.

Она не сводила с него глаз.

— Тогда мы в расчете.

Ветер откинул с лица Квина волосы. Он знал, что в любой ситуации наступает момент, когда люди становятся честными друг с другом. Возможно, такое время наступило и для них.

— Шантел, я хочу вас. Я пытаюсь сдерживать себя, но у меня ничего не получается.

Ее хотело много мужчин, и многие объясняли ей это гораздо любезнее, чем он. Но от слов Квина у нее перехватило дыхание.