Глубоко под кожей

— Так, на сегодня все. Не слишком веселитесь в выходные. Мы хотим видеть вас живыми и здоровыми в понедельник.

Шантел в ночной рубашке сидела на краю кровати и о чем-то задумчиво беседовала с Доном. Квин ощутил приступ ревности. Откуда взялась эта ревность и почему, он не понимал. Квин всегда был человеком, который сам любил пожить и давал жить другим. Если женщина, с которой у него был роман, обращала свое внимание на другого мужчину, он считал, что это ее право. Никаких длительных связей, никакой боли, никаких проблем. Ему удавалось так жить многие годы. Никогда раньше он не испытывал такого резкого удара в живот при виде женщины, беседующей с другим мужчиной. Но сейчас он ощутил этот удар, и это ему совсем не понравилось. Не понравилась ему и собственная реакция. Не в силах сдерживать себя, он подошел к Шантел и рывком поднял ее на ноги.

— Время для игр закончилось, — сказал он и потащил ее за собой.

— Отпустите мою руку, — с ненавистью проговорила она, когда они подошли к трейлеру.

Ларри бросился было к ней с платьем, но, увидев выражение лица Квина, отпрянул.

— Заткнитесь.

— Доран, я вас поняла, но если вы меня не отпустите, то я закачу такой скандал, который не приснится даже сумасшедшему. И вы будете много недель читать о нем в газетах.

— Закатывайте.

Она стиснула зубы.

— Ну, в чем у вас проблемы?

— В вас, леди. Для женщины, которая должна следить за каждым своим шагом, вы были ужасно разговорчивы с этим мальчиком.

— Это Дона вы называете мальчиком? Ради бога, он мой партнер и далеко уже не мальчик. Он на два года старше меня.

— От вашего вида у него задымились контактные линзы.

— Неужели вам не надоело повторять одно и то же? — Она вырвала руку и сама распахнула дверь трейлера. — Если вы честно выполняет свою работу, то у вас должно быть досье Дона Стерлинга и вы должны знать, что он только что обручился с женщиной, за которой ухаживал два года.

— И эта женщина находится в Нью-Йорке, очень далеко отсюда.

— Я это знаю. — Когда она убрала с лица волосы, шелк ее рубашки мягко зашуршал. — Он мне сказал, что хочет успеть на ночной рейс, чтобы провести с ней выходные. Он влюблен в нее, Доран, хотя, как мне кажется, вы не понимаете значения этого слова.

— Мужчина может любить другую женщину и в то же самое время желать вас.

Она захлопнула дверь трейлера и оперлась на нее.

— Да что вы знаете о любви? Что вы знаете о моем искреннем чувстве?

— Хотите узнать это? — Он уперся ладонями в дверь по обе стороны от ее головы. Ее глаза расширились от ужаса, но она не пошевелилась. — Хотите узнать, какие чувства вы возбуждаете в мужчинах? Настоящие чувства, мой ангел, а не те, о которых написано в сценарии. Вы уверены, что вам этого хочется?

Ее сердце билось где-то в горле. Ей безумно хотелось, чтобы он прижал ее к себе, затащил в постель, выпил до дна и измотал. Но это же безумие! Она не видела ничего, кроме бешеной ярости в его глазах. Если он ощущал по отношению к ней одну лишь ярость, то это не так плохо. Ей захотелось успокоить его.

— Отпустите меня, — прошептала она.

— Это хорошо, что вы меня испугались.

— Я вас не испугалась.

Он наклонился поближе:

— Но вы вся дрожите.

— Я дрожу от ярости. — Она прижала к двери влажные ладони.

— Может, и от этого. А может, оттого, что вы не совсем уверены, что произойдет дальше. Об этом ведь нигде не написано, да. Шантел? И вам теперь совсем нелегко включаться и выключаться.

— Пустите меня.

— Потерпите немного. Я хочу узнать, что вы чувствуете сейчас. — Его тело крепко прижалось к ее телу. — Я хочу узнать, чувствуете ли вы вообще что-нибудь?

Шантел поняла, что вот-вот потеряет голову; колени у нее подгибались. Если он сейчас дотронется до нее, обнимет и поцелует, она забудет обо всем на свете. Но разве могла Шантел сказать ему, что ощущает, поскольку то, что она ощущала, было против всех ее принципов? Ей хотелось, чтобы он обнимал ее, защищал, берег и любил. Но если она ему скажет об этом, он только усмехнется и просто возьмет все, что ему нужно. Ее уже один раз бросили, и она никогда, никогда не позволит, чтобы это повторилось.

Шантел вздернула подбородок и подождала, когда его губы окажутся в нескольких сантиметрах от ее губ.

— Вы ничем не лучше того человека, от которого должны меня защищать.

Он отступил назад, словно получил пощечину. На его лице она прочитала изумление, и ей захотелось прикоснуться к нему. Но вместо этого она прижалась к двери и стала ждать, что он будет делать.

— Оденьтесь, — сказал он и отвернулся.

Когда она ушла, он достал из холодильника пиво. Она была права. Квин открыл бутылку и сделал два больших глотка. Он хотел напугать ее, ослабить и овладеть ею. На его условиях. Если бы он мог убедить себя, что то, что произошло между ними, было результатом холодного расчета, он поверил бы, что она для него ничего не значит.

Он хотел сделать ей больно. Она лишила его душевного покоя, и он хотел нанести ответный удар. С помощью секса он хотел утвердить свое превосходство и отомстить ей за его бессонные ночи. Чувство недовольства собой было столь же непривычным и невыносимым, как и приступ ревности, который он ощутил ранее.

Он приказывал себе сделать шаг назад, а вместо этого прыгнул вперед и шлепнулся в грязь. В своей жизни он совершал поступки и видел вещи, от которых другие потеряли бы дар речи или упали бы в обморок. Но сейчас, впервые в жизни, ему стало стыдно.

Услышав, что она возвращается, он бросил бутылку в мусорное ведро. На ней были розовые полотняные брюки и жакет в цветочек. Она была холодной и сдержанной и ничем не напоминала ту тревожную, мятущуюся девушку, которую играла сегодня.

Не говоря ни слова, она прошла мимо него и положила руку на ручку двери. Но прежде чем она отрыла дверь, Квин выругал себя.

— Вы должны еще просмотреть несколько кадров, мягко сказал он. — Я не буду заглядывать в студию.

Мгновение она молчала. Потом, когда ее гнев рассеялся, вздохнула. Она ужасно устала, ее вымотали бесконечные дубли.

— Я уже просмотрела те, что снимались под дождем. Она повернула ручку двери, но его рука только крепче сжала ее.

— Шантел… — Ему хотелось извиниться. Он никогда ни перед кем не извинялся, но ему было ужасно неудобно перед ней. Он очень хотел загладить свою вину, но слова не шли. — Ничего. Пойдемте.

Они ехали домой в молчании, и его грызла совесть. Ничего, пройдет, уверял он себя. Это всего лишь одно из тех необычных ощущений, которые она в нем вызывала. Шантел выглядела измученной, хотя он помнил, что она была совсем другой. Да, она выглядела замечательно до того, как он…

«Какого черта я забиваю себе голову подобными мыслями», — выругался он про себя. Он должен делать свою работу, и если он перешел границу, то больше никогда не повторит этой ошибки. И забудем об этом. Он проводит ее в дом, убедится, что все двери заперты, а сигнализация включена. Потом можно будет и отдохнуть. Надо прочитать отчет своего подчиненного, которого он отправил разыскивать магазин, где была приобретена бумага, хотя прекрасно понимал, что никакого магазина тот не найдет. Надо ждать, когда преследователь совершит какую-нибудь ошибку. До сих пор он действовал очень продуманно, несмотря на всю свою психическую неуравновешенность.

Квин откинулся в кресле, когда лимузин проезжал в ворота, и пожалел, что не может сказать этого о себе.

Он предпочитал действовать под влиянием момента. Выйдя из машины, он не сомневался, что будет делать дальше. Взяв Шантел за руку, он повел ее вокруг дома.

— Что вы делаете?

— Сегодня пятница, и мне надоело всю неделю торчать в доме. Мы поедем в город и где-нибудь поужинаем. Он остановился у своей машины и кивнул агенту, охранявшему сад.

— А вам не приходило в голову, что мне не захочется ехать в город?

— Вы поедете туда, куда поеду я. — Он открыл дверь и попытался усадить Шантел в машину.