Глубоко под кожей

— Что, например?

— Когда вы с Картером… работали, Брюстер выкурил полпачки сигарет.

— Он очень нервный человек. Я видела, что вытворяют другие авторы, когда снимается фильм по их сценарию.

— А Лири чуть было не плюхнулся вам на колени, снимая крупный план.

— Это его работа.

— А ваш ассистент чуть было не проглотил язык, когда Картер снял с вас блузку.

— Хватит! — Вскочив, она подошла к окну. Ее скоро позовут, и она не сможет нормально работать, если позволит Квину продолжать в том же духе. — Насколько я понимаю, то, что вы ощущали по отношению ко всем мужчинам на съемочной площадке, относится к разряду эмоций ниже пояса.

— Это наводит меня еще на одну мысль. — Он откинулся на спинку и стал ждать, когда она обернется. — Мэт ни разу не появился на съемках. Разве вы не основной его клиент?

Шантел долго смотрела на него.

— Вы хотите разогнать всех моих друзей, всех до одного!

— Вы правы. — Он проигнорировал короткое горькое ощущение, мелькнувшее в его душе. — Однако сейчас вы должны верить мне и только мне.

— Меня скоро вызовут. Мне надо прилечь. — Не глядя на него, Шантел ушла в заднюю часть трейлера.

У Квина вдруг возникло острое желание швырнуть об стену бутылку. Просто чтобы услышать, как затрясется эта стена. Какое она имеет право вызывать у него чувство вины? Он ведь работает на нее. И она ему за это платит. Ему было бы гораздо легче, если бы она подозревала всех подряд. Быть может, ей придется немного всплакнуть, но от этого никуда не уйдешь. Его это не тревожило. Нисколечко.

Выругавшись, он со стуком поставил бутылку на стол. Уговаривая себя быть помягче, он прошел в ее спальню.

— Послушайте, Шантел…

Она сидела на кровати, глядя на конверт, который держала в руках. Квин ощутил пряный аромат диких роз и только потом увидел их на гримерном столике.

— Я боюсь это открывать, — прошептала она. Когда она подняла на него взгляд, в душе у него все перевернулось. Но не от того, что она была бледна. И не от ужаса, от которого тряслись ее руки. А от того, что в ее глазах застыло глубокое, невыразимое отчаяние. — Я больше не могу читать эти письма.

— А вам и не надо их читать.

С сочувствием, которого, как он думал, в нем уже не осталось, он сел рядом с ней и притянул к себе.

— Для этого существую я. — И он вытащил конверт из ее онемевших пальцев. — Я не хочу, чтобы вы открывали эти письма. Если они придут еще, отдавайте их мне.

— Я не хочу знать, что там написано. — Шантел закрыла глаза и испытала чувство ненависти к себе за эту слабость. — Выбросите их.

— Не беспокойтесь об этом. Он засунул письма в задний карман брюк и поцеловал ее в макушку. У него появилось много вопросов о том, кто сегодня мог зайти в ее гримерку. — Наше соглашение подразумевает, что вы будете мне доверять. Я сам займусь этим.

Головка, лежавшая у него на плече, сразу же дернулась в знак протеста.

— Но вы же не сможете избавить меня от чувства, которое вызывают во мне эти письма. Мне всегда хотелось быть кем-то. Мне всегда хотелось чувствовать свою значимость. Может, потому все это и случилось? — С жалобным всхлипом она отодвинулась от него. Наверное, вы были правы. Может, я сама на это напросилась.

— Не говорите так. — Он крепко сжал ее плечи и увидел, что она сумела удержать слезы, которые готовы были уже пролиться. — Сам не знаю, как это у меня вырвалось. Вы красивы и талантливы и сумели правильно распорядиться своей красотой и талантом. Но эго вовсе не означает, что вы виноваты в болезни этого человека.

— Но ведь он хочет меня, — тихо произнесла она. — И я боюсь его.

— Я не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось.

Она глубоко вздохнула и взяла его за руку.

— Вы готовы поклясться в этом на крови?

Квин улыбнулся и провел кончиком пальца по ее щеке.

— На чьей крови?

Испытывая потребность в контакте, она на мгновение прижалась своей щекой к щеке Квина. Это прикосновение потрясло его до глубины души.

— Спасибо вам, — произнесла Шантел.

— Не стоит благодарности.

— Я знаю, что сильно затрудняю вам вашу работу. — Она снова отстранилась. Как он и надеялся, слезы не пролились. — Но я делаю это не специально.

— Решение проблем — это моя работа. Кроме того, мне нравится ваш стиль.

— Пока мы не поругались, скажу вам, что мне нравится ваш.

— Прямо красный день календаря! — прошептал он и поднес ее руку к губам.

Это была ошибка. И они оба поняли это, как только он до нее дотронулся. Их взгляды встретились поверх рук и задержались друг на друге. Шантел показалось, что она ощутила, как напряжение перескочило с его ладони на ее ладонь, И это было не искушение, не гнев, не мимолетно вспыхнувшая страсть, а желание. Ей хотелось снова ощутить его крепкое объятие. Ей хотелось ощутить его губы на своих губах — теплые, твердые, требовательные. Если они сольются в объятиях, все проблемы исчезнут, подумала Шантел.

Их руки не разъединялись, но она не стала возражать, когда его пальцы с силой сжали ее пальцы. О чем он думает? Ей неожиданно стало очень важно понять и увидеть, что творится в его душе, в его сердце. Неужели он хочет ее, может ли он хотеть ее так же сильно, как хотела его она?

Ни одна женщина на свете не вызывала у него таких сильных ощущений. И дело было не только в физическом влечении. Ни одна женщина не вызывала такого волнения в крови. Одним только взглядом. Он подумал, что мог бы просидеть здесь целую вечность, просто глядя ей в лицо. Неужели ее красота произвела на него такое впечатление? Неужели безупречная внешняя оболочка способна перевернуть у него все внутри?

А может, это что-то другое, то, что светится у нее в глазах? Что-то неуловимое, таинственное мелькало у нее в глазах, если осторожно и быстро в них заглянуть. Ему показалось, что он сумел понять, что это. Но тут мысль о том, как сильно он ее хочет, вытеснила все другие.

Он запустил пальцы свободной руки в ее волосы и словно причесал их. Чистое золото, как у ангелов. Он считал ее ангелом, но она была женщиной из плоти и крови. Не фантазией, а женщиной. Он наклонился к ней и увидел, как, дрожа, опустились ее ресницы…

Идиллию прервал стук в дверь. Шантел подскочила как ошпаренная. Она приложила руки к лицу, а когда Квин захотел до нее дотронуться, покачала головой.

— Не беспокойтесь. Это меня вызывают на съемочную площадку.

— Сядьте, Я скажу им, что вы плохо себя чувствуете.

— Нет. — Шантел опустила руки. — Нет, ничто не должно мешать моей работе. — Пальцы ее левой руки сжались в кулак, и он понял, что она делает все, чтобы быстро войти в норму. — Я этого не допущу. — Повернув голову, она посмотрела на розы на столе. — Ни в коем случае.

Ему захотелось, чтобы она послушалась его; но он не знал, что именно ее самостоятельность больше всего нравилась ему в ней. Она была сильной женщиной, которая могла дать отпор.

— Ну хорошо. Хотите задержаться на несколько минут?

— Да, наверное.

Она подошла к окну и раздвинула шторы, впустив внутрь свет. Ей страшно, слишком страшно было оставаться в темноте. Ночью она всегда оставалась наедине со своими мыслями. И своим воображением. Солнце уже село, напомнила она себе, глубоко вдохнув. Надо закончить работу.

— Для вас не составит труда сказать им, что я приду через минуту?

— Сейчас скажу. — Он заколебался, ему очень хотелось подойти к ней, но он знал, что это будет ошибкой для них обоих. — Я буду рядом, Шантел. Не выходите, пока не будете готовы.

— Со мной все будет в порядке

Она подождала, пока его шаги не затихли, и уперлась лбом в стекло. Как ей хотелось заплакать! Заплакать, закричать, просто дать волю своим чувствам. Может быть, так она избавится от нервного напряжения, сковавшего все ее тело. Но она не могла позволить себе ни слез, ни крика, как не могла допустить, чтобы эти письма довели ее до нервного срыва. Ей предстояло закончить смену — впереди несколько часов изматывающих съемок. Нужно было собрать все силы и выстоять.