Околдованные

Присев в кресло у огня, Алан наконец-то осмотрел комнату. С его точки зрения, домик казался чересчур деревенским и изолированным. Где здесь культура — музеи, библиотеки, театры? Как могла Роуэн похоронить себя посреди леса на все это время?

Он был уверен, что ей лишь нужен хороший толчок, и она тут же соберет вещи и вернется вместе с ним. Ее родители заверили его об этом.

Он улыбнулся ей той плутовской, немного застенчивой улыбкой, которая всегда трогала ее сердце.

— Что же ты делаешь здесь весь день?

— Я же рассказывала тебе в своем письме, Алан. — Роуэн села напротив него. На этот раз она была уверена, что сможет заставить его понять. — Я взяла время, чтобы подумать, поразмыслить над некоторыми вещами. Я читаю, слушаю музыку, подолгу гуляю. Еще много рисую. Вообще-то…

— Роуэн, это все хорошо, но лишь на несколько дней, — прервал он ее. От его терпеливого тона ей хотелось заскрипеть зубами. — Ты вряд ли создана для такого места. Можно было легко прочесть между строк твоего письма, что ты считаешь, в какой-то степени, романтичной жизнь в одиночестве в каком-нибудь маленьком домике где-то в глуши. Но это далеко не Уолденский пруд [12].

Он снова улыбнулся, но на этот раз она не смягчилась.

— Ну, а я не Торо. Определенно. Я счастлива здесь, Алан.

По его мнению, она не выглядела счастливой. Уверенный, что может ей помочь, он взял ее за руку.

— Возможно, это сейчас. На данный момент. Но что произойдет еще через несколько недель, когда ты поймешь, что все это лишь… — он сделал неопределенный жест рукой, пытаясь подобрать слово, — лишь интерлюдия? Ведь к тому времени уже будет поздно возвращать твое место в школе, регистрироваться на те летние курсы, которые ты хотела прослушать для докторской. Арендная плата за квартиру заплачена только на два месяца вперед.

Она держала руки сцепленными на коленях, чтобы вдруг не сжать их в кулаки и не заколотить по подлокотникам кресла.

— Это не интерлюдия. Это моя жизнь.

— Вот именно. — Он просиял так, как будто бы трудный ученик только что успешно объяснил ему сложную тему. — А твоя жизнь в Сан-Франциско. Милая, мы с тобой оба знаем, что тебе нужна более интеллектуальная среда, чем можно найти здесь. Тебе нужны твои занятия, твои ученики. А как на счет твоего ежемесячного книжного клуба? Ты же будешь скучать. А уроки, которые ты хотела брать? И в своем письме ты даже не упомянула о работе, которую пишешь.

— Я не упомянула об этом, потому что ничего не пишу. И не собираюсь писать. — Придя в бешенство от того, что ее пальцы начинают дрожать, Роуэн расцепила руки и вскочила с места. — И я не планировала брать никаких уроков. Это делали за меня другие. Так же, как планировали каждый мой шаг. Я не хочу учиться, не хочу учить. Не желаю никакого интеллектуального стимулирования, которое не выберу сама. Именно это я говорила раньше и тебе, и своим родителям. Но вы просто отказываетесь слушать.

Он заморгал, более чем пораженный ее внезапным взрывом.

— Потому что мы заботимся о тебе, Роуэн. Очень заботимся. — Он тоже поднялся, его голос стал мягче. Роуэн очень редко выходила из себя, но когда это все-таки происходило, она возводила стену, которую не могла сокрушить никакая логика. Нужно было лишь переждать.

— Знаю, что заботитесь. — Она устало потерла пальцами глаза. — Поэтому и хочу, чтобы вы услышали, хочу, чтобы поняли, а если понимание для вас недоступно, то просто приняли. Я делаю то, что мне нужно. И, Алан… — Она опустила руки и посмотрела ему прямо в глаза. — Я не вернусь назад.

Его лицо окаменело, глаза похолодели, как это случалось, когда он излагал логичные доводы, а она не соглашалась с ним.

— Я действительно надеялся, что твоя глупость уже кончилась, и ты улетишь сегодня вместе со мной обратно. Теперь я просто найду какой-нибудь отель поблизости, сниму номер на несколько дней и подожду.

— Нет, Алан, ты меня не понял. Я не вернусь в Сан-Франциско. Вообще. Ни сейчас, ни потом.

Вот, наконец, она и сказала это. Показалось, что с сердца свалился огромный груз. Ей было по-прежнему легко, даже когда она прочла раздражение в его глазах.

— Это просто невозможно, Роуэн. Там твой дом, разумеется, ты вернешься.

— Это твой дом, и дом моих родителей. Все это не делает его моим. — Она подошла и взяла его за руку. Ей так хотелось, чтобы он был так же счастлив, как она сама сейчас. — Прошу, попытайся понять. Мне здесь очень нравится. Я чувствую себя так спокойно, как будто нахожусь на своем месте. Я никогда ничего подобного не чувствовала. Я даже нашла работу художником. Рисую для компьютерной игры. Это так весело, Алан. Так интересно. Еще я планирую поискать домик где-нибудь поблизости. Свое собственное место, рядом с морем. Собираюсь посадить сад и научиться готовить по-настоящему…

— Ты с ума сошла? — Алан сильно сжал ее руки, почти до боли. Он не заметил ни капли ее радости, лишь слышал слова, напоминающие бред сумасшедшего. — Компьютерные игры? Садоводство? Ты хоть сама себя слышишь?

— Да, впервые в своей жизни. Ты делаешь мне больно, Алан.

— Я делаю тебе больно? — Он никогда не был так близко к крику, как сейчас, и теперь вместо рук схватил ее за плечи. — А как на счет моих чувств, моих желаний? Проклятие, Роуэн, я был с тобой терпелив. Именно ты без разумной на то причины решила изменить наши отношения. Вчера мы были любовниками, а сегодня уже нет. Я не давил на тебя и не настаивал. Я старался понять, что тебе нужно больше времени.

Она поняла, что все испортила. Она все испортила и сильно его обидела, не найдя нужных слов. Они и сейчас не шли ей в голову.

— Алан, я сожалею. Я очень сожалею. Дело не во времени. Просто…

— Я старался не обращать внимания на твои перемены настроения, — продолжал он, распалившись настолько, что начал ее трясти. — Я предоставил тебе больше возможностей, чем можно ожидать, думал, что тебе лишь нужно больше свободы перед тем, как мы поженимся. А сейчас тебе нужны компьютерные игры? Игры? И дом в лесу?

— Да. Алан…

Уже почти готовая расплакаться, Роуэн подняла руку к его груди, но не чтобы оттолкнуть, а чтобы попробовать успокоить. Но, тут в открытое окно с воем влетел волк. Сверкнули обнаженные клыки, из пасти донесся угрожающий рык

Массивные передние лапы ударили Алана в плечо, повалив назад. Стол, на который он завалился, треснул под огромным весом. Не успела Роуэн и глазом моргнуть, как Алан уже лежал на полу, а над ним возвышался волк, нацелившись на горло мужчины.

— Нет, нет! — Страх тут же прибавил ей скорости и силы. Она подскочила к ним и обвила волка руками за шею. — Нет, не трогай его. Он не сделал мне ничего плохого.

Она чувствовал, как вибрируют его мышцы, слышала угрожающий рык, похожий на гром. В голове пронеслись ужасающие картины разодранной плоти, пролитой крови и криков. Без задней мысли она наклонилась, сунула свое лицо между ними и посмотрела в блестящие волчьи глаза, казавшиеся сейчас беспощадными.

— Он не сделал мне ничего плохого, — спокойно сказала она. — Алан друг. Он сейчас просто расстроен, но он никогда не обидит меня. Прошу, позволь ему подняться.

Волк снова оскалился, и ей на секунду показалось, что в его глазах мелькнуло что-то почти… человеческое. Она чувствовала его дикость, и все же осторожно прижалась к нему щекой.

— Теперь все в порядке, — шептала она против его шерсти. — Все хорошо.

Волк медленно сдал назад, но прижался к Роуэн так, чтобы быть между ней и Аланом. Она поднялась на ноги и в качестве предосторожности положила руку ему на шею.

— Мне так жаль, Алан. Ты не ранен?

— Господи Боже, — все, что он мог произнести своим дрожащим голосом. Страх превратил мускулы в кашу, легкие горели от каждого вдоха, на груди остались следы атаки животного. — Отойди от него, Роуэн. Назад. — Весь, дрожа от шока, он кое-как поднялся на ноги и схватил лампу. — Уходи, поднимайся наверх.

— Не смей его бить. — Возмущенная, она выхватила лампу у Алана из рук. — Он лишь защищал меня. Думал, что ты меня обижаешь.

12

Уолденский пруд (англ. Walden Pond) — расположен рядом с городом Конкорд, штат Массачусетс, США. Здесь на берегу пруда в 1845–1847 годах жил известный американский писатель, мыслитель, натуралист и общественный деятель Генри Дэвид Торо. Он проникся трансценденталистскими идеями Эмерсона и решил поставить эксперимент по изоляции от общества и сосредоточении на самом себе и своих нуждах. Дэвид Торо самостоятельно построил хижину и обеспечивал себя всем необходимым. Позднее в 1854 году свои впечатления писатель опубликовал в книге «Уолден, или Жизнь в лесу».