Страница 7 из 23
По губам Шарифа скользнула едва заметная улыбка.
— Тебе не о чем волноваться.
Джеслин закрыла глаза, сожалея о несостоявшемся отпуске. Теперь вместо того, чтобы загорать на пляжах и скатываться с гор на лыжах, ей предстоит работать. Вспомнив об Аароне и Уилле, она воспрянула духом. Ее отпуск стоил того, чтобы не омрачать даже еще не начавшиеся каникулы двух мальчишек и огорчать их семьи. Она отдохнет в следующем году. К тому же вряд ли работа репетитора потребует от нее стольких сил, как работа в школе.
— Ты, наверное, голодна.
Низкий голос Шарифа удивительно вписывался в роскошь салона, погруженного в полутьму, и таил в себе опасность. Впрочем, как и сам обладатель этого голоса.
По телу Джеслин пробежали мурашки. Почему он так настойчиво стремился заполучить на лето именно ее, когда вокруг полно квалифицированных преподавателей, которых, в отличие от нее, ему бы не пришлось так долго уговаривать? Девушка не могла догадаться, что он задумал, а по непроницаемому лицу Шарифа прочесть что-либо было невозможно.
Джеслин постаралась забыть, что следующие десять недель ей предстоит жить в доме Шарифа, которого она безумно любила. То, что у него было трое детей, ничего для нее не изменило. Ей следовало бояться не Шарифа, а своих чувств к нему.
— Джеслин?
Она вздрогнула, осознав, что, занятая своими мыслями, так и не ответила на его вопрос.
— Нет, я не голодна. Но я ничего не знаю о работе, на которую согласилась. Ты так и не рассказал, в чем она будет заключаться.
— Расскажу, но только после того, как мы поужинаем. Я не верю, что после всего, что на тебя сегодня свалилось, ты не голодна. И не спорь со мной, — сказал он, прежде чем она успела открыть рот.
Джеслин благоразумно решила, что не стоит препираться из-за пустяка.
— Ладно, но почему бы тебе не начать рассказывать прямо сейчас? Нам пока все равно нечем заняться. Итак, сколько детей я буду учить?
— Троих.
— Мальчики, девочки? И главное, они говорят по-английски? Мой арабский сгодится для базара, но никак не для преподавания.
— Все три девочки, — неохотно, как показалось Джеслин, ответил Шариф. — Тебе не стоит волноваться. Они говорят на двух языках.
— Уже хорошо, — кивнула Джеслин. — Что-нибудь еще, что мне следует знать?
— Завтра ты сама все увидишь, — коротко сказал он.
Что-то в его голосе подсказало Джеслин, что вопросы в самом деле лучше отложить. Она откинулась на сиденье и стала вспоминать, что ей известно о Сарке. В общем, совсем немного. Она была там только однажды на похоронах Аман. Это был не тот повод, чтобы осматривать достопримечательности. Она улетела сразу после похорон, и единственное, что ей запомнилось — это палящее солнце родины Шарифа.
Джеслин не заметила, как задремала, а когда выглянула в окно, увидела, что они уже въехали в город и направляются в сторону Джумериа-Бич — вотчину богатых, красивых и знаменитых. За шесть лет, что девушка прожила в Эмиратах, она крайне редко посещала этот район, который отпугивал своими запредельными ценами всех, кто не принадлежал к кругу избранных.
Когда лимузин свернул на частную подъездную дорожку к «Бурдж-аль-Араб», по мнению многих, самого дорогого и роскошного отеля в мире, Джеслин повернулась к Шарифу:
— Мы будем ужинать здесь?
— И переночуем. У меня тут личные апартаменты.
— Мило, — выдавила из себя Джеслин. С другой стороны, кто бы сомневался, что Шариф согласится на что-нибудь попроще. Вряд ли он подозревает о существовании такого глагола как «экономить».
Внутреннее убранство отеля словно было списано со сказок «Тысячи и одной ночи», дополненное последними техническими достижениями и дизайнерскими разработками; персонал был предусмотрителен и вежлив, но Джеслин, не привыкшая к такому вниманию, чувствовала себя неловко. При мысли о том, что эту ночь ей придется провести в одном номере с Шарифом — как бы ни велики были его апартаменты, — она нервничала еще больше.
— Я заказал для тебя отдельный номер, — словно догадавшись о причинах ее скованности, сказал Шариф. — Тебя туда проводят. — Он кивнул и в сопровождении охраны направился к лифту.
— Мой багаж…
— Он уже на месте, мадам, — почтительно ответил ей один из администраторов и предложил следовать за ним.
Вместе с ними в лифт зашла молодая девушка, чье лицо было скрыто вуалью.
— Ваша личная горничная, мадам. Его высочество ждет вас на ужин через полчаса. Мина покажет вам дорогу в ресторан.
У Джеслин едва хватило времени, чтобы принять душ, расчесать волосы и переодеться в простую черную юбку с шелковой блузкой жемчужного цвета.
Девушка повела ее к лифту, возле которого шла оживленная дискуссия. Мужчины, одетые в национальные одежды, говорили довольно громко, поэтому не услышать их мог разве что глухой. Разговор шел на арабском, но это не помешало Джеслин понять, что темой их беседы был шейх Фер и его предстоящая в сентябре свадьба.
Джеслин почувствовала себя так, словно земля разверзлась у нее под ногами. Значит, Шариф снова женится, и его второй женой, без сомнения, будет еще одна принцесса. Боль, неожиданно сильная и острая, пронзила ее сердце.
Словно в тумане она вышла из лифта, который привез их на самый верхний этаж отеля, и села за указанный ей столик. Из окна открылся захватывающий вид на город, но Джеслин ничего не видела.
— Болит голова? — прозвучал над самым ее ухом вкрадчивый голос Шарифа.
Джеслин вздрогнула.
— Ужасно, — с вымученной улыбкой сказала она.
— Думаю, хорошая еда тебе поможет. — Он сел напротив нее и подозвал официанта.
Шариф сделал заказ, не спрашивая ее мнения, но Джеслин была ему даже благодарна за то, что он, сам того не зная, дал ей время собраться с силами. Аппетита у нее не было, и даже изумительно выглядящая и пахнущая закуска не могла этому помочь. Сделав через силу несколько глотков под пристальным взглядом Шарифа, Джеслин сдалась.
— Пищевое расстройство? — поднял брови Шариф, глядя, как Джеслин положила столовые приборы и отодвинула от себя тарелку. — Раньше ты этим не страдала.
Джеслин отпила сок и только потом ответила:
— И не страдаю. Просто очень устала. Сегодня был трудный день. Больше всего мне хочется покоя. Мои планы изменились так неожиданно, что я еще не успела к этому привыкнуть.
— Понятно.
Шариф произнес это слово бесстрастно, но в Джеслин вдруг вспыхнула злость, которая заглушила даже ее боль.
— Сомневаюсь. Я вообще не понимаю, почему тебе понадобилось заставлять меня отказываться от отпуска, который я заслужила. Ты мог бы помочь моим ученикам без всяких условий, но ты не захотел. Конечно, я ведь нужнее твоим дочерям, окруженным любовью отца и когортой прислуги, готовой выполнить любой их каприз! Аарон и Уилл, который, можно сказать, уже почти сирота, справятся сами. Как-никак, они мальчики, будущие мужчины.
Глаза Шарифа на миг превратились в холодные серебристые лезвия, но он быстро овладел собой.
— Тебе не нравится, что из этой дуэли я вышел победителем?
— О, ради бога! — воскликнула Джеслин. — Только не нужно слов о том, что побеждает сильнейший, и прочее.
— Почему? Разве ты не знаешь, что жизнь — это вечная битва? А в наше время сильнейший — это тот, в чьих руках сосредоточена власть.
— Ты пришел к этому выводу, став шейхом?
— Я пришел к этому выводу, когда впервые задумался об этом.
Шариф откинулся на спинку стула, не сводя с нее глаз. Джеслин вдруг стало неуютно в его присутствии, чего раньше с ней не случалось.
— Тебе не кажется, что не совсем верно делить людей только на победителей и проигравших? Ты рассуждаешь об этом с точки зрения человека, которому повезло родиться с серебряной ложкой во рту.
Шариф пожал плечами.
— Не спорю, мне повезло, но это ничего не меняет. Если в природе действует естественный отбор, то в человеческом обществе — естественно-социальный, и слово «сильнейший» просто приобретает несколько иной смысл.