Сердце красавицы

По губам Шарифа скользнула едва заметная улыбка.

— Тебе не о чем волноваться.

Джеслин закрыла глаза, сожалея о несостоявшемся отпуске. Теперь вместо того, чтобы загорать на пляжах и скатываться с гор на лыжах, ей предстоит работать. Вспомнив об Аароне и Уилле, она воспрянула духом. Ее отпуск стоил того, чтобы не омрачать даже еще не начавшиеся каникулы двух мальчишек и огорчать их семьи. Она отдохнет в следующем году. К тому же вряд ли работа репетитора потребует от нее стольких сил, как работа в школе.

— Ты, наверное, голодна.

Низкий голос Шарифа удивительно вписывался в роскошь салона, погруженного в полутьму, и таил в себе опасность. Впрочем, как и сам обладатель этого голоса.

По телу Джеслин пробежали мурашки. Почему он так настойчиво стремился заполучить на лето именно ее, когда вокруг полно квалифицированных преподавателей, которых, в отличие от нее, ему бы не пришлось так долго уговаривать? Девушка не могла догадаться, что он задумал, а по непроницаемому лицу Шарифа прочесть что-либо было невозможно.

Джеслин постаралась забыть, что следующие десять недель ей предстоит жить в доме Шарифа, которого она безумно любила. То, что у него было трое детей, ничего для нее не изменило. Ей следовало бояться не Шарифа, а своих чувств к нему.

— Джеслин?

Она вздрогнула, осознав, что, занятая своими мыслями, так и не ответила на его вопрос.

— Нет, я не голодна. Но я ничего не знаю о работе, на которую согласилась. Ты так и не рассказал, в чем она будет заключаться.

— Расскажу, но только после того, как мы поужинаем. Я не верю, что после всего, что на тебя сегодня свалилось, ты не голодна. И не спорь со мной, — сказал он, прежде чем она успела открыть рот.

Джеслин благоразумно решила, что не стоит препираться из-за пустяка.

— Ладно, но почему бы тебе не начать рассказывать прямо сейчас? Нам пока все равно нечем заняться. Итак, сколько детей я буду учить?

— Троих.

— Мальчики, девочки? И главное, они говорят по-английски? Мой арабский сгодится для базара, но никак не для преподавания.

— Все три девочки, — неохотно, как показалось Джеслин, ответил Шариф. — Тебе не стоит волноваться. Они говорят на двух языках.

— Уже хорошо, — кивнула Джеслин. — Что-нибудь еще, что мне следует знать?

— Завтра ты сама все увидишь, — коротко сказал он.

Что-то в его голосе подсказало Джеслин, что вопросы в самом деле лучше отложить. Она откинулась на сиденье и стала вспоминать, что ей известно о Сарке. В общем, совсем немного. Она была там только однажды на похоронах Аман. Это был не тот повод, чтобы осматривать достопримечательности. Она улетела сразу после похорон, и единственное, что ей запомнилось — это палящее солнце родины Шарифа.

Джеслин не заметила, как задремала, а когда выглянула в окно, увидела, что они уже въехали в город и направляются в сторону Джумериа-Бич — вотчину богатых, красивых и знаменитых. За шесть лет, что девушка прожила в Эмиратах, она крайне редко посещала этот район, который отпугивал своими запредельными ценами всех, кто не принадлежал к кругу избранных.

Когда лимузин свернул на частную подъездную дорожку к «Бурдж-аль-Араб», по мнению многих, самого дорогого и роскошного отеля в мире, Джеслин повернулась к Шарифу:

— Мы будем ужинать здесь?

— И переночуем. У меня тут личные апартаменты.

— Мило, — выдавила из себя Джеслин. С другой стороны, кто бы сомневался, что Шариф согласится на что-нибудь попроще. Вряд ли он подозревает о существовании такого глагола как «экономить».

Внутреннее убранство отеля словно было списано со сказок «Тысячи и одной ночи», дополненное последними техническими достижениями и дизайнерскими разработками; персонал был предусмотрителен и вежлив, но Джеслин, не привыкшая к такому вниманию, чувствовала себя неловко. При мысли о том, что эту ночь ей придется провести в одном номере с Шарифом — как бы ни велики были его апартаменты, — она нервничала еще больше.

— Я заказал для тебя отдельный номер, — словно догадавшись о причинах ее скованности, сказал Шариф. — Тебя туда проводят. — Он кивнул и в сопровождении охраны направился к лифту.

— Мой багаж…

— Он уже на месте, мадам, — почтительно ответил ей один из администраторов и предложил следовать за ним.

Вместе с ними в лифт зашла молодая девушка, чье лицо было скрыто вуалью.

— Ваша личная горничная, мадам. Его высочество ждет вас на ужин через полчаса. Мина покажет вам дорогу в ресторан.

У Джеслин едва хватило времени, чтобы принять душ, расчесать волосы и переодеться в простую черную юбку с шелковой блузкой жемчужного цвета.

Девушка повела ее к лифту, возле которого шла оживленная дискуссия. Мужчины, одетые в национальные одежды, говорили довольно громко, поэтому не услышать их мог разве что глухой. Разговор шел на арабском, но это не помешало Джеслин понять, что темой их беседы был шейх Фер и его предстоящая в сентябре свадьба.

Джеслин почувствовала себя так, словно земля разверзлась у нее под ногами. Значит, Шариф снова женится, и его второй женой, без сомнения, будет еще одна принцесса. Боль, неожиданно сильная и острая, пронзила ее сердце.

Словно в тумане она вышла из лифта, который привез их на самый верхний этаж отеля, и села за указанный ей столик. Из окна открылся захватывающий вид на город, но Джеслин ничего не видела.

— Болит голова? — прозвучал над самым ее ухом вкрадчивый голос Шарифа.

Джеслин вздрогнула.

— Ужасно, — с вымученной улыбкой сказала она.

— Думаю, хорошая еда тебе поможет. — Он сел напротив нее и подозвал официанта.

Шариф сделал заказ, не спрашивая ее мнения, но Джеслин была ему даже благодарна за то, что он, сам того не зная, дал ей время собраться с силами. Аппетита у нее не было, и даже изумительно выглядящая и пахнущая закуска не могла этому помочь. Сделав через силу несколько глотков под пристальным взглядом Шарифа, Джеслин сдалась.

— Пищевое расстройство? — поднял брови Шариф, глядя, как Джеслин положила столовые приборы и отодвинула от себя тарелку. — Раньше ты этим не страдала.

Джеслин отпила сок и только потом ответила:

— И не страдаю. Просто очень устала. Сегодня был трудный день. Больше всего мне хочется покоя. Мои планы изменились так неожиданно, что я еще не успела к этому привыкнуть.

— Понятно.

Шариф произнес это слово бесстрастно, но в Джеслин вдруг вспыхнула злость, которая заглушила даже ее боль.

— Сомневаюсь. Я вообще не понимаю, почему тебе понадобилось заставлять меня отказываться от отпуска, который я заслужила. Ты мог бы помочь моим ученикам без всяких условий, но ты не захотел. Конечно, я ведь нужнее твоим дочерям, окруженным любовью отца и когортой прислуги, готовой выполнить любой их каприз! Аарон и Уилл, который, можно сказать, уже почти сирота, справятся сами. Как-никак, они мальчики, будущие мужчины.

Глаза Шарифа на миг превратились в холодные серебристые лезвия, но он быстро овладел собой.

— Тебе не нравится, что из этой дуэли я вышел победителем?

— О, ради бога! — воскликнула Джеслин. — Только не нужно слов о том, что побеждает сильнейший, и прочее.

— Почему? Разве ты не знаешь, что жизнь — это вечная битва? А в наше время сильнейший — это тот, в чьих руках сосредоточена власть.

— Ты пришел к этому выводу, став шейхом?

— Я пришел к этому выводу, когда впервые задумался об этом.

Шариф откинулся на спинку стула, не сводя с нее глаз. Джеслин вдруг стало неуютно в его присутствии, чего раньше с ней не случалось.

— Тебе не кажется, что не совсем верно делить людей только на победителей и проигравших? Ты рассуждаешь об этом с точки зрения человека, которому повезло родиться с серебряной ложкой во рту.

Шариф пожал плечами.

— Не спорю, мне повезло, но это ничего не меняет. Если в природе действует естественный отбор, то в человеческом обществе — естественно-социальный, и слово «сильнейший» просто приобретает несколько иной смысл.