Ты будешь моей

— Эйс и Мэгги? — Покачав головой, Вудроу протянул руку и, сняв с Элизабет очки, сунул их в нагрудный карман. — Не беспокойтесь о них, - успокоил он ее, вставая. — Они все понимают. А теперь вытрите глаза, и поедем ко мне.

Она отчаянно покачала головой, слезы продолжали струиться по ее щекам.

— Я н-не могу остановиться.

— Тогда не останавливайтесь, продолжайте плакать. — Вудроу наклонился к ней, снял ее с кресла и поставил на ноги. — Пойдемте.

Когда они подъехали в машине к дому Вудроу, Элизабет спала. Вудроу не стал ее будить, боясь, что она снова расплачется. Он взял ее на руки и внес в дом. Вудроу положил ее на кровать и уже собирался уйти, но она вцепилась в него обеими руками.

- Не уходите, — жалобно произнесла Элизабет. — Пожалуйста.

Вудроу отнюдь не был терпеливым человеком, он никогда не нянчил плачущих детей, но сейчас подумал, что лучше ему побыть с ней еще немного, иначе у нее снова может начаться истерика. Решившись на это нелегкое дело, он растянулся рядом с ней на кровати.

Элизабет немедленно уснула, положив голову Вудроу на плечо и прижавшись к нему своим хрупким телом.

Она казалась такой маленькой, такой беззащитной! Вудроу склонил голову и всмотрелся в ее лицо. Слезы смыли косметику, и обнажили темные круги под ее глазами. У нее бессонница? Он взглянул на пальцы ее руки, лежавшей па его груди, — ногти были обкусаны до мяса.

Вудроу задумчиво хмыкнул, вспомнив розоватое пятнышко на шее Элизабет, которое он заметил при первой их встрече. Тогда он подумал, что это родимое пятно, но теперь он понял: это скорее всего последствие какого-нибудь стресса.

За очень короткий период, буквально за последние восемнадцать часов, Элизабет узнала о смерти своей сестры и совершила ночное путешествие с целью увидеть племянницу, о которой раньше вообще не знала. Но почему-то Вудроу был уверен: ни одно из этих обстоятельств не явилось причиной ее нынешнего измождения.

Захлебываясь от слез в доме Эйса и Мэгги, Элизабет, кажется, сказала что-то о бегстве своей сестры и о том, что это была ее вина. Но ведь Рене убежала много лет назад, нахмурившись, подумал он. И сама докторша не отрицала: она не видела сестру пять лет.

А если так оно и есть, то почему Элизабет обвиняет себя в смерти своей сестры ? И каким образом отношения с ее сестрой вылились в нервный срыв и обкусанные до мяса ногти?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вудроу вернулся в дом, когда уже почти стемнело. Он с шумом вытер ноги о железную решетку перед дверью, свистнул Блю и, громко топоча, вошел внутрь. И, только со стуком захлопнув дверь, он вспомнил о докторше. Ругаясь про себя, Вудроу подошел к спальне, желая узнать, проснулась она или нет. Она по-прежнему лежала на его кровати, свернувшись калачиком, и одеяло, которое он набросил на нее, отправляясь выгуливать Блю, похоже, осталось на том же месте.

Один только вид Элизабет вызвал у Вудроу головную боль. Какого черта я связался с ней? -спрашивал он самого себя.

Вудроу, нахмурившись, отвернулся.

Потому что я всегда был простофилей, вот почему.

Он злился на Эйса за то, что тот втянул его в это дело.

Нет, так нельзя. Нужно быть честным. Надо признать: Эйс совсем не виноват в том, что докторша оказалась в моей постели. И она далеко не первое заблудшее существо, которое я приютил у себя дома. Я много раз подбирал на улице еще более несчастных и заброшенных существ, которые после поправки всегда покидали мой дом и шли своим путем.

Одним он находил хозяев, а другие — такие, как Блю, например, - решали бросить якорь в его жилище.

Вудроу подумал о том, как же поступит Элизабет.

Шумно вздохнув, он сел на диван и скинул ботинки.

Черт возьми, эта докторша — не какой-нибудь потерявшийся щенок, который нуждается лишь в нескольких мисках еды и теплом коврике перед камином! Она — человеческое существо. Женщина. Ей нельзя здесь оставаться. Оправившись после приступа плача, она решит, как ей поступить с ребенком, затем отправится в Даллас, в свой большой неуютный дом, который стоит в тесном окружении таких же больших неуютных домов. И как только можно жить в огромном городе, где, если кто-нибудь чихнет, то сразу же заразится весь квартал?

Расстегнув рубашку, Вудроу плюхнулся на софу и стал смотреть в открытую дверь на худенькую женщину, изогнувшуюся под одеялом.

Она психованная. Несомненно. Комок нервов. Женщина на грани помешательства...

Он задумчиво прищурился.

Может, она уже свихнулась? Я никогда не видел, чтобы кто-то плакал так сильно и так долго.

Вудроу не мог забыть того, с каким отчаянием она цеплялась за него, как душераздирающе молила его остаться с ней, когда он положил ее на кровать. Вудроу потер рукой грудь — там, где билось сердце, - и почувствовал тупую боль, которая жила в нем долгие годы. Давно уже никто в нем не нуждался, а он совсем отвык от того, чтобы откликаться на чьи-то мольбы о помощи.

Элизабет пошевелилась под одеялом, оно соскользнуло на пол, и взгляду Вудроу предстало ее стройное бедро. Он тотчас вспомнил о том, как она лежала, прижавшись к нему. Это было такое сладкое ощущение! Нежность, хрупкость, тепло... Он давно не делил постель с женщиной, не прикасался к нежной горячей коже, не целовал мягких губ... Внезапно его захлестнула волна желания.

Вудроу заставил себя отвести взгляд от этой приманки. Я просто устал, сказал он себе. Морально и физически. Так или иначе, он не должен допускать никаких эротических мыслей по поводу докторши. Единственное, что ему сейчас нужно, — это хорошенько поспать. Он взглянул на софу и едва сдержал стон. Вудроу понимал, что все равно не сможет на ней выспаться, потому что она слишком мала для его огромного тела. Он снова посмотрел на свою кровать. Она большая, очень большая, сказал он себе, и на ней, совершенно не мешая друг другу, могут поместиться два человека. В любом случае он проснется прежде, чем докторша.

Решившись, Вудроу стянул с себя рубашку и бросил ее на пол, направляясь к своей спальне. Подойдя к кровати, он расстегнул ремень, снял джинсы и, присев на краешек матраса, собрался снять и трусы, но призадумался. Лучше этого не делать. Нет нужды расстраивать докторшу, если она проснется первой.

Вздохнув, Вудроу откинулся на спину и прикрыл рукой глаза. Еще два вздоха - и он крепко заснул.

Элизабет спала восемнадцать часов подряд. Ей не снились сны, и это казалось невероятно странным. Обычно ее сон был наполнен ночными кошмарами — возможно, именно поэтому она страдала бессонницей. Когда Элизабет пошевелилась, ей показалось, что она очнулась после наркоза: ее спина онемела, руки и ноги затекли, а веки были тяжелыми, как камни. И хотя она вроде бы проснулась, соблазнительная темнота грозила вновь ее поглотить. Когда сознание Элизабет снова померкло, она почувствовала себя словно в коконе: запеленатой, защищенной. Или, скорее, она была ложкой. Она увидела себя аккуратно засунутой в ящик, а совсем рядом с ней лежала другая ложка.

Но что это за тяжесть, которая так давит на меня в районе талии?

Еще не проснувшийся ум Элизабет пытался осознать происходящее. Внезапно рядом с ней раздался тихий стон, и она почувствовала возле уха теплое дыхание. В этот момент Элизабет явно ощутила руку, лежащую поперек ее живота, и пальцы, вцепившиеся в округлость ее ягодицы. Каждый палец был настолько горячим, что буквально прожигал ее кожу. Осознав это, она наконец-то смогла, полностью проснуться.

Вудроу.

И тогда Элизабет поняла, что она не ложка и лежит вовсе не в ящике кухонного стола, а в кровати, а именно в кровати Вудроу, а рядом с ней лежит сам Вудроу, а не какая-то другая ложка. Она широко открыла глаза, и каждый нерв в ее теле напрягся.

Вудроу лежит со мной в кровати, обнимает меня? Но... почему?