Возвращение весны

Копаясь в прошлом, она неподвижно просидела на балконе всю ночь, до тех пор пока небо над садом не зарозовело.

Эми не могла бы сказать точно, услышала ли она шаги Луки или просто почувствовала его приближение, но, взглянув вниз, заметила в неверном свете наступающего утра высокую темную фигуру. Она инстинктивно отпрянула назад, но погруженный в свои мысли Лука, казалось, не подозревал о ее присутствии; бесшумно двигаясь в рассветном полумраке, он вскоре совсем исчез из виду.

Она любила его. Как она его любила! Но в конце концов секс оказался для него важнее, чем она. Всего через шесть месяцев после смерти Доменико, в день, когда ей исполнился двадцать один год, он стал близок с Франческой.

Конечно, можно утешать себя тем, что у него были смягчающие обстоятельства, что он тоже переживал смерть сына и нуждался в облегчении, что это ничего не значит. Он дал другой женщине то, что принадлежало только ей, целовал ее, ласкал ее, любил ее…

— Я не могу этого вынести, просто не могу! — прошептала Эми.

7

Несколькими часами позже, спускаясь в столовую к завтраку, Эми столкнулась с явно спешившей к ней Карлой.

— Синьор просит, чтобы вы поднялись наверх, — на исковерканном английском встревоженно проговорила девушка. — У Пьетро болит голова и вот тут… — Карла показала рукой на горло.

— У Пьетро болит голова и горло. — Остановившись, Эми на миг тяжело оперлась на перила. — Как давно это началось, Карла?

— Не знаю, синьора, но синьор очень обеспокоен. Пьетро, у него лихорадка, да? Он весь горит, синьора.

— Доктору позвонили? — через плечо спросила Эми, уже повернувшая обратно.

— Да, синьора, сразу же.

Дойдя до комнаты Пьетро и постучавшись для порядка, Эми вошла, не дождавшись ответа. Мальчик метался на измятой постели, а мрачный Лука прикладывал к голове брата холодный компресс.

— Он позвал меня всего несколько минут назад.

Голос Луки был взволнованным и напряженным и разительно отличался от обычного — холодного и ленивого. Удивленно взглянув на него, Эми подошла к кровати и поняла, что для этого были все основания: мальчик весь горел и бормотал что-то бессвязное.

— Приготовь чуть теплую ванну, Лука, — попросила она, стараясь не выказывать своего беспокойства. — Побыстрее.

— Ванну? — Он посмотрел на нее как на сумасшедшую. — Ему нужен доктор, а не ванна.

— Знаю, но до прихода врача мы должны попытаться сбить температуру.

Откинув легкое покрывало, она сняла с Пьетро пижаму и стала обтирать водой горячие руки и лодыжки.

Когда ванна была готова, Лука перенес туда обмякшее тело брата, а Эми, перестелив постель, включила большой вентилятор, чтобы проветрить комнату. К тому времени, как Лука с Пьетро вернулся обратно, температура воздуха в комнате заметно понизилась. Было очевидно, что ванна помогла: мальчик пришел в сознание.

— У меня болит голова. — С покрасневшего от жара лица на Эми смотрели лихорадочно блестевшие глаза. — И я не могу глотать.

— Ты можешь глотать, только тебе больно. — Она ободряюще улыбнулась, стараясь сохранять спокойный вид, хотя больше всего на свете ей хотелось, чтобы поскорее пришел доктор. — Если я попрошу Карлу принести лекарство, от которого тебе станет легче, ты выпьешь его?

— Да. — Но когда Эми сделала движение, чтобы выйти из комнаты, Пьетро схватил ее за руку. В голосе его звучала паника, глаза были полны слез. — Я не хочу, чтобы ты уходила. Останься здесь, Эми.

— Я займусь этим. — Лука резко повернулся. — Ты говорила о детском парацетамоле?

― Да.

Их глаза на мгновение встретились, и сердце у Эми сжалось. Он был небрит — очевидно, Пьетро позвал его прежде, чем Лука успел закончить свой туалет, — и эта щетина в сочетании с всклокоченными волосами и обеспокоенным видом странным образом придавали ему еще большую привлекательность. Она с трудом смогла отвести от него взгляд.

Доктор вошел как раз в тот момент, когда Лука вернулся с лекарством и апельсиновым соком, и немедленно поставил диагноз:

— Скарлатина. Половина детей в округе свалилась, болезнь очень заразна. На груди уже проступает сыпь, скоро она распространится по всему телу.

— Это опасно? — тихо спросила Эми, после того как доктор жестом показал Луке, что тот может дать мальчику питье.

— В наше время — нет. — Это был тот же врач семьи Джерми, который пришел в день смерти Доменико. Улыбнувшись, он похлопал Эми по плечу. — До изобретения антибиотиков дело обстояло иначе, но сейчас скарлатина легко излечивается с помощью пенициллина. Не беспокойтесь. Разумеется, он будет капризничать. Мужчины семьи Джерми не любят, когда у них что-нибудь не в порядке, не так ли? — спросил он сухо, но без неприязни.

— О да!

Она улыбнулась, вспомнив, как добр он был к ней в первые черные недели после трагедии, часто приходил без вызова, просто проведать ее, никогда при этом не показывая, что его время стоит денег и что его нетерпеливо поджидают многочисленные пациенты.

Сделав Пьетро укол антибиотика, он ушел. Лука, проводив доктора, немедленно вернулся в комнату.

— Как он? — Вопрос был излишним, и это было так не похоже на рациональное и всегда логичное поведение Луки во время кризисов, что у нее чуть не выступили слезы на глазах.

— Точно так же, как и две минуты назад, когда ты уходил. И перестань, пожалуйста, беспокоиться. Ты же слышал, что сказал доктор: все будет хорошо. А теперь иди и поешь. Я управлюсь одна.

Следующие сорок восемь часов были скорее утомительными, чем тревожными, и к концу этого срока Пьетро походил на вареного омара. Красная сыпь покрыла его почти целиком, но, к счастью, температура спала, и он уже стал требовать, чтобы его отпустили вниз повидать Джаспера. Эми сочла каприз добрым знаком, но бороться со свойственным семье Джерми упрямством было необычайно трудно, и она уже в сотый раз объясняла, почему Пьетро нельзя еще вставать с кровати, когда от двери раздался глубокий голос Луки.

— Не думаю, что Эми должна повторять тебе одно и то же, Пьетро. Ты еще очень слаб — сегодня утром еле добрался до ванной — и сделаешь так, как тебе говорят.

— Но, Лука, он, наверное, беспокоится, куда я пропал. — Пьетро умоляюще взглянул на Эми. — Он мой друг, — жалобно добавил он. — Мой лучший друг.

— А я твой брат, — возразил Лука, и в его голосе появились веселые нотки. — И у меня не такое мягкое сердце, как у Эми, так что не испытывай на мне свои уловки. Доктор сказал: несколько дней в постели — значит, так тому и быть. Джаспер — умная птица и, я уверен, выдержит разлуку с честью.

Пьетро посмотрел на него исподлобья, но, решив, что в этой битве ему не победить, капризно улыбнулся.

— Тогда можно принести сюда мой новый конструктор?

— Можно, если ненадолго и если ты поспишь после обеда. И перестань «выкручивать» руки Эми.

Он умеет обращаться с детьми, отлично умеет, подумала Эми, оставляя Пьетро наедине с телевизором и следуя за подавшим ей знак Лукой. В меру строгости, в меру любви. Отцом он тоже был превосходным — ласковым и любящим, готовым заниматься любой неблагодарной работой.

Она вспомнила потрясение, написанное на лице Стефании, когда в один прекрасный день та застала его меняющим подгузник у Доменико, и улыбнулась. Отец Луки был человеком консервативных взглядов, считающим подобные мелочи исключительно женским делом.

— Вот так-то лучше. — Рука Луки коснулась ее щеки, затем спустилась ниже, к плавному изгибу губ, и каждая частица ее тела ответила на это прикосновение. — Приятно видеть, что ты улыбаешься. — Его взгляд переместился на шею Эми, туда, где бешено билась маленькая жилка. За взглядом последовала рука. — Ты прекрасна, прекрасна, — тихо пробормотал он. — Твоя кожа подобна шелку.

— Лука, не надо… Я… Пожалуйста…

— Молчи, малыш. — Обняв Эми за талию, он привлек ее к себе и заглянул в глаза. — Мы слишком много разговариваем, в этом вся проблема. Твое тело тает под моими прикосновениями, а мое — под твоими. Так было всегда.