Под куполом

Она уже положила пальцы на мышку, но что-то ее удержало. Заметила на экране еще и четвертую папку, притаившуюся в левом нижнем углу. Никогда прежде ее не видела. Бренда старалась припомнить, когда в последний раз смотрела на экран этого компьютера, и не смогла.

ВЕЙДЕР, было написано там.

Конечно, в Милле живет один-единственный человек, которого Гови именовал Вейдером, как того Дарта из «Звездных войн», - это Большой Джим Ренни.

Заинтригованная, она передвинула туда курсор и дважды щелкнула, опасаясь, не защищена ли эта папка паролем.

Так и оказалось. Она попробовала набрать слово WILDCATS, которым открывалась папка ТЕКУЩЕЕ (Гови не защищал паролем СУД), и угадала. Внутри находилось два документа. Один назывался ТЕКУЩЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ. Второй файл, в формате PDF, назывался ПИСЬМО ОТ ГПШМ. Языком Гови это означало Генерального прокурора штата Мэн. Она щелкнула этот файл.

Бренда читала письмо с нарастающим удивлением, и слезы высыхали на ее щеках. Первое, на что она обратила внимание, было обращение: не Уважаемый шеф Перкинс, а Дорогой Дюк.

Хотя письмо было составлено не языком Гови, а на юридическом жаргоне, некоторые фразы просто бросались в глаза, словно были напечатаны жирным шрифтом. Первая - неправомерное присвоение городских средств и ресурсов. Следующая - более чем вероятное участие выборного Сендерса. Дальше - совокупность должностных преступлений оказалась более глубокой и широкой, чем нам представлялось три месяца назад.

А в конце, уже, словно не только жирным шрифтом, но и прописными буквами: ПРОИЗВОДСТВО И РАСПРОСТРАНЕНИЕ НЕЛЕГАЛЬНЫХ НАРКОТИКОВ.

Выглядело так, что молитва ее была услышана и ответ она получила, хотя абсолютно неожидаемым образом. Бренда села на стул Гови, щелкнула на файле ТЕКУЩЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ в папке ВЕЙДЕР и продолжила общение со своим покойным мужчиной.

7

Речь Президента - длинное подбадривание, мало информации - закончилась в 24:21. Расти Эверетт посмотрел выступление по телевизору в комнате для отдыха на третьем этаже больницы, в последний раз просмотрел бумаги с клиническими данными и отправился домой. В его медицинской карьере случались и более хлопотные дни, но никогда еще он не чувствовал такого беспокойства, такого уныния в отношении будущего.

Дом был темным. Они с Линдой говорили на тему приобретения генератора в прошлом году (и позапрошлого тоже), потому что Честер Милл каждую зиму оставался без электричества, бывало, и на четыре-пять дней, то же самое случалось раза по два каждое лето; Энергокомпания Западного Мэна не принадлежала к самым надежным поставщикам услуг. Все те рассуждения заканчивались одинаково: они не могут его себе позволить. Возможно, если бы Линда работала в полиции на полную ставку, но ни она, ни он этого не желали, пока их девочки еще так малы. «По крайней мере, у нас хорошая печка и до черта дров. Если до этого дойдет».

В бардачке лежал фонарик, но, когда он его включил, тот выдал блеклый луч и уже через пять секунд умер. Расти пробормотал плохое слово, и напомнил себе, что завтра надо бы прикупить батарейки - то есть сегодня днем. Конечно, если будут работать магазины.

- Если после двенадцати лет жизни в этом доме я не найду дорогу, я обезьяна.

Конечно, так оно и есть. В этот вечер он действительно чувствовал себя обезьяной - той, которую только что поймали, привезли в зверинец и заперли в клетке. И дышал он, бесспорно, как обезьяна. Наверное, надо встать под душ, прежде чем ложиться…

Однако. Нет электричества - нет душа.

Ночь была безлунная, но ясная, с неба на дом смотрели миллиарды звезд, и выглядели они такими же, как всегда. Может, там, наверху, барьера нет? Президент на эту тему не высказался, и, возможно, те, кто изучает это дело, еще и сами не знают. Если Милл оказался на дне чего-то наподобие колодца, а не накрытым каким-то идиотским стеклянным колпаком, то дела не такие уже и плохи. Правительство сможет подавать сюда все необходимое по воздуху. Бесспорно, если страна может тратить сотни миллиардов на обеспечение корпоративных долгов, то и сюда закинуть на парашютах немного лишней еды и несколько паршивых генераторов она может себе позволить.

Преодолев крыльцо, он уже извлек ключ, и тут заметил, что что-то висит на дверной щеколде. Наклонился поближе, рассмотрел и улыбнулся. Это был мини-фонарик. На распродаже Последний День Лета в Бэрпи Линда купила таких шесть штук за пять баксов. Тогда это показалось ему глупым расточительством, он даже вспомнил, что подумал тогда: «Женщины скупаются на распродажах по тем же мотивам, что и мужчины восходят на вершины гор - только потому, что они туда попали».

На заднем торце фонарика торчала маленькая металлическая петелька. Сквозь нее был протянут шнурок от одного из его старых кед. К шнурку была приклеена записка. Он оторвал бумажку и нацелил на нее лучик фонарика.

Привет, любимый. Надеюсь, ты в порядке. Обе Джей наконец-то угомонились. Обе были расстроены и беспокойны на протяжении ночи, но, в конце концов, вырубились. Завтра я с утра на службе целый день и я именно это имею в виду - целый день, с 7:00 до 19:00, приказал Питер Рендольф (наш новый шеф - УЖАС). Марта Эдмандс пообещала взять к себе девочек, благослови Господи Марту. Постарайся не разбудить меня. (Хоть я могу и не заснуть.) Боюсь, впереди у нас трудные дни, но мы их переживем. В кладовке полно пищи, слава Богу.

Любимый, я знаю, ты устал, но не выгуляешь ли Одри? У нее так и не прошел тот ее странный скулеж. Может, ощущала приближение этой штуки? Говорят, собаки предчувствуют землетрясение, и возможно…

Джуди и Дженни просили передать, что любят папу. И я тоже.

Мы успеем поболтать завтра, правда же? Поболтать и скупиться.

Мне немножечко страшно.

Лин

Ему тоже было страшно и не очень радостно от того, что его жене завтра придется работать двенадцать часов в то время, как ему самому - шестнадцать, а то и дольше. Не рад он был и потому, что Джуди и Дженнилл целый день пробудут с Мартой в то время, как им, надо полагать, тоже страшно.

Но меньше всего радости он ощущал от того, что должен вести на прогулку собаку, в то время как на дворе уже был почти час ночи. Он подумал, что она действительно могла ощущать приближение барьера; он знал, что у собак развито предчувствие многих явлений, не только землетрясений. Однако, если тот ее странный скулеж действительно был связан с этим, Одри уже должна была бы успокоиться, не так ли? По дороге домой он не слышал городских собак, все они хранили гробовое молчание. Никто не лаял, не выл. Не слышал он также и разговоров о том, чтобы какая-нибудь скулила перед этим.

«А может, она сейчас спит себе спокойно на своем лежаке около печи?» - подумал он, открывая двери.

Одри не спала. Она сразу подошла к нему, не прыгая радостно, как это бывало по обыкновению: «Ты дома! Ты дома! О, слава Богу, ты дома!» - а подволочилась, чуть ли не украдкой, с виновато поджатым хвостом, словно вместо ласкового поглаживания по голове ожидала удар (которых ни разу не получала). И на самом деле, она вновь скулила. То есть продолжала делать то же самое, что начала еще до появления барьера. На пару недель она вроде бы перестала, и, Расти тогда подумал, что это у нее прошло совсем, а потом завывания начались вновь, иногда тихо, иногда громко. Сейчас она делала это громко - или, может, так только казалось в темной кухне, где не горели цифровые табло на печке и микроволновке и свет над мойкой, который по обыкновению оставляла включенным для него Линда, также не горел.

- Перестань, девочка, - попросил он. - Ты перебудишь всех в доме.

Но Одри не послушалась. Она ласково ткнулась головой в его колено и подняла глаза от узкого яркого луча фонарика, который он держал в правой руке. Он готов был поклясться, что у нее умоляющий взгляд.

- Хорошо, - произнес он. - Хорошо, хорошо. На прогулку.