Исцеляющая любовь

— Ну, — утешил его Барни, — у тебя был предшественник — святой Лука.

— Да, — согласился Дуайер с кислой улыбкой. — Именно это я сказал своей матери. Она все еще против моей затеи. В нашей семье религия стоит на первом месте.

— А что происходит, если кто-то вдруг заболел?

— Идем в церковь и молимся за его выздоровление.

— А если умрет?

— Тогда зовем священника, чтобы соборовал.

Барни догадывался, что желание этого парня сменить белый воротничок на белый халат было продиктовано не только стремлением исцелять. Ибо он заметил, что Хэнк украдкой поглядывает на Грету Андерсен.

Барни ушел около семи и быстро поднялся к себе, чтобы переодеться во что-нибудь более спортивное. В семь двадцать четыре он уже был внизу, чтобы занять позицию до того, как несравненная Грета предстанет его очам.

От возбуждения его мысли бежали стремительно. Барни вдруг понял, что вести эту Венеру Милосскую в простую пиццерию — все равно что пригласить британскую королеву в пончиковую «Данкин».

Нет, такой возможности может больше и не представиться! Думай, Ливингстон, куда ее повести, в какое место, чтобы там была еще и приятная атмосфера? И шик!

Что, если в гриль-бар «Копли»? Симпатичная деревянная обшивка, приглушенный свет… Но это потянет баксов на двадцать, не меньше.

Тут он наконец взглянул на часы. Было уже четверть девятого, а Грета все не шла.

Звонки в ее комнату ничего не дали. Все разбежались праздновать эту последнюю ночь свободы. Барни устал, проголодался и расстроился. Но более всего его мучило недоумение. Какого черта она его так обнадежила, если не собиралась с ним никуда идти? А кроме того, могла бы отменить свидание, сославшись на усталость или еще что-нибудь. Неожиданно появились Лора с Палмером.

— Барн, что ты тут делаешь в гордом одиночестве? Я думала, у тебя свидание с Гретой.

— Я тоже так думал. Надо полагать, у нее появилось предложение поинтереснее.

Тогда почему бы тебе не пойти с нами перекусить? — пригласил Палмер с искренним сочувствием. — Идем, еда — почти такое же удовольствие, как сам знаешь что.

Барни понимающе улыбнулся. Он встал и двинулся следом за ними, внутренне признав правоту Лоры: Палмер действительно отличный парень.

Через несколько минут они втиснулись на сиденье «порше», и машина рванула в сторону кафе «Джек и Мариан», где Лора немедленно заказала огромный шоколадный торт.

— Легкая гипергликемия, спровоцированная изрядной дозой углеводов, прекрасно поднимает настроение, — объявила она.

В глубине души она была встревожена больше самого Барни, который к десятому куску уже полностью забыл о своем уязвленном мужском самолюбии. «Ведь мне с этой секс-бомбой жить в одной комнате, — твердила себе Лора. — Остается надеяться, что меня она не сведет с ума!»

Вернувшись в общежитие, Лора распрощалась с Палмером в вестибюле:

— До следующей субботы ты совершенно свободен, мальчик.

— Против воли, — нехотя согласился тот — Но я тебе буду звонить. — Уже уходя, он помахал им рукой: — Чао, эскулапы.

Лора с Барни остались вдвоем.

— Спасибо тебе, Кастельяно. Пока вы не появились, меня терзала оскорбленная гордость. В любом случае, твой Тэлбот — потрясающий парень.

— Да, — бросила Лора, направляясь к своей двери — Пожалуй, он даже слишком хорош для меня.

9

Если коктейль накануне имел целью потешить самолюбие будущих медиков, то вступительная лекция декана Кортни Холмса стремительно пошатнула их уверенностьв правильности выбранного пути.

Они с изумлением услышали, что даже самые блистательные врачи, к каковым относился и сам доктор Холмс, настолько мало знают о болезнях человеческого организма, что умеют излечивать лишь двадцать шесть из их несметного числа.

Неужто им предстоит пять лет каторжной работы только для того, чтобы обрести профессию, на девяносто восемь процентов представляющую собой гадание на кофейной гуще?

* * *

Еще не успев прийти в себя, первокурсники с выпученными глазами выстроились в очередь в буфет.

Лора шепотом сказала Барни, что должна сесть вместе с четырьмя остальными девушками, которые уже заняли столик «для почетных посетителей». Он кивнул, обвел буфет взглядом, увидел Беннета Ландсманна и решил сесть с ним, поскольку они уже были знакомы.

Вскоре к ним присоединился Хэнк Дуайер. Он был еще под впечатлением от речи декана Холмса.

— И что же, мы должны знать наизусть все эти неизлечимые заболевания, о которых он говорил? Я, например, о многих даже не слышал.

Ему ответил однокурсник, гордо восседавший в торце стола:

— И как, интересно, тебя сюда приняли? Холмс только обозначил самые большие загадки медицины, то есть такие, которые мы — я, во всяком случае — будем разгадывать в своей будущей исследовательской работе.

Гнусавый, высокомерный голос принадлежал Питеру Уайману.

— Этот тип серьезно? — сказал Барни на ухо Беннету.

— Надеюсь, что нет, — ответил тот.

Но Уайман продолжал свою проповедь:

— Мне начать с лейкемии и диабета, или можно считать, что вам хотя бы в общих чертах известно, что такое лейкоциты и язва желудка?

— Мне известно, что настоящая язва — это он, — опять шепнул Барни.

— А откуда ты, такой умный, взялся? — удивился Хэнк.

— Наследственность, окружение и учеба, — ответил Питер.

— А ты кто?

— Питер Уайман, Массачусетский технологический институт, красный диплом. А ты?

— Генри Дуайер, Общество Иисуса. В прошлом.

— Ты сделал правильный выбор, Генри, — отеческим тоном похвалил Питер. — Есть одна истинная религия — наука.

Дуайер вскипел от негодования, а Барни еще раз наклонился к Беннету:

— По-моему, наш святой отец сейчас врежет этому зануде.

Уайман все продолжал свои разглагольствования, не замечая, что его соседи по столу смолкли, сосредоточившись на своих мыслях. Меньше чем через час им предстояло первое в своей жизни занятие в анатомичке. Те, кто в колледже изучал сравнительную анатомию и резал лягушек и кроликов, сейчас старательно делали вид, что препарирование гомо сапиенс мало чем отличается от этого. Кое-кто подрабатывал в больницах и видел трупы. Но никто из них еще не вонзал лезвие в настоящую человеческую плоть и не вскрывал труп себе подобного.