Страница 19 из 35
— Мы знаем, — заметил Лукас с заднего сиденья. — Но ты не знаешь свою силу. Хаген должен был послать Зака, в конце концов.
— Кстати, о нашем начальнике службы безопасности, — вспомнил Рафферти. — Разве нам не следует вернуться, чтобы успокоить его? Наше маленькое представление сыграно.
Приготовившись к их реакции, Джош сказал:
— Вы двое возвращаетесь. Я остаюсь.
— Что? — еле слышно спросил Рафферти.
Джош глубоко затянулся:
— Я сказал, что остаюсь. Я войду с черного хода и буду ждать в пентхаусе, когда Рейвен вернется домой.
Лукас наклонился вперед и изучающе посмотрел на мужчину, сидящего на переднем сидении:
— Джош, ты же знаешь, Хаген сказал нам совершенно четко, чтобы мы впредь держались отсюда как можно дальше.
Вежливо, на самом элементарном английском языке, Джош сказал, куда может отправиться Хаген.
— Нет, — вздохнул Лукас, откидываясь назад. — Я не буду говорить ему это. Уволь меня, если хочешь.
— Меня тоже, — присоединился к нему Рафферти.
В тот момент, когда Рейвен вошла в пентхаус, она знала, что Джош находится здесь. Это знание не было следствием ее тренировок или опыта, которые сказали бы ей о его присутствии, и даже не ее исключительно обостренных чувств. Она просто знала. Она поспешно положила сумочку на стол около шелковых цветов и включила магнитофон. Она сделала не больше шести шагов по белоснежному ковру, когда он тихо вышел из спальни.
— Ты сильно рисковал, — сказала она. — Леон мог бы прийти со мной.
— Именно поэтому я и был в спальне. — Он посмотрел на магнитофон, затем вопросительно поднял бровь.
— В тех цветах — жучок, — объяснила она, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул. — Магнитофон глушит его.
— Здесь есть еще жучки? — Он шел к Рейвен, не в состоянии отвести от нее глаз, настолько сногсшибательно она выглядела в лимонно-зеленом, облегающем ее как вторая кожа шелковом платье. Оно мерцало в слабом искусственном освещении, придавая ее глазам какой-то такой загадочный оттенок, что они казались почти зелеными.
Он почти забыл свою роль, которую играл час назад, так она была прекрасна.
— Нет. — Она кашлянула, обнаружив, что это не избавило ее голос от хрипоты. — Я проверяю каждый день.
— Я был осторожен, — сказал он, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от нее, и взглянул исподлобья. — Я знаю больше, чем хочу, о секретных операциях и тому подобном, я не издал ни звука, пока ты не вошла. Но я не мог оставаться в стороне. — Он взял ее руку, посмотрел на тонкие пальцы без колец, затем повел к кушетке и мягко потянул ее вниз поближе к себе. — Треверс купился?
— Да, я почти уверена.
— Почти, — холодно отметил Джош. — Ты никогда не можешь быть в чем-то полностью уверенной при своей работе, не так ли?
— Я уверена в себе. — Ее голос звучал уверенно, хотя все еще хрипло. — Кто я такая. Я так много времени провожу, играя роль для других людей, что полагаю, я потерялась бы, если бы не была уверена, кто я есть на самом деле.
Джош откинулся назад, все еще держа ее за руку и разглядывая ее.
— Расскажи мне о Рейвен, — пробормотал он. — Поведай мне о жизни, которая сформировала такую замечательную женщину.
Рейвен мгновение смотрела на их сцепленные руки, наблюдая, как его большой палец снова и снова гладил ее палец почти с маниакальной настойчивостью, и ощутила усиливающуюся близость между ними. Тихая квартира. Темнота ночи за окном. Чувство, что они избавились от опасности на некоторое время. Взглянув на него снова, она внезапно сглотнула, поскольку никогда не видела прежде, чтобы мужчина так на нее смотрел.
— Это… обычная жизнь, большая ее часть, — наконец ответила она. — Я из семьи военных. Мой отец был кадровым офицером, и мы объездили весь мир. У меня был талант к языкам — или, может быть, я просто постоянно находилась в окружении людей, говорящих на других языках. К тому времени, когда мне было шестнадцать, я знала полдюжины языков. Тара — моя старшая сестра. Мы с ней были очень близки.
Он еще крепче сжал ее руку, и все темные мысли покинули Рейвен. Она рассмеялась:
— Моя фамилия не Андерсон, между прочим, а ОўМэлли. Я стараюсь использовать свое настоящее имя как можно чаще. Это упрощает многие вещи.
Хотя Джош был уверен, что ей грозит опасность, он хотел получить сейчас же все, что только возможно. Ведь велика была вероятность того, что завтра для них не наступит. Но он обуздывал требования своего желания. Он видел, как набегали тени на ее лицо всякий раз, когда она упоминала свою сестру, но надо отметить, что эта прекрасная женщина видела слишком много всякого в прошлом, чтобы избежать шрамов.
Думая об этом, он тихо сказал:
— Ты многим пожертвовала ради своей работы. Личной жизнью. Безопасностью. Друзьями, которые знают тебя. Домом. А есть ли у тебя дом, в который ты возвращаешься?
Она тряхнула головой:
— В действительности нет. Мои родители живут в Сиэтле, но они не в курсе, чем я занимаюсь, — мне бы не хотелось их волновать. Сначала у меня была квартира, но я решила, что она мне не нужна. Я редко в ней бывала. Группа Хагена небольшая, поэтому мы все довольно часто задействованы. Я больше бываю за границей, чем дома.
— Та другая квартира, — медленно спросил Джош. — она действительно принадлежит друзьям?
Ее улыбка была короткой и безрадостной:
— Нет. Управляющая думает именно так, конечно. У меня были все надлежащие разрешения. Арендаторы обратились в уважаемое агентство, чтобы передать квартиру в субаренду. Они понятия не имеют, что их жилье используется как конспиративная квартира. Мне оно необходимо. Я нуждаюсь в безопасном месте, чтобы прийти в себя.
Джош притих. Его собственная жизнь была странной, его детство было омрачено смертью матери и угрозами, сопровождавшими сверхсекретную работу Стюарта. Несмотря на то, что он вырос далеко от всего этого, богатство, которое он унаследовал в раннем возрасте, отдалило его от других детей и позже от других мужчин. Хотя он водил близкую дружбу с тремя мужчинами, которые были для него намного больше, чем просто служащие, он также знал, одиночество оттого, что он не такой, как все.
И резкие, неосознанные слова Рейвен сказали ему, как ничто другое, что она так же отличалась от других женщин. В течение многих лет она опасно балансировала между двумя мирами, улучив момент то там, то здесь, чтобы расслабиться и снять напряжение. Исполняла роли с таким мастерством, что любая голливудская актриса позавидовала бы ей, и продолжала играть в те ужасные игры вопреки чудовищному напряжению. Она могла быть женщиной, которую научили безжалостным методам обороны и самозащиты, и все же она еще могла улыбаться мужчине со смехом в глазах.
Джош тряхнул головой почти неосознанно, не в состоянии оторвать взгляд от этих невероятных фиалковых глаз. Весь мир мог быть у ее ног, мрачно подумал он, она могла бы добиться всего, чего бы ни пожелала, и покорила бы любую вершину. Но она отвернулась от своих личных целей, избрав путь по темной стороне улицы и, используя свои таланты, боролась с этой темнотой.
— Ты пристыдила меня, — сказал он хрипло. — Все, что я…, а я сделал так мало. Когда меня просят помочь, я помогаю. Но я всегда жду, что меня попросят. Ты — никогда.
Рейвен была потрясена:
— Джош, очень много людей зависит от тебя. Многие имеют хорошую работу и зарабатывают хорошие деньги, потому что ты справедлив. — Она прерывисто рассмеялась. — Я видела твое досье, помнишь? Пожертвования больницам и университетам, помощь приютам, бесконечные программы, разработанные тобой и твоими компаниями, чтобы помочь людям. Ты думаешь, это не имеет значения? Имеет. Это значит чертовски много! Ты столько всего делаешь! Твои компании выделили больше половины своей прошлогодней прибыли в помощь людям.
Джош выдавил слабую, кривую улыбку:
— Даже у плейбоя может быть совесть.