Страница 3 из 66
Он ничего не имеет против суровых условий. Строго говоря, Египет представлял собой еще более враждебную среду. Но в Египте есть цивилизации, которые он открывал. В Шотландии открывать нечего, никаких древних тайн, ждущих своей разгадки.
— Мейнз перепробовал все, даже подкуп, — сказал отец. — Что нам требуется, так это присутствие там мужчины из нашей семьи. Тебе известно, насколько шотландцы привержены своему клану. Они хотят, чтобы лэрд замка возглавил их. Я не могу ехать. Не могу оставить твою мать, когда у нее такое хрупкое здоровье.
Другими словами, она снова беременна.
— Похоже, ты должен покинуть меня, любовь моя, — проговорила мать, поднимая к голове свою слабую руку. — Перегрина никогда ничего не волновало, кроме греческого, латыни и токского.
— Коптского, — поправил Лайл. — Древнего языка…
— Всегда один только Египет на уме, — произнесла мать с легким всхлипыванием, не предвещавшим ничего хорошего. — Вечно твои пирамиды, мумии и свитки, и никогда — мы. Твои братья даже не знают, кто ты такой!
— Они меня знают достаточно хорошо, — возразил Лайл. — Я тот, кто посылает им все эти замечательные вещицы из дальних краев.
Для них он был бесстрашным и загадочным старшим братом, с которым в дикой и опасной стране происходили всякие захватывающие приключения. И он действительно посылал им подарки, вызывавшие восторг у мальчишек: мумии кошек и птиц, шкурки змей, зубы крокодила и прекрасно сохранившихся скорпионов. Он также регулярно писал им.
И все же Перегрин не мог заглушить внутренний голос, твердивший ему, что он бросил братьев на произвол судьбы. То, что он ничего не мог сделать для них, кроме как разделить с ними их страдания, служило плохой отговоркой.
И только лорд Рэтборн, известный в свете как лорд Совершенство, был в состоянии справиться с его родителями. Он спас от них Лайла. Но теперь у Рэтборна была собственная семья.
Лайл знал, что должен что-нибудь сделать для братьев. Но вся эта затея с замком была сущей ерундой. На сколько ему придется отложить возвращение в Египет? И во имя чего?
— Не понимаю, какая братьям польза от моего прозябания в сыром, разваливающемся старом замке? — проговорил он. — Не могу представить более нелепого поручения, чем путешествие в четыре сотни миль ради спасения кучки суеверных рабочих от призраков. Я также не понимаю, чего испугались ваши крестьяне. Каждый замок в Шотландии наводнен призраками. Они живут повсеместно. На полях сражений. В деревьях. В скалах. Шотландцы обожают свои привидения.
— Тут дело серьезнее, чем привидения, — сказал отец. — Произошли ужасные несчастные случаи, были душераздирающие крики среди ночи.
— Говорят, когда твой кузен Фредерик Далми случайно наступил на могилу прапрабабки Малкольма Макфетриджа, вступило в силу давно забытое проклятие, — добавила мать, пожимая плечами. — Сразу после этого здоровье Фредерика стало ухудшаться. Через три года он скончался!
Лайл смотрел на них, уже не в первый раз желая, чтобы было к кому обернуться и сказать: «Можно ли в это поверить?»
Хотя его родителям принять доводы здравого смысла было почти так же трудно, как для Лайла увидеть единорога, его собственный разум требовал, чтобы он представил им факты.
— Фредерику Далми было девяносто четыре года, — начал он. — Он умер во сне. В своем доме в Эдинбурге, в десяти милях от замка, который, как предполагают, был проклят.
— Не совсем в этом дело, — возразил отец. — Дело в том, что замок Горвуд — собственность Далми, и он разваливается на части!
«И до сих пор вам не было до него никакого дела», — подумал про себя Лайл. Кузен Фредерик покинул замок много лет назад, и они даже не вспоминали о нем. Почему вдруг теперь это стало столь важным?
Ну конечно! Он же дома и не может не обращать внимания на родителей так, как не обращал внимания на их письма. Это заговор, чтобы удержать его в Англии. Не потому, что он им нужен, и не потому, что они без него жить не могут. Все это лишь потому, что, по их мнению, его место — здесь.
— Какое ему дело? — вскрикнула мать. — Когда Перегрин думал о нас?
Она вскочила с кресла и подбежала к окну, словно хотела в отчаянии выброситься из него.
Лайла это нисколько не встревожило. Мать никогда не выпрыгивала из окон и не разбивала голову о каминную полку. Она только вела себя так, словно собиралась это сделать.
Вместо того чтобы думать, его родители устраивали спектакли.
— Какое чудовищное преступление мы совершили, Джаспер, что в наказание получили такого жестокосердного сына? — запричитала она.
— Эх, Лайл, Лайл! — Лорд Атертон приложил руку к голове и принял свою излюбленную позу короля Лира. — К кому же еще обращаться, как не к своему старшему сыну и наследнику?
Прежде чем он разразился своей обычной тирадой о неблагодарности детей и злодеях с бесчувственными сердцами, в разговор снова вступила мать.
— Это нам расплата за то, что мы тебя разбаловали, — сказала она с глазами, полными слез. — Это награда за то, что мы доверили тебя заботам Руперта Карсингтона, самого безответственного человека во всей Англии.
— Для тебя одни только Карсингтоны имеют значение, — вторил ей отец. — Сколько писем ты написал нам за все те годы, что ты провел в Египте? Я могу пересчитать их по пальцам одной руки.
— Зачем ему писать, если он никогда не думает о нас? — проговорила мать.
— Я обращаюсь к нему с простой просьбой, а он отвечает насмешкой! — Отец стремительно подскочил к камину и ударил кулаком по каминной полке. — Господи, как мне это вынести? Подобными тревогами и заботами ты сведешь меня в могилу, Лайл, клянусь тебе!
— О, мой любимый, не говори так! — взвизгнула мать. — Я не смогу жить без тебя. Я без промедления последую за тобой, и бедные мальчики осиротеют.
Она стремительно промчалась от окна к креслу, упала в него и начала истерически всхлипывать.
— Теперь посмотри, что ты сделал со своей матерью! — Отец протянул руку в сторону рыдающей супруги.
— Она всегда так ведет себя, — ответил Лайл.
Отец уронил руку и в гневе отвернулся от него. Он достал носовой платок и вложил в руку матери, и как раз вовремя, поскольку ее собственный скоро можно было выкручивать. Она была самой удивительной плакальщицей.
— Ради наших мальчиков мы должны молиться, чтобы этот кошмарный день никогда не настал, — произнес отец, похлопывая ее по плечу. Его глаза тоже увлажнились. — Лайл, разумеется, будет путешествовать среди дикарей, бросив братьев на беспечных посторонних людей.
Братья уже жили среди беспечных посторонних людей, подумалось Лайлу. Потеряв родителей, они бы переехали к одной из сестер отца. Хотя несколько лет назад лорд Атертон похоронил одну из них, первую жену лорда Рэтборна, другие шесть сестер находились в добром здравии и даже не заметили бы прибавления еще парочки детей к своему собственному многочисленному потомству. Конечно же, никто из них не занимался детьми сам. Их отпрысков растили слуги, учителя и гувернантки. Сами родители только совали нос куда не следовало, находили способы всех раздражать и придумывали нелепые и неподходящие затеи, чтобы впустую тратить чужое время.
Лайл не допустит, чтобы они манипулировали им. Если он позволит им втянуть себя в водоворот эмоций, ему из него никогда не выбраться.
Единственный способ устоять на твердой почве — не отступать от действительности.
— У мальчиков есть многочисленные родственники, чтобы присматривать за ними, и более чем достаточно денег на жизнь, — сказал Лайл. — Они не станут страдать и голодать в сиротском приюте. А я не поеду в Шотландию по такому нелепому поручению.
— Как ты можешь быть таким бессердечным? — вскрикнула мать. — Фамильному сокровищу грозит исчезновение с лица земли!
Она откинулась в кресле, выронив из дрожащих пальцев носовой платок мужа, и приготовилась упасть в обморок.
Вошел дворецкий. Он, как обычно, сделал вид, будто всей этой эмоциональной феерии не происходит, и доложил, что карета ждет.