Дурная слава

— Иду, — откликнулась она.

Глядясь в зеркальную дверцу аптечки, Винс внимательно рассматривал свою щеку. Увидев Иден в дверях, он не оборачиваясь заметил:

— Ты вовремя. А то уж я думал, мне так и не удастся толком обработать рану. — Винс тяжело вздохнул. — Как ты думаешь, придется накладывать швы?

Рана, конечно, была не пустяковой и очень болезненной, но Иден считала, что хирургическое вмешательство не понадобится.

— Перекрестной повязки будет вполне достаточно, — сказала Иден, быстро оглядев его лицо. В нескольких местах кожа уже начала отекать и менять цвет, но кроме еще одной небольшой ссадины на губе, никаких новых повреждений она не заметила.

— Сестренка, что тебя так задержало? Я думал, ты идешь за мной следом.

Она стояла к нему спиной, доставая все необходимое для перевязки, и потому ей было относительно легко ответить полуправдой.

— Я хотела узнать у него, не задолжал ли ты ему.

— И что же он ответил?

— Что ты не должен ему ни цента. Сядь. — Она толкнула Винса на сиденье унитаза. — Только сиди спокойно, придется потерпеть.

— Я ведь сказал тебе в тот раз, когда ты заплатила мой последний проигрыш, что я завяжу с азартными играми, — напомнил ей Винс, но тут же вздрогнул от боли: Иден, слушая его, прижгла рану антисептиком.

— Я не забыла твоего обещания.

— И подумала, что я начал сызнова.

— Недавно ты играл в покер с Де Пардом, — напомнила она.

— Ну, это пустяки. Высоких ставок не было.

— Иногда ты не умеешь остановиться вовремя, Винс.

— Я же дал тебе слово… — негодующе начал Винс.

— Знаю. Сиди спокойно. — Стянув края раны, она наложила тугую повязку. — Ну, теперь все будет в порядке.

Винс встал и, кисло улыбаясь, поблагодарил Иден.

— Сейчас по крайней мере я выгляжу вполне сносно.

Она же, совершенно обессиленная после пережитого страха, не отвечая Винсу, принялась убирать мазь, оставшиеся бинты и антисептик в аптечку.

— В чем дело, сестренка? Ты что-то бледная.

На мгновение ей захотелось о многом рассказать ему. Но она все же ответила:

— Ничего.

Правда, прежде чем открыть зеркальную дверцу аптечки, она посмотрелась в нее. Ее лицо красноречиво свидетельствовало о том, что она лжет.

Киннкэйд вошел на кухню ранчо. Его левую руку мучила дергающая боль, и он нянчил ее, положив на согнутую правую. На руке был заметный отек, но, к счастью, пальцы ему подчинялись и он мог вращать запястьем, а значит, повторного перелома нет.

Только рука на глазах распухала все больше и болела все невыносимей.

Повар, прильнувший к бутылке ванильного экстракта, стоял спиной к двери.

— Мне нужен лед.

Повар с виноватым видом поспешно спрятал бутылку за пазуху и повернулся к Киннкэйду. Увидев его руку, он спросил:

— На чей кулак ты наткнулся?

Киннкэйд сел за стол и расстегнул манжет рубашки.

— И еще мне потребуется несколько полотенец и несколько полиэтиленовых мешков.

— Никакой жизни без виски, — пробормотал Дикий Джек, шагнув к холодильнику, чтобы принести лед. — Чертовски стыдно, просто позор!

Вошли Эл и Боб. При виде Киннкэйда глаза Эла выкатились из орбит.

— Что, черт возьми, с тобой приключилось? — Зашиб руку, — мрачно ответил Киннкэйд.

Сейчас он мечтал только об одном — чтобы Джек приволок наконец миску со льдом.

— Кажется, ты зашиб не только руку. С кем ты, черт возьми, связался? — спросил Эл с любопытством.

Киннкэйд и ухом не повел, будто не расслышал вопроса.

— А теперь принеси мне полиэтиленовые мешки, — попросил он Дикого Джека, поставившего перед ним миску со льдом.

— У меня в бараке есть снадобье, помогающее от порезов и ушибов, — сказал Боб Уотерс и мгновенно исчез.

Эл, успевший составить себе некоторое представление о Киннкэйде, решил не повторять своего вопроса. Чутье подсказало ему, что тот, с кем Киннкэйд повздорил, должен выглядеть еще хуже, и поэтому скоро он узнает ответ на свой вопрос.

Повар разыскал два полиэтиленовых мешка, раскрыл их и держал так, пока Эл наполнял мешки льдом. Киннкэйд положил распухшую руку на один из них, а другим прикрыл ее. Эл отрывал длинные лоскутья от старого кухонного полотенца и привязывал мешки к руке, чтобы они плотно держались на месте. Дикий Джек отошел в сторону и снова принялся сетовать на отсутствие виски.

Эл бросил на него раздраженный взгляд:

— Если не хочешь помогать, налил бы нам кофе. Повар презрительно посмотрел на Эла:

— Мой дед сиживал у костров вместе со многими великими врачевателями, наблюдая, как они накладывают целебные повязки и компрессы, как они готовят целебные отвары и поют заклинания. А ты не врачеватель, — подытожил он наконец. — Ты тупой, необразованный ковбой. — И все же иноходью затрусил к кофейнику и быстро вернулся, неся две кружки горячего черного кофе.

Эл глянул на напиток и пробормотал:

— Черный, как смертный грех. Верно, кипел целый день.

Дикий Джек проворчал что-то невнятное в ответ и снова направился к стойке. Но не успели они сделать и по глотку кофе, как заскрипели дверные петли — это вернулся Боб Уотерс. Руки его были заняты целым ворохом скляночек, баночек с мазью и грудой бинтов. Он подошел к столу и начал расставлять принесенное.

— Здесь есть одна особая мазь. Снимает боль от ушибов. — И он подтолкнул баночку с мазью к Киннкэйду, вокруг ее крышки поблескивали потеки зеленого прозрачного жирного крема… — А вот это поможет, если затекут мышцы. Пахнет так, что дух захватывает, но зато помогает. — За баночкой самодельной мази последовало несколько рулонов марлевых бинтов и лейкопластыря… — А вот это снадобье хорошо втирать перед сном, — продолжал Боб.

Эл не обращал ни малейшего внимания на лекарства, принесенные главным ковбоем Иден. Но он с интересом разглядывал квадратную бутылку, которую Боб держал под мышкой. Она подозрительно походила на те, в которых продают виски. Он резко вырвал ее из рук Боба и поглядел на свет.

— Это как раз то, что нам надо, — одобрительно заявил Эл и, отвинтив крышку, плеснул алкоголя в кофе сначала Киннкэйду, а затем и себе. — Это самое лучшее болеутоляющее.

Дикий Джек, наблюдая за всем этим, бросил отчаянный взгляд на Боба Уотерса:

— Откуда это виски?

— Я не собираюсь тебе докладывать, где держу свои запасы, — ответил тот.

Дикий Джек, продолжая пожирать взглядом бутылку, подошел к столу и схватил ее.

— Позор да и только, — пробормотал он, прежде чем присосаться к ней — и вылакать половину.

Все это время Киннкэйд не произнес ни слова. Боль, растекшаяся по его телу, вытеснила из сознания все остальное. Однако он с удовольствием глотнул кофе, радуясь обжигающему вкусу виски. Этот напиток и временное приспособление из мешков со льдом сделали свое дело: отек мало-помалу начал спадать, и боль ослабевала, давая о себе знать только в руке. Киннкэйд встал и направился к общему столу.

На полпути он заметил Винса, стоявшего, опираясь плечом об угол деревянного здания. Ссадина на его левой щеке была закрыта наложенной крест-накрест повязкой. Один глаз почти полностью заплыл, а с полдюжины ссадин на его лице, оставленных кулаками Киннкэйда, превратились в красно-пурпурные отметины. Он пристально и спокойно смотрел на Киннкэйда, медленно приближающегося к нему.

— Удивлен, что видишь меня? — поинтересовался Винс.

— Немного, — ответил Киннкэйд, стараясь определить на глаз степень нанесенных им повреждений.

— Я уже сказал, что отныне буду за тобой постоянно приглядывать, — напомнил ему Винс. — Привыкай к этому.

И, верный своему слову, все еще стоял возле кухни, когда Киннкэйд выходил оттуда после ужина. Другие работники с ранчо бросали на них обоих удивленные взгляды, но ничего не спрашивали и не говорили.

На следующее утро Винс встал с рассветом и маячил темной тенью возле спального барака в сером утреннем свете. Позже, когда Киннкэйд выехал верхом, то, оглянувшись, увидел в ста ярдах позади следовавшего за ним Винса.