Триумф Темного Меча

Думаю, что в своем отчаянии и смятении я просто шел бы в клубящемся тумане бесцельно, пока не упал бы и не умер. И тут с внезапностью, от которой у меня буквально перехватило дыхание, туман закончился. Как выходишь из тумана на яркий солнечный свет, так и я вышел из царства Смерти (так я думал) и оказался в открытом поле, заросшем травой.

Стояла ночь, ясная и чудесная. Небо надо мной — да, там было небо — было чистым, бархатно-черным и усыпанным звездами. Я и не думал, что бывает столько звезд. Воздух был холодным и свежим, полная луна заливала все вокруг серебряным светом. Я глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, снова выдохнул — не знаю, как долго я стоял там, просто дыша. И чернота души моей рассеялась. Я подумал о том, что я сделал, и впервые в жизни понял, что сделал что-то правильное, что-то хорошее.

В моем беспорядочном детстве религиозное воспитание как-то упустили. Став старше, я не обрел веры ни в себя, ни в род людской, да и в Олмина тоже. Я мало думал о жизни после смерти. Я просто боялся, что загробная жизнь существует. В конце концов, жизнь для меня была ежедневной ношей. Так чего же ради тащить этот груз дальше? И в то мгновение я подумал, что обрел рай. Красота ночи, одиночество и спокойствие окружали меня, наполняя ощущением благословенного уединения...

Моя душа хотела покинуть тело и улететь в ночь. Мое тело, напротив, упрямо желало жить и напоминало мне — своей усталостью, — что я все же жив. Холодный ветерок прошелестел по траве. У меня не было рубахи, только старые штаны, которые дали мне в тюрьме Дуук-тсарит. Меня начало трясти от холода и, несомненно, от всего пережитого. Я хотел пить и есть, поскольку во время заточения отказывался принимать пищу.

Именно тогда я и задумался: куда это меня занесло и как я сюда попал. Я ничего не видел вокруг, кроме бескрайних, залитых лунным серебром трав и — странно — мигающего красного огонька где-то в сотне футов от меня. Наверное, он мигал все время, но дух мой витал где-то среди звезд, и я его не заметил.

Я двинулся было на свет с неясной мыслью в голове. Я вообразил, что это могут быть угли костра, что лишь свидетельствует о том, что я до сих пор все еще не мог мыслить ясно, ведь никакой костер не может постоянно мигать. И именно в тот момент, когда я пошел на свет, я обнаружил Гвен.

Она лежала в траве без сознания. Я опустился на колени рядом с ней, обнял ее и лишь тогда подумал: как она здесь оказалась? И вспомнил ее голос, звавший меня, когда я вступил в туман. И еще я смутно помнил, что вроде бы видел ее развевающееся белое платье. Может, мы вообще шли в паре футов друг от друга и не знали об этом, таким густым был туман? Это не имело значения. Однако все, что случилось с нами, почему-то казалось правильным.

Она очнулась от моего прикосновения. Я ясно видел ее лицо в лунном свете — и вот тогда я и заметил безумие в ее глазах. Я узнал его — а как иначе? Я жил рядом с безумием с самого детства. Но прошло много месяцев, прежде чем я смирился с этим. Это случилось отнюдь не сразу.

«Гвендолин!» — прошептал я, качая ее на руках.

При звуке моего голоса безумный блеск в ее глазах померк, и она посмотрела на меня с той любовью, с которой смотрела так часто прежде. Это было благословение, которое я променял на проклятие!

«Джорам», — тихо сказала она, прикоснувшись к моему лицу.

Я увидел в ее глазах свое отражение, и тут оно задрожало и затуманилось ужасом, и безумие стерло меня из ее глаз. Я крепко прижал ее к себе, словно она могла уйти от меня. Ее тело оставалось у меня на руках, но ее дух я удержать не мог.

Поднимался ветер. Ночь разорвали белые вспышки, послышался раскат грома. Подняв голову, я увидел, как звезды пожирает тьма, словно по небу ползет какое-то огромное чудовище. Молнии били с небес. Хотя гроза еще не дошла до нас, ветер уже так усилился, что меня едва не сбивало с ног. Облака ползли в нашу сторону, луна исчезла прямо у меня на глазах, я почувствовал запах дождя и ощутил на лице его брызги.

Я просто не мог поверить той стремительности, с которой надвигалась эта гроза. Я в панике озирался вокруг. Нигде не было никакого укрытия, и гроза застигла нас под открытым небом. Молния ударила совсем рядом, а потом я чуть не оглох от последовавшего раската грома. Я увидел, как в небо полетели клочья земли. Ветер усиливался, пронзительно визжа у меня в ушах. Начался ливень, который бил не слабее молний. В мгновение ока мы с Гвен промокли до костей, хотя я как мог прикрывал ее собой.

Надо было найти помощь. Молнии плясали вокруг нас, ветер становился все сильнее. По моему лицу хлестал град, рассекая кожу. Вокруг все было в полнейшем мраке, разрываемом короткими, яркими как день вспышками молний. И вот тогда сквозь ливень и молнии я вновь увидел мигающий красный свет. Похоже, гроза ему была нипочем. Может, там есть люди, которые сидят у огня и магически поддерживают его. Подняв Гвен на руки, я понес ее к красному свету, впервые молясь не о себе. Я молил Олмина, чтобы он послал ей помощь.

Кого я ожидал встретить у костра? Я не знал. Я не очень удивился бы, если бы нашел там ангелов или демонов. Я обрадовался бы и тем, и другим. Нам не пережить эту бурю. Ярость ее все возрастала, и у меня возникла смутная, почти бредовая идея из тех, которые иногда приходят на ум посреди ужаса: что буря бьется о Грань, пытаясь прорвать ее.

Временами я буквально с места двинуться не мог из-за чудовищного ветра. Порой мне приходилось прилагать все усилия, чтобы просто удержаться на ногах, прижимая к себе обмякшее, холодное тело Гвендолин, а ветер толкал меня, и лед и град иглами впивались в мою кожу.

Я держался одним усилием воли. Наконец я дошел до красного огонька. Это был не костер, и рядом с ним не было никого — ни дьявола, ни ангела. Мигающий красный свет исходил из странного предмета, торчащего из промокшей от дождя земли, но на ощупь он не был даже теплым. Отчаяние и безнадежность одолели меня, и я упал, не выпуская Твен из рук.

И в это мгновение рев бури перекрыл какой-то грохот. Он становился все громче. Я ощутил дрожь земли. Молнии били теперь почти непрерывно. Вглядываясь сквозь дождь, я увидел в ярких вспышках огромное чудовище, ползущее прямо на нас. У него было квадратное приземистое тело, два пылающих глаза, и приближалось оно невероятно быстро.

Значит, вот каков будет конец. Нас растерзает эта мерзкая тварь. Я сдался той тьме, что таилась во мне. Последняя мысль, которую я запомнил, была такой: слава Олмину, что Гвен без сознания. Она умрет, не испытав предсмертного ужаса.

Оказывается, когда меня нашли, я был в сознании. Мне сказали, что я разговаривал и что им показалось — поскольку они не понимали меня, — что я был готов сражаться. Мне рассказали — они вспоминали об этом с улыбкой, — что я и с ребенком не справился бы. Я слабо сопротивлялся и под конец потерял сознание.

Сам я ничего не помню до той минуты, когда очнулся от звука голосов. Меня охватил ужас, но я взял себя в руки. Мое сердце забилось с надеждой. Суд, приговор, казнь, буря... все это было сном, и, открыв глаза, я снова окажусь в доме лорда Самуэлса...

Я открыл глаза и увидел свет, такой яркий, что было даже больно. Мое ложе было жестким и неуютным, и я вдруг понял, что нахожусь, внутри чего-то железного. Мне казалось, что оно движется, поскольку нас бросало взад-вперед, и меня мутило от этой тряски.

И я по-прежнему слышал голоса. Сев, я попытался посмотреть вокруг, прикрыв глаза от света.

Голоса звучали совсем близко. Я смутно увидел две фигуры, стоявшие рядом. Их шатало от хода железной повозки. Они заметили, что я сел, и один быстро подошел ко мне.

Он заговорил на языке, которого я не понимал. Похоже, он догадался об этом, потому что во время разговора все поглаживал меня по плечу, как испуганного ребенка.