Страница 59 из 75
Балтийские народы почитали бога войны Водху— возможного тезку Водана. Поляки обезглавливали у «приапической статуи Пршипегалы пленников и поили истукана их кровью. Когда на берега Лабы пришли христиане, Пр'шипегала особенно полюбил их кровь, и пленных христиан еще в XII веке убивали у его статуи с изощренной жестокостью.
Незначительные тогда потери в битвах, способные вызвать у нас лишь улыбку, казались этим народам огромными и наводили на мрачные мысли. Выше уже приводилось пророчество, данное после битвы при Маг— Туиред. В это же самое время Кассандра предсказывает гибель Трои, и в весьма нерадостном свете рисует будущее своей страны Сиявуш. Еще более ужасная картина гибели мира утверждается в «Старшей Эдде» (прорицание вёльвы) и «Младшей», где Один, ссылаясь на ту же вёльву, добавляет немало живописных деталей. Им вторит «Бхагаватапурана». Некоторые индийские тексты на эту тему — словно близнецы Апокалипсиса — параноического видения Иоанна, явно восходящего к той же эпохе. Мудрецы и провидцы ангирасы, известные из «Ригведы», едва ли выходили за пределы своей страны, но по дорогам Европы подобные же вести разносили волхвы и разного рода пророчествующие «калики перехожие».
Особенно заметную роль играли подобные пророчицы у германцев, возводивших их в жреческий сан. по-видимому, этих женщин называли альрунами: они считались знатоками лечебной магии и рун, кроме ведовства и колдовства. Историк VI века Иордан упоминает знаменитую колдунью при дворе готского царя Филимера — Алиорумну, или Алиоруну. Похожее имя встречается и у Тацита при описании событий I века: «В правление божественного Веспасиана мы видели среди них (германцев. — А. С.) Веледу, долгое время почитавшуюся большинством как божество; да и в древности они поклонялись Альбруне (или Ауринье. — А. С.) и многим другим, и отнюдь не из лести и не для того, чтобы впоследствии сделать из них богинь». Но в другом месте Тацит отмечает, что «эта девушка из племени бруктеров пользовалась у варваров огромным влиянием, ибо германцы, которые всегда считали, будто многие женщины обладают даром прорицать будущее, теперь дошли в своем суеверии до того, что стали считать некоторых из них богинями». Обожествлена Веледа была после смерти, она умерла в Риме, где, захваченная в плен, прошла в триумфальном шествии Веспасиана. Имя Альбруна в германо— скандинавском эпосе приобрело новое звучание — Брунхилы, Гудрун и Кудруна; все они — пророчицы.
Современником Веледы был пророк Йеттха, обитавший в домике на горе, где потом был построен Гейдельбергский замок, и дававший оракулы через открытое окно, оставаясь невидимым. Это именно он посоветовал основать у подошвы своей горы город — будущий Гейдельберг — и предсказал ему славу и величие. По крайней мере так утверждал в 1530 году в книге о древностях этого города некий Губерт Томас Леодий. Сам Йеттха кончил, однако, печально: его у источника разорвали волки, отчего этот источник стал называться Волчьим. Гораздо большей славой пользовалась упоминаемая Дионом Кассием в его «Римской истории» германская пророчица Ганна, специально явившаяся в Рим, чтобы предсказать императору Домициану смерть его жены. Не перевелись пророчицы и в христианскую эпоху, самая знаменитая из них — Гамбара, персонаж первой книги «Происхождения лангобардов» Павла Диакона.
Слово «альруна», вероятно, родственно другому — «альраун» (мандрагора). Этому широколистному корню с желтыми цветами (европейскому женьшеню) приписывались удивительнейшие свойства. Похожий формой на человеческую фигуру, он никогда не растет под виселицей, предсказывает будущее и делает богатым (если вечером подложить к нему монету, утром их будет две), благословляет брак и нейтрализует козни недоброжелателей. Этот корень способен отыскать вора, подземную воду или семя и вообще любую потерянную вещь, он и панацея, и яд в одно и то же время. Арабы называли мандрагору свечой дьявола, поскольку она «светится по ночам», европейцы — цветком ведьмы, способным лишить рассудка, хотя те и другие носили ее как амулет плодородия. Выкапывать мандрагору можно только в пятницу после восхода солнца, не забыв прихватить с собой абсолютно черную собаку, а также хлопок или воск, чтобы заткнуть ими уши, ибо корень этот так ужасно стонет и кряхтит, когда его тревожат, что можно оглохнуть и даже умереть.
Греки переработали это поверье в легенде об острове Сирен где-то «далеко на севере», чье пение смертельно, если не залить уши воском, как это сделали спутники Одиссея… Дальнейшее очень просто. Нужно трижды обойти вокруг места, где растет мандрагора, старательно размахивая при этом руками, затем привязать корень к собачьему хвосту, бросить наземь кусок хлеба и поспешно удирать во все лопатки. Собака, кинувшись к хлебу, выдергивает корень и, естественно, тут же падает мертвой. После этого растение, получившее таким образом причитающуюся ему жертву, становится совершенно безвредным. Его промывают в красном вине, заворачивают в белый и красный шелк и укладывают в лен. Люди тем временем весь остаток этого дня усердно парятся в бане, после чего облачаются в белую льняную рубаху, ртныне мандрагора будет верно и безотказно служить своему владельцу, а после его смерти — младшему сыну, При условии, что он положит в отцовский гроб монету и кусок хлеба. Если же младший сын умер раньше отца, сокровищем завладеет старший после такого же жертвоприношения.
Кельты столь же высоко почитали белинунсию — священное растение военных богов Белатукада и Белена (Белина), возможную белену. Этот корень, зарождающийся в сухое полнолуние, должна была выкапывать {оная девушка в бурную и дождливую полночь при свете Молодого месяца. Соком белинунсии отравляли стрелы и лезвия ножей, после чего они оказывали если не смертельное, то во всяком случае парализующее действие.
Наконец, и германцы, и кельты высоко почитали омелу— лекарственное растение, излечивающее все хворобы и паразитирующее на березе, вербе, буке и особенно на дубе (в этом случае целебная сила омелы несравненна). Мы мало знаем о культах этих растений и о богах, которым они посвящались. Но поскольку известное сходство имели все европейские культы— современники, то едва ли они сильно отличались от тех, что практиковались, например, в Ромове. Различия сводились в основном к именам богов да к наименованиям жреческих каст. Ромове был не городом, а обширной местностью с лесами и рощами, пастбищами и деревнями, разбросанными там и сям храмами и алтарями. Вот если бы знать еще поточнее, где находилось это священное место куронов, ливов, леттов, литовцев, ульмаругиев («вязовых ругиев»), а первоначально, до их отделения, и скандиев, переселившихся далеко на север, но сохранивших многие черты отчего культа. Высказывалось, правда, предположение, что Ромове было в долине Швинторог (Священный рог) около Вильнюса. Но это мнение основано лишь на том, что в этой долине было святилище рогатого Перкунса. Здесь, в Самланде, появилась первая достоверно известная гриада божеств, разошедшаяся широко по Европе по мзре расселения племен и сделавшаяся в полном смысле слова общеславянской. Здесь сложилась мощная каста жрецов, своей иерархией, своей замкнутостью и властью очень напоминающая невидимую империю друидов. Здесь также поклонялись ниже всего дубу.
Тремя высшими божествами Ромове были провозглашены Перкунс, Потримпс и Пикколс. Четвертым считался Курко, его дубовые изображения были расставлены по всей стране. Этот бог, чье «петушиное» имя сохранилось в польском, русском и других славянских языках, возглавлял вторую триаду. Впрочем, возможно, что это был эпитет Радегаста.
В центре области на просторной равнине далеко протянул свои ветви вечнозеленый раскидистый дуб. Такие одиноко растущие деревья — химороги — считались жилищами богов и у японцев. Это были Мировые Деревья, породившие, между прочим, фразеологизм «дать дуба», то есть отправить душу к дубу, а не «лечь в гроб», как теперь считают.
Вечнозеленые деревья и кустарники почитались у всех народов: это был зимний корм для скота. По преданию, дерево становится вечнозеленым, если регулярно кропить его корни человеческой кровью. Так и поступали. Размеры этих деревьев впечатляющи. Известен случай, когда из одного священного дуба построили церковь приличных размеров. В дубе Ромове, имевшем почти сорок футов в обхвате, были выдолблены три ниши — пристанища верховных богов, чьи дубовые статуи занимали каждая свое место, определенное жрецом. Под этим «теремом на курьих ножках», о которых напоминали могучие корни, была площадка. Такая же площадка (рикайот) расчищалась и под другими священными растениями — липой, бузиной, там пылал неугасимый костер. На нем приносились жертвы и сжигались еретики. Это место (оно-то и носило в более узком смысле название Ромове) было обнесено оградой, увешанной клочками белой материи, дабы кто-нибудь в сумерках или по рассеянности не осквернил ненароком святое место своим вторжением. Неподалеку шумела ветвями священная роща, со всех сторон окруженная лесом -тоже священным. Там обитал бог, и тот, кто оказывался в его владениях, немедленно приносился ему в жертву, а кровью несчастного смазывали истукана, обрызгивали рощу и напаивали корни дуба. Никто, кроме жреца, не смел ни срубить там дерево, ни убить зверя, ни сорвать ягоду. Жрец был посредником между богом и теми, кто испрашивал оракул.