Похищение

– Знаю, – спокойно соглашается Ноубл. – Но я ничего не могу с этим поделать.

Когда Эрик поворачивается ко мне, на лице его написано искреннее изумление: он, сам, похоже, не надеялся, что ему сойдет это с рук. Он откашливается и снова устремляет взгляд на присяжных.

– Закон требует точности, он осторожен в выборе слов. И порой он умышленно распахивает дверь, ведущую из порядка в здравый смысл. Вы стоите перед выбором, дамы и господа! Подчас выбор совершить непросто. Как непросто было Эндрю, как непросто служителям закона, как непросто, надеюсь, придется вам.

Эмма Вассерштайн до того разгневана, что я ожидаю увидеть искры, летящие из-под каблуков ее туфель.

– Мистер Тэлкотт, по всей очевидности, слишком долго общался со своим клиентом и перенял от него искусство лжи. Он солгал, будто это не похищение, поскольку мистер Хопкинс не задействовал силу. Но ведь никто не спрашивал у Бетани Мэтьюс, хочет ли она уехать. Да, он не заматывал ее изолентой и не бросал в багажник, но этого и не требовалось. Он сказал несчастному, беспомощному ребенку, что ее мать мертва. Заставил поверить, что у нее на свете нет никого, кроме отца. Он причинил этому ребенку столько вреда – с единственной, заметьте, целью: отобрать девочку у родной матери, – что мог бы с тем же успехом заткнуть ей рот кляпом и связать по рукам и ногам. Это были веревки эмоций, а Эндрю Хопкинс – большой мастер в обращении с ними. – Она переводит взгляд на меня. – Но он оказал губительное воздействие не только на жизнь своей жертвы. Этот вздорный, эгоистичный поступок покорежил судьбы двух женщин: Бетан и Мэтьюс и ее матери, Элизы, которая двадцать восемь лет прождала возвращения пропавшей дочери. Этот вздорный, эгоистичный поступок даровал Эндрю Хопкинсу многое: дочь, возможность полностью контролировать ее жизнь, свободу и безнаказанность… Но всему приходит конец. – Эмма приближается к скамье присяжных. – Чтобы признать Эндрю Хопкинса виновным, вам достаточно согласиться, что он забрал ребенка, не имея на то права, и применил при этом силу. Эндрю Хопкинс сам заявил под присягой, что он – похититель. Куда уж яснее! Тем не менее, как отметил мистер Тэлкотт, правила не бывают без исключений. По закону, сказал мистер Тэлкотт, вы можете вынести обвинительный приговор, если все условия соблюдены, можете – но не обязаны. Что ж, позвольте заверить вас, что все не так просто, как он пытается представить. – Она подходит к Эрику. – Если бы нам пришлось жить в мире, где эмоции главенствуют над порядком, это было бы не самое уютное место для жизни. К примеру, я могла бы сделать вот это, – Эмма подхватывает портфель Эрика и переносит его к себе на стол, – потому что его портфель мне нравится больше. И если бы мне удалось убедить вас, что у меня имелись веские эмоциональные основания полюбить этот портфель, вы могли бы запросто оправдать мою кражу. – Она снова подходит к Эрику, берет его стакан с водой и выпивает до дна. – Если бы мы жили в мире мистера Тэлкотта, я могла бы пить его воду, потому что я мать новорожденного и мне эта вода нужнее. Но знаете что? В этом мире безнаказанными оставались бы насильники, которым просто захотелось заняться сексом. В этом мире никто не осуждал бы убийц, пришедших в ярость. И в этом мире человек, способный убедить вас, что совершает героический поступок, мог бы красть ваших детей на двадцать восемь лет. – Она делает паузу. – Я живу в другом мире, дамы и господа. И готова поспорить, вы тоже.

Пока присяжные совещаются, мы с Эриком отсиживаемся в конференц-зале. Он приносит из кошерной кулинарии сэндвичи с солониной, и мы молча жуем.

– Спасибо, – говорю я наконец.

Он пожимает плечами.

– Я тоже проголодался.

– Спасибо за то, что защищал меня.

Эрик качает головой.

– Вы не меня благодарите…

Я откусываю еще один кусок.

– Я рассчитываю на тебя. Присматривай за ней.

Он опускает глаза и вдруг откладывает сэндвич в сторону.

– Эндрю, – отвечает он, – мне кажется, это ей придется присматривать за мной.

На оглашение приговора нас вызывают через неполных три часа. Я всматриваюсь в лица входящих присяжных, но не могу считать с них ни одной эмоции. Взгляда моего они избегают. Что это значит: им меня жалко? Или они чувствуют себя виноватыми?

– Подсудимый, встаньте, пожалуйста.

Я вряд ли когда-нибудь столь остро ощущал свой возраст. Опираясь на Эрика, я, хотя и стараюсь выглядеть сильным, встаю с большим трудом. Не в силах больше терпеть, я оборачиваюсь и смотрю на Делию. Ее лицо становится фокальной точкой, а окружающий мир разбивается вдребезги.

– Вы приняли решение? – спрашивает судья.

Рыжая кудрявая женщина кивает.

– Да, Ваша честь.

– Огласите его, пожалуйста.

– В деле «Штат Аризона против Эндрю Хопкинса» мы признаем подсудимого невиновным.

Я смутно понимаю, что Эрик сейчас ликует, что Крис Хэмилтон похлопывает нас по спинам, но мне не хватает воздуха. В следующий момент Делия заключает меня в объятия и прижимается щекой к моей груди. Я крепко обнимаю ее в ответ и вспоминаю слова Эрика, сказанные сразу после заключительной речи. «Это не настоящая линия защиты, – пробормотал он, – но порой приходится довольствоваться малым».

И порой все получается.

Журналисты устраивают потасовку, состязаясь за право первым получить комментарии от Эрика. Толпа расступается, давая дорогу Эмме Вассерштайн. Та пожимает руку Эрику, потом Крису и возвращает Эрику его портфель. И когда она это делает, то на миг замирает и шепчет слова, предназначенные лишь мне одному:

– Мистер Хопкинс, я бы на вашем месте поступила точно так же.

Фиц

Я как раз ищу черный ход, чтобы мы смогли ускользнуть незамеченными, когда Делил налетает на меня с объятиями. Я еще не привык к этому. Все здравые мысли и рациональные решения тотчас выветриваются из моей головы, и я просто наслаждаюсь ее теплом.

– Поздравляю! – бормочу я, и ее волосы щекочут мне губы.

– Я хочу сказать Софи! Хочу сказать ей – и сразу же поехать в аэропорт, сесть на первый самолет в Нью-Гэмпшир.

«А что будет дальше?» – думаю я. Делия, окрыленная победой, совсем забыла о проблемах, которые тянут ее к земле. Приятно, конечно, что твой дом не задело атомным взрывом, но придется еще довольно долго очищать двор от обломков.

Как показало время, я не хочу писать историю ее жизни. Я хочу сделать из ее жизни бесконечный сериал.

– Перестань думать, – повторяет Делия совет, который я же дал ей когда-то.

Лучась от счастья, она целует меня – и тут из-за угла выходит Эрик. Она его не видит, эта часть коридора открыта только мне, но, услышав его голос, выпускает меня из объятий.

– Вот оно как, – тихо говорит он, переводя взгляд с Делии на меня. – А я вас искал. Я… – Он качает головой и отворачивается.

– Никуда не уходи! – велю я Делии и бегу за Эриком.

Он останавливается, но по-прежнему стоит ко мне спиной.

– Давай поговорим.

Эрик опускается на корточки. Я присаживаюсь рядом. Язык у меня подвешен неплохо, но сейчас я не могу подобрать ни единого верного слова.

– Я попробую угадать, – начинает Эрик. – Вы не думали, что так получится.

– Ни хрена себе «не думали»! Да я только об этом и думал с тех пор, как вы начали встречаться.

Эрик удивленно смотрит на меня, и вдруг его разбирает нервный смех.

– Я знаю.

– Ты знал?

– Боже мой, Фиц, да твои чувства скрыть сложнее, чем последствия Хиросимы. – Он тяжело вздыхает. – По крайней мере дело я выиграл.

Я смотрю в пол.

– Я, кстати, не думал, что так получится.

– Надо бы хорошенько тебе врезать…

– Попробуй.

– Ага, – кивает Эрик. – Попробую. – Он смотрит мне в глаза. – Если я сам не могу о ней позаботиться, пускай это будешь ты. – Он умолкает, а когда заговаривает снова, голос его словно набухает надеждой. – Я завяжу! – клянется он. – Раз и навсегда!