Похищение

Он откидывается на спинку кресла.

– За достойную плату я помогаю людям получить новое имя.

– И где вы берете эти имена?

Он пожимает плечами.

– Ну, сначала читаю некрологи. Иду в паспортный стол, представляюсь родственником усопшего или говорю, что потерял мамино свидетельство о смерти. Всегда можно придумать, как обдурить чиновников и получить у них то, что нужно.

– А что вы делаете потом, когда получите необходимые документы?

– Люди сами меня находят. Хотят испариться – пожалуйста. У меня своя машинка для ламинирования, свой печатный станок, фотостудия, а уж набивных досок больше, чем в Казначействе.

– Когда вы познакомились с обвиняемым?

– Очень давно. Двадцать восемь лет назад, если быть точным. Тогда у меня бизнес еще не был так хорошо отлажен. Я прятался от полиции, работал на чердаке одного притона в Гарлеме. Ну и вот однажды пришел этот парень, спросил меня…

– Вы сами заметили, что с тех пор прошло немало времени. Откуда у вас уверенность, что это был именно он?

– Потому что с ним был девочка. Мои клиенты редко приводят детей.

– В котором часу это происходило?

– Ну, заполночь уже. Я только после полуночи и открывался.

– Как он к вам попал?

– Ну как… Поднялся по лестнице и спросил, где я.

– И что в это время происходило на лестнице? – спрашивает Эмма.

– Это же притон… Как вы думаете, что там происходило? Кто-то ширяется, кто-то курит, кто-то дерется. Весь набор.

– Значит, он привел в это место свою дочь… И как развивались события дальше?

– Сказал, что ему нужно стать другим человеком.

– Вы не спросили зачем?

– Я уважаю личную жизнь своих клиентов. Но у него с собой был вполне нормальный комплект документов. Нормальный тридцатилетний папаша с четырехлетней дочкой. Я сделал ему номера социального страхования, и свидетельства о рождении, и даже водительские права.

– Какая у вас была такса за эти услуги?

– Полторы тысячи. Ему я сделал скидку и за ребенка взял только тысячу.

– Сколько вам понадобилось времени?

– Где-то с час.

– Как он заплатил?

– Наличкой.

– А девочка вам чем-нибудь запомнилась?

– Она плакала. Ну, думаю, поздно уже и все такое…

– И что в этой связи предпринял ее отец?

Грингейт ухмыляется.

– О, это было прикольно! Он стал показывать фокусы. Вытаскивал у нее из уха монетку и все такое.

– А девочка что-нибудь говорила?

Он на секунду задумывается.

– После того как мы все подписали и он мне отбашлял, он сказал девочке, что они играют в такую игру. И теперь у всех новые имена. Сказал, что ее теперь будут звать Делия. А она спросила, когда они позвонят маме.

Пока Эмма держит очередную драматическую паузу, я пытаюсь представить себе ту девочку. Ту девочку, которой я некогда была и которую не успела узнать. Я примеряю слова, брошенные Рубио, на собственном языке. Но сейчас я запросто могла бы стать членом суда присяжных: я ничего не помню, и все, что он говорит, звучит впервые.

Почему какие-то воспоминания исчезают в небытии, а другие остаются за семью замками?

– Мистер Грингейт, вы неоднократно представали перед судом. В вашем «послужном» списке имеется несколько краж, а однажды вас арестовали за подделку документов.

Он разводит руками.

– Профессиональный риск!

– Вы сидели в тюрьме или находились в камере предварительного заключения двадцать восемь лет назад, когда Бетани Мэтьюс пропала без вести?

– Нет, я работал.

– В данный момент, мистер Грингейт, вам инкриминируют мелкое хищение персональных данных в штате Нью-Йорк.

– Ага.

– Находились ли вы под стражей до прибытия сюда.

– Да.

– Вам были обещали какие-либо послабления за дачу показаний на сегодняшнем суде?

Он улыбается.

– Прокурор сказал, что мне скостят срок.

– В свете этих обстоятельств, мистер Грингейт, объясните, пожалуйста, суду, почему мы должны вам верить.

– Я знаю об этих мертвецах то, что в некрологах не печатают, – говорит он. – Мне нужно было заверить копии свидетельств о рождении, когда мне за них заплатили.

Мистер Грингейт, – Эмма подносит ему бумагу, – вам это знакомо?

Грингейт присматривается к бумаге.

Это копия настоящего свидетельства о рождении. Того, что я смастерил для девочки.

– Вы могли бы прочесть вслух выделенные строчки?

Он кивает.

– Корделия Линн Хопкинс, – читает он. – Расовая принадлежность: афроамериканка.

В обеденный перерыв я говорю Эрику, что мне нужно съездить выпустить Грету, но вместо этого оставляю машину на парковке и иду пешком на восток. На каждом перекрестке я, как она и велела, задерживаю дыхание, а завидев тень, закрываю глаза.

Первым водоемом на моем пути оказывается канал, идущий через весь Феникс из реки Колорадо. Я вспоминаю слова Рутэнн: каналы в городе проложили еще индейцы пуэбло, а пользуются ими до сих пор. Это кажется мне добрым знаком, поэтому я разуваюсь и сажусь на берегу.

В руке я сжимаю крохотный мешочек mojo. Внутри него щепотка белого перца, немного шалфея, тертый чесок и стручок острого перца, а также крошки табака, иголка кактуса и камень «тигровый глаз». Мама говорит, что последние четыре ночи все это лежало у нее под подушкой, но для достижения нужного эффекта поработать должны мы обе.

Между пальцами моих ног просеивается мутная вода. Я попеременно поворачиваюсь на все четыре стороны света. «Если ты там, Рутэнн, – думаю я, – мне сейчас пригодилась бы твоя помощь».

– Беспорочная Святая Марта, – говорю я, чувствуя себя круглой идиоткой, – убей дракона этой напасти.

Я раздираю швы на мешочке – и его содержимое летит по ветру, прежде чем осесть на поверхности воды. Камень идет ко дну, а вот дальнейший путь порошка проследить труднее.

Но я смотрю, пока не исчезает последнее пятнышко, – таково было указание. Затем складываю кусочек красной ткани и прячу его в лифчике, где он и пролежит, пока луна не попросит его вернуть.

Закончив с mojo, я обуваюсь и иду пешком обратно к зданию суда. Не то чтобы я верила, нет. Просто, как это часто случается, я не могу позволить себе роскошь безверия.

По окончании слушания Эрик едет в офис готовиться к завтрашнему процессу. Фиц идет со мною забирать Софи из садика и предлагает после этого где-нибудь перекусить. Но я боюсь оставаться с ним наедине, не знаю, как себя вести.

– Давай как-нибудь в другой раз, – говорю я нарочито беспечно и тороплю Софи к выходу, пока Фиц не успел ничего возразить.

И тут же напарываюсь на засаду репортеров. Звездопад вспышек ослепляет меня. Этого оказывается достаточно, чтобы я поняла, что в данный момент больше всего на свете хочу оказаться в нашем розовом трейлере.

На обед я делаю бутерброды с арахисовым маслом и джемом. Поев, Софи принимается рисовать синих китов, русалок и прочих обитателей морского дна, а я засыпаю.

Снится мне, что на шее у меня ошейник, а Грета держит меня на поводке. Она хочет, чтобы я что-то нашла, но я понятия не имею, что мы ищем.

Проснувшись, я в кои-то веки думаю не о папе. Солнце уже наполовину вышло из-за горизонта, и трейлер залит жутковатым оранжевым светом, как будто, пока я спала, Софи выкрасила стены и потолок. На полу я вижу разбросанные картинки, но ее нет.

– Соф! – зову я, приподнявшись.

Открываю дверь в ванную – и там ее нет. Проверяю спальню.

– Софи?

Я заглядываю под кровать, в плетеную корзину для белья, в кухонные шкафы, в холодильник – во все места, где ребенку может вздуматься сыграть в прятки. Выйдя на улицу, я слышу лишь отдаленный рокот машин, да еще кое-где изредка гавкнет пес.

– Софи Изабель Тэлкотт, – кричу я, чувствуя, как бешено бьется сердце, – немедленно выходи!

Взгляд мой падает на темный трейлер Рутэнн, где Софи так часто бывала в последний месяц.

Грета вылезает из-под крыльца, где пряталась от солнца. Она поднимает голову и скулит.