Страница 5 из 43
Пенни прижалась к сестре и обняла ее:
— Софи, как тебе повезло! Ты ему нравишься? О, это бесспорно — ты всем нравишься. — Она помолчала. — Дядя Джайлз опять уходит в отпуск? Но ведь он был в отпуске где-то месяц назад. Они с тетей Верой только в сентябре вернулись, если я не ошибаюсь.
Софи предпочла остановиться на втором вопросе Пенни.
— Дядя Джайлз нездоров — я думаю, мы еще услышим об этом, когда пойдем к ним в воскресенье. Его с тетушкой не будет полтора месяца.
Какое-то время Пенни была поглощена этой новостью, но потом опять вернулась к тому, что ее куда больше интересовало:
— Ты ничего не рассказала мне о нем — это ужасно интересно. Что он собой представляет, как его зовут, он влюбился в тебя?
Этот вопрос заставил Софи рассмеяться.
— Ты что, дорогая, конечно нет! Он почти не разговаривал со мной в операционной, но так случилось, что мы освободились почти одновременно. Вот он и решил меня подвезти, только и всего. Мне показалось, что он хирург хоть куда, а зовут его профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд. — Она посмотрела на сестру и опять рассмеялась.
— Профессор, — задумалась Пенни, — да еще с таким именем... Он, должно быть, уже не так молод. У него есть седые волосы?
— Да, — отвечала Софи. — Он зачесывает волосы назад без пробора. У него очень высокий лоб и черные, как грозовые тучи, брови. А глаза светло-голубые...
Она прервалась, поймав на себе пристальный заинтересованный взгляд сестры, и проворно поднялась.
— В субботу к нам придет Билл, так что будь добра приготовить уроки заранее — он не обязан каждый раз помогать тебе с математикой.
Пенни захихикала.
— Конечно, не обязан, но он такой милый, правда? И я ему тоже нравлюсь, — констатировала она без всякого тщеславия и, задумавшись, добавила: — Мне скоро шестнадцать.
— Да, дорогая моя, — отозвалась Софи, — Биллу двадцать два, и он очень даже неглупый парень. Года через три, когда ты подрастешь, он поймет, кто ему больше нужен.
Сестры, улыбаясь, посмотрели друг на друга, а Софи подумала про себя: как это все-таки странно, Пенни почти на одиннадцать лет моложе нее, но уже прекрасно знает, кто ей нужен и чего она хочет. Остается только надеяться, что Билл дождется того времени, когда Пенни станет взрослой. Она обняла сестру и сказала:
— Идем-ка ужинать. До субботы я свободна; завтра хочу пойти в «Хэрродс» — тебе нужно зимнее пальто. Если пригляжу там что-нибудь приличное, да еще по приличной цене, то через неделю мы пойдем туда вместе и купим тебе обновку.
Они пошли на кухню, обсуждая на ходу достоинства ирландского твида и его преимущества перед добротным, но тяжеловатым твидом от Харриса.
Ранним воскресным утром Софи шла на дежурство. Улицы были безлюдны. В операционной тоже царила тишина. Как бы ей хотелось, чтобы сегодня не было операций, хотя бы в первой половине дня, — а в час она уже свободна. Ей еще нужно успеть заскочить к дяде Джайлзу. С ней дежурили две младшие медсестры; пока они наводили порядок в шкафчиках с лечебными препаратами и инструментами, Софи проводила учет инвентаря. Потом сестры принесли ей кофе, а сами ушли на перерыв. С их уходом в операционной вновь воцарилась тишина; Софи собрала в стопку все карты, формы и справки и аккуратно отложила их в сторону. Ей было скучно. Она сидела унылая и подавленная. Пришел Том Каррадерз. Он задумчиво посмотрел на нее, но так ничего и не сказал. Зазвонил телефон, попросили подозвать Тома. Том выслушал настойчивый голос на другом конце провода и сказал:
— О Боже, Билл, именно тогда, когда я собрался просмотреть воскресные газеты. Ладно, сейчас спущусь. — Он положил трубку и повернулся к Софи. — Превосходно! Вас можно покинуть на двадцать минут? Я должен идти контролировать малыша Билла, он на редкость ненадежен.
Утреннего покоя как не бывало. Четкая жизнь операционной под руководством Софи закипела вновь. Небольшая операция — и в 12.30 пациент возвратился в палату.
А в половине второго Софи уже стояла у дверей милого старого дома мистера Радклиффа, в котором он жил с тех пор, как она его помнила. Дверь открыла Мэтти — пожилая горничная, одетая, как и прежде, в свой неизменный чепчик и фартук. Они оставались точь-в-точь такими же, как и тридцать лет назад, когда Мэтти только начинала работать у дяди. Вид у нее был чопорный, но Софи она улыбнулась и сказала то, что обычно говорила каждое воскресенье:
— Как раз вовремя, мисс Софи. Кухарка уже накрывает на стол.
Софи улыбнулась в ответ и справилась у старушки о ее больной ноге, пока та помогала ей раздеваться. Оставшись в прихожей одна, она подошла к старомодному зеркалу, висевшему на стене, и внимательно себя оглядела — лицом своим она осталась не особенно довольна. Поспешно поправила прическу и провела пальцем по ровным изгибам своих бровей.
— Рисуем лилии? — послышался голос — его голос!
Софи вздрогнула от неожиданности. Как хорошо, что на ней вязаная кофточка, которая очень ей идет. Она стремительно повернулась к нему.
— Вы не должны так пугать людей, — строго сказала она. — Пожалейте их нервы. — Ее голос казался похвально ровным, чего нельзя было сказать о пульсе.
Они стояли не двигаясь и глядя друг на друга.
— Очень хорошо, — проговорил он, — вы не ожидали застать меня здесь? — Он смотрел ей прямо в глаза. — Вижу, что нет. Видите ли, ваш дядя Джайлз — это и мой дядя Джайлз тоже.
Софи искала что ответить; ее слова должны были показаться чем-то разумным, остроумным или по крайней мере обворожительным; но, как назло, на ум ей ничего не приходило, и, что еще хуже, он знал об этом. Она посмотрела на него — он злорадствовал.
— Ваша тетушка послала меня за вами, — спокойно заговорил он. — Вы готовы?
Они молча миновали прихожую. У Софи в голове застряла его фраза о лилиях. Бесспорно, он подшучивает над ней; она не должна обольщаться относительно своей внешности.
Макс ван Остервельд приоткрыл дверь в гостиную и, смеясь, сказал ей:
— Я уверен, что никто еще не называл вас лилией.
Он широко распахнул дверь, и глазам ее предстало весьма учтивое общество, нетерпеливо ожидавшее ленч.
Компания разместилась за роскошным обеденным столом из красного дерева персон на десять. Софи посадили рядом с дядей Джайлзом; Макс ван Остервельд сидел за другим концом стола между тетей Верой и Пенни. Было видно, что они уже успели подружиться. Софи оторвала от них взгляд и посмотрела на своего крестного — он нарезал говядину с мастерством первоклассного хирурга.
Софи подала дяде тарелки и тихим голосом, который тонул в гуле других голосов, спросила его, куда они с тетей собираются ехать отдыхать.
— В Дорсет, моя дорогая, у Макса там премилый загородный домик, вдали от людской суеты, он останавливается там, когда приезжает в Англию. Мы с тетей можем находиться там сколько пожелаем. Завтра мы уезжаем. Потом планируем поехать в Голландию и немного погостить у Макса, но все зависит от того, сколько времени мне понадобится, чтобы восстановить здоровье, и как долго Макс здесь еще пробудет.
Он посмотрел на ее встревоженное лицо и быстро проговорил:
— Моя дорогая, не надо беспокоиться. Уверяю тебя, для этого нет решительно никаких оснований — просто мое сердце слегка утомилось, только и всего. Хороший отдых мне не повредит.
После ленча тетя Вера и бабушка Гринслейд удалились в гостиную на свои еженедельные посиделки, дядя Джайлз заговорил с Максом ван Остервельдом о делах, потом он, правда, повернулся к детям и намекнул на то, что в его саду полно спелых яблок. Пенни и Бенджамин, незамедлительно вняв предложению дяди, помчались в сад. Софи неохотно последовала за ними. Но прошло каких-то десять минут, и Софи с увлечением принялась собирать урожай — вскоре она сидела на самом удобном суку дерева с наполненной до половины корзиной и ела яблоко. В саду было чудесно; осеннее солнце еще грело, да и яблочный аромат вызывал самые приятные ощущения. Софи вздохнула, вообразив себе на минуту, как это, должно быть, прекрасно — оставить дела и мчаться по стране в сверкающем «бентли». Она собралась было предаться мечтам о владельце машины, как услышала под деревом его голос — лицо ее немедленно залилось краской.