Страница 5 из 8
Он завис на высоте второго этажа, упираясь ногами в отвесную стену и держась за измочаленный конец веревки. Он долго не решался прыгнуть в темноту – со сломанной ногой ему не удалось бы уйти далеко. Он не знал, каким может быть наказание за убийство монаха, но вообще не хотел быть наказанным...
Никто не посвящал его в таинство Превращений. В отличие от отпрысков благородных семейств у него не было личного учителя магии или старшего в роду – того, кто постепенно развил бы в нем рискованные свойства, способные не только спасти в безнадежной ситуации, но и существенно укорачивающие жизнь. Церковь никогда не приветствовала Превращения, а о практике в монастыре шуремитов не могло быть и речи.
Поэтому Олимус некоторое время был беспомощен. Потом вдруг почувствовал, как кто-то невидимый тянет его вниз. Темнота под ним была слишком уж плотной. Излучение Люгера пронизывало все вокруг. Какая-то птица жутко закричала из-за звезд, и мальчик разжал руки.
Ему отчаянно хотелось выжить. Сжавшись в ожидании удара о землю, он падал, омываемый струями ночного воздуха. И вдруг развел руки в стороны... Падение длилось не более секунды. Когда пустота в его голове снова начала заполняться, он обнаружил, что мир изменился, распавшись надвое.
Вокруг рассеивался какой-то дым, и сквозь него проступали искаженные линии стены, покосившееся небо, с которого исчезли звезды, качающиеся деревья и выпуклая земля. Сотни интенсивных запахов и звуков буквально раздирали на части его внимание...
Повинуясь неведомому инстинкту, он изменил положение своего тела раньше, чем успел осознать это, и все резко перевернулось у него перед глазами.
Черный котенок величиной с зайца мягко приземлился, несмотря на опутавший его бесформенный кокон одежды. Олимус припал к камням, прижав к голове остроконечные уши, и замер, свыкаясь с самыми необычными ощущениями в своей короткой жизни.
Он вспомнил мгновение, предшествовавшее превращению, – мгновение, когда метаморфоза уже не зависела от его желания и стала неизбежной. Таинство открылось ему под угрозой падения. Его сознание было подготовлено к этому долгими бдениями наедине с призраком, хотя Олимус и не понимал этого.
Теперь он видел в темноте несравненно лучше, чем человек, и стал гораздо подвижнее. Его гибкое кошачье тело оказалось совершенным и чувствительным к легчайшим прикосновениям. Он выпустил и спрятал свои острые когти, поиграл хвостом. Густая черная шерсть согревала его, и он не почувствовал себя обнаженным даже тогда, когда выпутался из одежды.
И все же ему предстояло обратное превращение. Он хотел завладеть оружием и иметь запас еды на несколько суток. В монастыре он получил кое-какое представление о географии. Он решил идти на запад, к берегу моря и большим незнакомым городам. На самом деле его целью был Скел-Могд, но Олимус еще не подозревал об этом. Тем не менее, прекрасно ориентируясь в теле кошки, он выбрал направление и наметил ориентиры.
Темного котенка, притаившегося среди камней, окутало дымное облако. Густой дым столбом поднялся в небо, а на его месте остался сидеть голый мальчик, поспешивший натянуть на себя брошенную одежду.
Превращение в человека удалось ему легко и уже не было таким ошеломляющим. Олимус учился быстро. К тому, что за это удовольствие придется заплатить годами жизни, он пока еще относился довольно легкомысленно.
Он подобрал свой клинок, мешок с провизией и без всякого сожаления отправился прочь от монастырских стен. Ни разу не оглянувшись, он вошел в лес, который даже днем был диким и опасным местом.
Черные кроны сомкнулись над ним, как грозовые облака. Какой-то крупный зверь бродил в зарослях, потрескивая сухими ветвями. Гулко закричала разбуженная лесная тварь... И все же чаща пугала Олимуса гораздо меньше, чем жуткие зыбкие ландшафты, в которые уводил его во время сновидений неприкаянный дух Стервятника Люгера.
К исходу третьего дня отощавшего и смертельно измученного мальчика подобрал небольшой отряд контрабандистов, высадившихся на северном берегу моря Уртаб. Когда Олимус уснул в их лагере, они осмотрели его одежду и клинок со следами засохшей крови. Утром его не стали прогонять – при условии, что он не будет задерживать продвижение отряда.
Последующие трое суток Олимус не отставал от взрослых мужчин и даже нес кое-какую поклажу. Никому не удалось разговорить мальчика и узнать его историю. В конце концов, его приняли за одного из бесчисленных рыбацких детей, оставшихся без семьи и крова.
Он не жаловался и не задавал лишних вопросов. Странными казались его недетская сдержанность и долгие ночные бдения у костра. Он и сам не понимал, что именно открывалось ему в танцующих языках пламени. Призрак отца не появлялся во время этих медитаций, зато Олимусу дважды приходилось видеть пейзажи, среди которых отряд оказывался лишь на следующий день.
После того как мальчик дал дельный совет предводителю отряда относительно выбора дороги, тот начал присматриваться к нему внимательнее и даже заподозрил в нем гарбийского шпиона. Подозрение было нелепым, однако стоимость товара, по мнению контрабандистов, намного превышала ценность человеческой жизни.
Олимус почуял неладное задолго до того, как спутники решили избавиться от него. На привале он проснулся от охватившего его чувства сильнейшей тревоги. Он не пошевелился, приоткрыл глаза и посмотрел на спящих и застывшего в отдалении часового. Внутренние часы отмеряли время, оставшееся до того момента, когда мальчика могли удавить, как щенка...
Кто-то позвал его из леса, обступившего место стоянки. Зов был беззвучным и похожим на притяжение призрака из стены. Олимус безраздельно доверял ему. Он бесшумно перекатился на живот, схватил свой клинок, с которым старался не расставаться, ближайший мешок с товаром и стал отползать в темноту.
Вскоре костер превратился в едва приметный огонек, мерцавший между частоколом стволов. Теперь беглец знал дорогу не хуже контрабандистов, потому что держал уши открытыми. До гарбийской столицы Эльмарзора оставалось не более суток пути. Он еще не представлял себе, что спрятано в мешке и что сделает с товаром, но это мало беспокоило его.
Олимус уверенно двигался в темноте, прислушиваясь к звукам леса. Ему даже показалось, что он расслышал проклятия, которыми разразился вожак контрабандистов, обнаружив исчезновение мальчишки. На его лице появилась мстительная улыбка. Мешок, который он нес за плечами, был его первым в жизни трофеем.
Часть вторая
Слуга призрака
Глава пятая
Разбойник
Пятнадцатилетняя дочь герцога Левиура Регина возвращалась из столицы в фамильный замок. Карета с гербами, запряженная лучшей четверкой из герцогских конюшен, летела по восточному тракту, оставляя за собой длинный шлейф пыли. Ее сопровождал отряд охраны из двадцати всадников.
В карете, кроме Регины, находились ее служанка и старый шут герцога Дилгус, к которому девушка привыкла с раннего детства и которого считала своей игрушкой. Дилгус давно утратил былую подвижность и остроумие, баловался черной магией, слыл неплохим бойцом на мечах и относился к жизни с той долей цинизма, которая, по мнению Левиура, могла быть полезной его дочери.
Регина смотрела в окошко кареты на проплывавшие мимо холмы, поросшие редким лесом. Ее красивое надменное лицо сейчас было хмурым и недовольным. Ей предстояло провести скучный сезон в замке, и это не вызывало ничего, кроме раздражения. Ни развлечений, ни кавалеров, ни даже общества пресыщенных подруг... Регина протестовала против внезапного решения отца удалить ее из столицы, однако герцог был непреклонен.
Она была развита не по годам и хорошо понимала, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Левиур стал злым и раздражительным, часто совещался со своими приближенными, а охрана вокруг дворца в Скел-Могде была удвоена. Когда он решил отправить дочь в замок, ей стало ясно, что угроза непосредственно касается и ее. Но кто мог угрожать одной из знатнейших особ королевства в самой столице?!. Герцогиня осталась в городе, но она уже давно жила своей собственной жизнью.