Таинственный воин

2

ГАЛЕН

Гален закричал и забился в темноте. Задыхаясь, ничего не видя, он думал лишь о том, как вырваться из поглотившего его кошмара.

Он открыл глаза.

На него сердито глядел железный дракон с распахнутой пастью.

Гален отпрянул и свалился с кровати. Он ударился так сильно, что захватило дух.

А потом, все еще лежа на полу, он тяжело дышал, и ощущение надежной твердости и знакомого запаха деревянных половиц постепенно рассеивало его страх. Ощущения были обычными, реальными и потому приносили успокоение.

Он уставился на резные стропила. В Бенине дома редко имели потолки; балки свода являлись здесь такой же неотъемлемой частью комнаты, как пол и стены. Гален ничем не отличался от остальных жителей города, он тоже старательно вырезал на балках сложные узоры и образы Васски Великолепного.

Васска, король-дракон Хрунарда, правил и всей Драконьей Глушью. Его изогнутые когти тянулись через всю комнату; столбы, вздымающиеся от перекрестья балок к вершине крыши, были украшены четырьмя главными символами Васски, означающими защиту, завоевание, славу и дух. Меньшие копии Васски глядели на Галена из полутьмы под резной аркой внутренних дверей. Воздух над жарким камином слегка колебался, оттого все изображения казались очень далекими.

— Гален? — В нежном сонном голосе Беркиты чувствовалась тревога. — Гален, в чем дело?

Он вздрогнул. Несколько минут назад его бросило в пот, и сейчас, на утреннем воздухе, он начал мерзнуть. Гален неуклюже подтянулся и оперся о раму постели. Поморщившись, оглянулся на изголовье, где все еще висела железная драконья голова — он выковал ее для брачной постели меньше года назад. На этом настояла Беркита, заявляя, что такой символ принесет им богатство и здоровых детей.

Гален ненавидел драконью голову, но попробуй переспорить Беркиту! Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Ни к чему было тревожить жену.

— Со мной все в порядке, — сказал он как можно спокойнее, его дыхание вырвалось облачком в холодном воздухе единственной комнаты домика.

Гален осмотрелся, все еще чувствуя себя не в своей тарелке. Похоже, вертясь во сне, он сбросил с кровати большую часть подаренных на свадьбу шкур.

А он-то надеялся, что после женитьбы его сны прекратятся! После свадьбы ему хотелось думать только о Берките, больше ни о ком и ни о чем. Она стала центром его жизни. Но сны вернулись, как возвращались каждый год после того, как ему минуло четырнадцать. Теперь надо придумать, как скрыть эту опасную тайну от любимой жены.

— Мне просто приснился сон, — пробормотал он. — Обычный дурной сон.

— Сон? — Беркита села в постели, кутаясь в одну из больших шкур, чтобы не замерзнуть на утреннем холоде.

До рассвета было еще далеко, небо на горизонте едва начинало светлеть, но Гален ясно видел силуэт жены на фоне окна за ее спиной. Он заказал это стекло в самом Хрунарде, его пришлось везти через море Чебон. Стекло было не идеальным, с рябью, но все равно обошлось ему в двухмесячную выручку. От холода стекло защищало плохо, зато радовало Беркиту.

Теперь в слабом предутреннем свете Гален смотрел на туманный силуэт жены на фоне прекрасного и бесполезного окна. Точеный подбородок, буйные темные кудри... Чтобы разглядеть лицо жены, ему не требовалось света — Гален мог видеть его мысленным взором, даже закрыв глаза. Высокие, четко очерченные скулы, фиалкового цвета глаза, сверкающие, как драгоценные камни. Пусть кое-кто думает, будто подбородок у нее слишком острый, а волосы чересчур непослушные. Гален этого не замечал. Прикосновения к ее гладкой коже пробуждали в нем желание, Беркита воплощала его идеал. Все, что делал Гален, он делал лишь для того, чтобы доставить ей удовольствие.

— Сон? — повторила она. — Экий ты глупый, Гален! Это уже в третий раз за три ночи!

Гален покачал головой.

— Беркита, пожалуйста, не ругайся.

Даже в темноте он понял, что жена надулась.

— Прости, Гален. Но все-таки, в чем дело?

«Скажи ей, Гален».

Гален задержал дыхание, притворяясь, будто не слышит шепота железной драконьей головы.

— Да ни в чем, честно. Просто... ну, я слишком перетрудился. Праздник в этом году будет грандиознее прежних, и я не успеваю выполнить все заказы в кузне.

«Скажи ей», — настаивали неподвижные драконьи головы на затянутых утренней дымкой стропилах.

— Ну, отец предупреждал тебя, когда ты впервые встал у наковальни, — усмехнулась Беркита. — Он всегда говорил, что Праздник — самое трудное время года для кузнецов.

Шкура, в которую она завернулась, скрывала ее фигуру, Галена манило то, что пряталось под меховым покрывалом.

— Я могу помочь тебе в праздники. Мне уже приходилось раздувать в кузне огонь.

— И даже не в одной, насколько я помню, — с упреком сказал Гален, — хотя твой отец всегда хотел, чтобы ты выбрала какую-нибудь одну.

— Мне не всякая бы подошла, — промурлыкала Беркита.

— Это точно, — кивнул Гален.

Местный священник определил Галена в ученики к Ансалу, отцу Беркиты, когда мальчику было всего двенадцать. Но быть учеником — одно, а завоевать дочь хозяина — совсем другое. Беркита была единственной дочерью Ансала и его горячо любимой жены Хилны. Кузница Ансала Кадиша должна была перейти во владение достойному человеку, который добьется руки его дочери. Состязание за руку Беркиты являлось в округе не просто предметом сплетен. Возможно, даровитые кузнецы по всей Драконьей Глуши не так сильно интересовались самой Беркитой, как возможностью унаследовать процветающее дело Ансала.

Настойчивость ухажеров начала уже переходить все границы, когда Ансал объявил состязание кузнецов. И хотя об этом не говорилось прямо, но все же подразумевалось, что Ансал будет учитывать мастерство победителя при выборе достойного жениха для Беркиты, а стало быть — и при выборе того, кто унаследует его дело.

Гален любил девушку с того самого дня, как явился в кузницу учеником. Он уже отчаялся добиться ее руки, когда случайно встретил слепого гнома...

— Ну же, Гален, — сказала Беркита, устроившись в кровати поудобнее. — Не глупи, дай мне пособить тебе в кузнице.

Гален рассмеялся и тут же вздрогнул. Голос жены успокаивал; иногда ему казалось, что только это и помогает ему не сойти с ума.

Не сойти с ума. Он был в здравом уме! Он не знал, что с ним такое происходит, но что бы это ни было, хуже ему не становилось. Наверняка это просто затяжная болезнь. Может, много лет назад он случайно съел слепоягоды. А может, все дело в ветре, который когда-нибудь да переменится. Что бы с ним ни творилось, его утешала мысль о том, что хуже ему не становится. И еще утешало присутствие обожаемой жены.

Железная драконья голова повернулась и посмотрела на него холодными мертвыми глазами.

«Скажи ей!» — настойчиво произнесла она.

Гален только моргнул. Он давно научился не обращать внимания, когда с ним начинали разговаривать предметы. Это тоже чаще случалось осенью — еще один симптом его странной болезни. Однажды, много лет назад, он крепко поругался с надоедливым посохом, гуляя по Западным лесам близ города. Однако посох в тот момент держал молодой Маркин Френдигар, который подумал, что Гален кричит на него. С тех пор Гален старался не отвечать, когда с ним заговаривали статуи, барельефы или горшки, — если только не был один.

— Нет, тебе не стоит приходить в мастерскую, да и твоему отцу тоже, — ласково сказал Гален. — Там Сефас, он работает за двоих. Я не знаю, что бы я без него...

Вдалеке запела труба. Гален и Беркита обернулись к окну, а к первой трубе уже присоединилась вторая, на еще более низкой ноте. От их дуэта задрожало стекло.

— Гален! Начинается Праздник! Ну же, пойдем, посмотрим!

Беркита спрыгнула с кровати, плотно закутавшись в шкуры, и все же Гален не мог не залюбоваться изгибом ее спины. Она махнула рукой, веля мужу поскорей присоединиться к ней.

Окно выходило на юг, и они могли видеть почти весь город, в нескольких милях от их дома спускавшийся к морю. Рассвет уже разгорелся вовсю; на востоке небо пересекали алые полосы, озаряя город оранжево-розовым светом. Отполированный купол Кат-Драконис, самого большого здания в городе, пылал в рассветном огне. Остальные здания Бенина рядом с его великолепием казались совсем маленькими.