Страница 18 из 46
Они были на мосту, когда в одном из напоминающих амбразуры окон над аркой дернулась чудом уцелевшая занавеска, будто ее колыхнуло ветром. Матиас это отчетливо видел. Он завороженно смотрел, как оттуда вдруг высунулся ствол пулемета «максим», мгновением позже изрыгнувший из своего чрева очередь раскаленного металла. Крики! Стоны раненых! Солдаты из первых рядов валились замертво, сраженные наповал. Пули свистели совсем рядом, вгрызались в тела пехотинцев. Русский бил короткими очередями, и стрелял он чертовски метко.
Наступавшие запаниковали, заметались на мосту, толкаясь, сбивая друг друга с ног. Кто-то пытался бежать вперед, кто-то бросился назад. Матиас сжался, присев на корточки. Он не понимал, что делать. Страх парализовал его.
— Вперед! — орал Пабст, но его никто не слушал.
Стоны раненых потонули в воплях солдат и звуках стрельбы пулемета. Пехотинцы вели себя как обезумевшее стадо. Пулемет строчил, убивая их практически в упор. Но это было только начало ада! Из окон боковых стен раздались винтовочные выстрелы, сверху полетели гранаты. Густой дым заволок мост.
В образовавшейся толчее пробегавший мимо солдат натолкнулся коленями на Матиаса, перелетел через него, растянулся на мостовой. Он начал подниматься, но пуля ударила его между лопаток, и он застыл лицом вниз.
— Мы под перекрестным огнем! — закричал возле него незнакомый обер-ефрейтор. — Назад! Жив…
Его крик захлебнулся, кровь брызнула из пробитого горла. Обер-ефрейтор вцепился в него руками и опрокинулся навзничь.
Увиденное отрезвило Матиаса. Он понимал одно — надо как можно скорее бежать отсюда подальше! Не зря мысленно сравнивал арку с вратами ада. Пули пронзали пехотинцев, вокруг слышались мольбы раненых не оставлять их. Хорн, наконец сориентировавшись, со всех ног бросился назад по мосту, перепрыгивая через тела убитых солдат и молясь только об одном: «Только не я, только не я!»
Каждую секунду он ожидал, что пуля смертоносным жалом вопьется ему в спину. Сколько времени продолжался безумный бег, Матиас и понятия не имел. Он мчался, не останавливаясь, и молился. Никогда прежде не бегал он так быстро.
Матиас пришел в себя и увидел, что сидит за деревом, далеко от моста. Он никак не мог отдышаться, карабин выскользнул из потных ладоней, пальцы дрожали, все тело бил холодный озноб. Хорн попытался подняться, но ноги не слушались, и он снова опустился на землю.
Рядом бухнулся в траву Риммер и тоже долго не мог очухаться. Какое-то время они молчали. В голове звенело, перед глазами плыло. Матиас трясущимися руками стащил с себя каску, бросил ее рядом. Пот ручьями заливал глаза, но Хорн не обращал внимания. Вцепившись пальцами во взмокшие волосы, он оторопело глядел в одну точку.
— Очнись, Матиас! — услышал он голос приятеля, но даже не обернулся. Тот потряс его за плечо, и Хорн медленно, устало скосил на него глаза.
Риммер сидел рядом и отстраненным взглядом рассматривал мыски своих сапог. Выглядел он ужасно: волосы всклочены, глаза навыкате, изо рта стекает струйка слюны.
— Что?
— Передо мной бежал обер-ефрейтор Вальке. — Риммер вытер запястьем подбородок — Ну знаешь — рыжий этот из второго взвода. Так я своими глазами видел, как из его затылка брызнули мозги. Вот только что я был впереди, а он меня толкнул и обогнал. Понимаешь?
— Ну. — Хорн почувствовал, как тошнота сдавливает горло.
— Что «ну»? — обозлился Карл. — Если бы он меня не обогнал, то это мои мозги вылетели бы из башки. Понимаешь? Был я, и нету, за долю секунды!
— Понимаю. — Матиасу стало дурно, он отвернулся, уперся ладонями в землю, и его стошнило.
Риммер молча прикурил две сигареты, всунув одну в зубы Матиасу.
Карл понемногу оправлялся от полученного только что от русских назидательного пинка. В этом был весь он — умел быстро собраться, привести разум в порядок и настроиться на дальнейшие действия. Его испуг прошел, теперь он злился, распаляясь все больше.
— Это просто маленькая помеха на пути к нашей большой победе, — процедил он холодно. — Что нам до нее? Да, удерживают мост, и что? Сейчас наша артиллерия даст по этой гребаной башне, и что от них останется? А мы пойдем и зачистим там все.
Хорн подумал, что, может, и зря начал паниковать. Конечно, на мосту было страшно, но они на войне, привыкнет. Подумаешь, крепость в минуту слабости показалась абсолютно неприступной. Чушь! Это в Средние века осада замка могла тянуться месяцами. А сегодня, имея такие современные средства, что им эти стены? Да Люфтваффе тут камня на камне не оставят в два счета.
Он представил себе средневековую крепость и штурмующие ее полки закованных в тяжелые латы рыцарей. В их руках длинные толстые копья, в ножнах острые мечи, грудь они прикрывают массивными щитами, на которых выгравированы красочные гербы. Защитники крепости стреляют из луков и арбалетов с высоких стен, льют на головы нападающих горячую смолу и кипящее масло. Вот уже тянутся длинные лестницы, и карабкаются по ним первые смельчаки. Защитники сталкивают лестницы, но рыцари упрямо приставляют новые. И снова настойчиво лезут вверх храбрецы, чтобы быть сброшенными с высоты и переломать себе шеи. А внизу их товарищи в сверкающих на солнце латах тараном пробивают огромные деревянные ворота, которые, поддавшись натиску, трещат и ломаются в щепки. Атакующие проникают внутрь, их множество. Мощным потоком вливаются они в крепость, безжалостно круша на своем пути врагов, подавляя всяческое сопротивление. Крепость пала! Путь свободен! Над самой высокой башней взмывает штандарт победителя, и рыцари, ликуя, приветствуют своего короля. Тот въезжает в ворота на белом коне, длинная грива которого едва не касается земли…
— Ты чего? — услышал Матиас обеспокоенный голос Карла и очнулся: — Тебя, случаем, не контузило?
— А?
— Сидишь, взгляд затуманенный и улыбаешься, как идиот. — Риммер выглядел взволнованным. — Я уж подумал, не помутился ли у тебя рассудок после атаки.
— Нет, — отмахнулся Хорн. — Просто задумался о штурме Цитадели.
— Поднимайте свои трусливые задницы. — Незнакомый фельдфебель возвышался над ними и, пронзая негодующим взглядом, гневно хмурил густые брови.
Карл с Матиасом поспешно поднялись, стряхивая со штанов налипшую землю.
— Марш к мосту! — рявкнул фельдфебель, и они трусцой побежали обратно.
У Матиаса до сих пор тряслись колени. Больше всего на свете он сейчас мечтал оказаться дома и сидеть в своем дворике на лавочке под раскидистыми ветвями большой яблони. Чтобы рядом был его лучший друг Руди и мама вышла на крыльцо и позвала их обедать. Но реальность выглядела иначе. Руди по глупой случайности погиб во Франции, наступив на немецкую мину, а мать потихоньку старела и сильно сдала за последнее время.
Вокруг гремели пушки, взрывались снаряды, русские ожесточенно сопротивлялись. Только разрушения и смерть. Можно в любую секунду умереть, как умер этот рыжий Вальке. Матиас помнил его, пухлого весельчака и задиру. У него был отличный тенор, он великолепно пел и порой развлекал парней, устраивая настоящие концерты. А теперь он лежит у ворот с пробитой головой.
Становилось страшно от осознания того, что всего лишь доля секунды, и человек — гармоничная созревшая личность, созданная Богом, — превращается в остывающий труп.
Русские простреливали мост и не давали возможности проникнуть на Центральный остров. Матиас узнал наконец, что ранее значительные силы вермахта вошли в Цитадель, укрепились в нескольких местах, даже установили пулеметное гнездо на колокольне, но потом русские яростно атаковали их, зажали в клещи и начали методично уничтожать. Попытки помочь попавшим в беду пехотинцам провалились, и они оказались в ловушке, отрезанными от своих. Очаги боев противоборствующих сторон внутри Цитадели так перемешались, что не существовало даже возможности поддержать немецких солдат артиллерией — связи не имелось, ни о какой корректировке огня речи идти не могло, и вероятность попадания по своим была слишком велика.