Страница 17 из 46
Лица и гимнастерки обоих были сплошь покрыты копотью и грязью, оттого узнать друг друга сразу оказалось непросто.
— Свои, — ответил старшина, вытирая ладонью заливающий глаза пот со лба.
— Да понимаю, что свои, — устало проворчал офицер и вдруг обрадованно воскликнул: — О! Митрич!
— Признал, наконец? — Кожевников улыбнулся.
Старший лейтенант Аким Степанович Черный, командир транспортной роты 17-го погранотряда, сжал его в объятьях:
— Живой, чертяка!
— Как видите, товарищ старший лейтенант.
— Ну теперь точно продержимся до подхода наших! — Голос у Черного был глубокий, басовитый. Заметив что-то, происходящее за спиной Кожевникова, он вдруг взревел: — Ты что делаешь?!
Старшина обернулся и понял, что так разозлило старшего лейтенанта. Солдат, склонившись над трупом немца, снимал с безжизненной руки часы.
— Ты что ж мародерничаешь?! — вскинув брови, грозно продолжал Черный.
— Свои потерял… — невнятно пробубнил солдат.
Кожевников невольно глянул на свои разбитые часы. Старший лейтенант перехватил взгляд и приказал солдату:
— Отдай старшине, раз уж снял. Если что, он тебе время и подскажет. Оружие берите, патроны, фляги с водой, пропитание, если есть. А пустого мародерства не допущу! Вы — бойцы Красной Армии, а не урки! Ясно?
— Да, — солдат насупился.
— Что «да»?
— Так точно! — вытянулся он в струнку.
Черный сделал вид, что не слышит, и солдат быстро поправился:
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
Черный удовлетворенно кивнул и обратился уже к Кожевникову, который брезгливо покрутил в руке немецкие часы, а потом вернул их солдату:
— Сколько у тебя народу?
— Осталось пятнадцать человек, один ранен легко в руку.
— А что у тебя с головой?
— Ерунда, — отмахнулся старшина, — не обращайте внимания.
Кожевников был искренне рад, что появился наконец кадровый офицер и старшина мог со спокойной совестью снять с себя груз ответственности за солдат. К тому же у Кожевникова было много вопросов, на которые, как он надеялся, офицер мог знать ответы.
— Что происходит? — спросил он, обводя вокруг руками. — Неужели немцы войной пошли?
— Похоже, — мрачно подтвердил Черный.
— Но куда смотрит командование и товарищ Сталин?! Уже могли бы перебросить сюда войска…
— Командование смотрит куда надо, — резко оборвал его рассуждения старший лейтенант и спросил одного из проходивших мимо солдат: — Где Мельников?
— Раненых осматривает, — ответил рядовой.
— Хорошо.
— И Мельников тут?
— Да, — сощурился Черный. — По дороге повстречались.
— Что будем делать? — спросил Кожевников.
— Будем защищать остров и ждать основных сил.
— А они будут, силы эти? — старшина смотрел на него с сомнением.
— Ты же старый вояка, старшина, — укоризненно покачал головой Черный. — Конечно, будут. Вот увидишь, как товарищ Сталин и коммунистическая партия в ближайшую пару дней намылят хребты этим сволочам. Нам только продержаться немного надо.
Подошел старший лейтенант Мельников, сдержанно поздоровался с Кожевниковым.
— Какие мысли? — спросил его Черный.
— Надо пробиваться на Центральный остров, в крепость, — сухо проговорил Мельников. — Тут нам не выстоять.
— Федор, ты в своем уме? — изумился Черный. — Да они дорогу так держат, что не пробраться.
— И что ты предлагаешь, Аким? — Мельникова аж передернуло. — Сидеть, пока они прорывают оборону?
— А ведь правда, — взял слово Кожевников, — пробиваться надо, товарищ старший лейтенант. Нас теперь поболе будет, и оружия хватает.
— Митрич, а как потом товарищам в глаза смотреть? Я — коммунист и останусь здесь. И мои солдаты тоже.
— Не кипятись, — прервал его Мельников. — Я думаю, надо разделиться. Ты останься тут, у гаражей и казармы, а я возьму несколько ребят и разведаю, что да как. Может, и прорвемся.
— Я с вами, товарищ старший лейтенант. — Кожевников не раздумывая присоединился к Мельникову. У него появился реальный шанс добраться до дочери.
— Годится. — Мельников немного помедлил, раздумывая. — Мы с Митричем берем с собой человек десять, а старший лейтенант Черный удерживает позиции здесь. Так, Аким?
— Согласен. Давайте, не теряйте времени. — Черный поднялся и пожал обоим руки. — Удачи вам.
— Эх, жаль, связи у нас нет! — вздохнул Мельников. — Собрать бы всех воедино. Лейтенант Жданов с группой человек в десять-двенадцать сражается где-то севернее. Кто-то засел в горжевых казармах, но там сейчас очень жарко. Не исключено, что остались люди в ДОТах. Вместе было бы проще прорваться.
В результате собралась группа из двадцати бойцов. Кроме Кожевникова к Мельникову присоединились сержант Пахомов, рядовой Мамочкин и еще пятеро пограничников-добровольцев.
Глава 8
Матиаса Хорна мутило. Ему кричали в ухо «Вперед!», и он бежал, велели ползти — он полз, приказывали стрелять — стрелял. Пот заливал лицо, во рту пересохло. Вокруг творилось нечто невообразимое. Казалось, что никакой организации в войсках нет и в помине: вопли, стоны, взрывы, стрельба — все смешалось в один сплошной гул — отвратительный, свербящий мозг.
Передовые отряды проникли в Цитадель, там шел ожесточенный бой. На Западном острове, который покидало отделение Матиаса, другие бойцы вермахта произведут зачистку, накрыв минометами и артиллерией жалкие остатки русских пограничников. Теперь именно здесь, на Центральном острове, решалась судьба наступления. Но по озабоченным лицам офицеров становилось ясно, что дела идут не так, как планировалось, что-то сбилось в отлаженном механизме наступательной операции.
— Вперед! Не задерживаться! — кричали командиры.
Матиас отупело тащился вслед за остальными, стараясь не потерять из виду своих друзей. Проклятая экипировка давила к земле, в висках стучало, он запыхался, но от повсеместной гари невозможно было набрать воздуха полной грудью. Происходящее совсем не походило на марш-броски, которыми их мучили в учебке. Хоть и гоняли их до седьмого пота в полной боевой выкладке, и что такое стертые до крови ноги, он испытал на себе, но тогда было понимание, что все скоро закончится и можно будет упасть на свою койку и забыться безмятежным сном. Здесь же все было иначе, и когда кончится именно этот кошмар, никто не знал.
Фельдфебель, инструктор в учебке, готовил их жестко, многого они от него натерпелись, ненавидели его люто. Глупцы, они мечтали поскорее выбраться оттуда, попасть в настоящие войска. И вот их желание исполнилось, но рады ли они этому? Матиас подумал, что, предложи любому из них сейчас вернуться обратно в учебку, визжать будут от радости. Даже зверское лицо садиста фельдфебеля вспоминалось теперь с ностальгией. Из всего отделения, к которому был приписан Матиас, оптимизм излучал лишь Риммер.
Их погнали к мосту через реку, к расположенной на другом берегу башне с арочным входом. Когда Матиас увидел вблизи высокую, изрешеченную пулями арку, сердце его забилось еще сильнее. Темный провал показался ему входом в преисподнюю.
— Не отставать! — понукал Пабст.
Задыхаясь, они бежали к своей цели. Еще немного, и пехотинцы окажутся внутри. Судя по всему, русские отступили в глубь крепости, а значит, путь в Цитадель свободен!
Хорн попытался приободрить себя мыслями, что они, верные солдаты вермахта, сейчас будут плечом к плечу сражаться на самом главном участке фронта. Им предоставлена великая честь, и они выполнят важнейшую задачу, доказав могущество Третьего рейха. Смелости эти мысли не прибавили, не отогнали ноющую тоску и не расплавили сковывавший движения ледяной страх. Матиас не сомневался, что русских постигнет скорое поражение — никто не в силах противостоять германской армии, но боялся стать одним из молодых героев, над чьей могилой скажут заунывную поминальную речь, дадут залп салюта и… благополучно забудут. Матиас Хорн хотел выжить в этой бойне, пройти парадом победителя по Москве…