Страница 24 из 37
Лаура предпочла бы посидеть за ленчем вдвоем с Энцо в каком-нибудь тихом, укромном бистро, однако неудобно было отказаться от приглашения Джанфранки Морелли, координатора сбыта готовой продукции, устроившей для них обед в отдельном зале для приема гостей. За дорогим вином и изысканной закуской они втроем обсуждали трудности производства и сбыта шелка: недовольство профсоюзов, конкуренцию со стороны Кореи, уменьшающийся спрос на высококачественные ткани.
За столом Энцо держался великолепно. Вдали от виллы он не казался таким подавленным. И даже перестал тереть переносицу — значит, от него отступила головная боль. Возможно, он был рад оказии отвлечься от своего горя и принимал активное участие в разговоре.
Однако оказалось, что радоваться рано. Энцо вновь помрачнел, как только они зашли на выставку картин шестнадцатого века, устроенную в галерее небольшого палаццо возле Дуомо. Опередив ее на несколько шагов, он стоял как вкопанный перед портретом в позолоченной раме, пока она разглядывала миниатюрный пейзаж. Присоединившись к нему, Лаура застыла от изумления и, как зачарованная, уставилась на изображение священнослужителя, облаченного в красную кардинальскую мантию.
Его лицо было таким же, как лицо на портрете, который она копировала в Институте искусств. Впрочем, не совсем таким же. Казалось, тот же самый человек был изображен лет этак через двадцать: ее мужественный, но несколько суетный дворянин отказался от всех земных благ и посвятил себя служению церкви. Он уже не выглядел таким симпатичным: годы, отданные Богу, не пошли ему на пользу.
Как бы там ни было, но человек, который смотрел на нее с полотна сейчас, и ее придворный эпохи Ренессанса вполне могли сойти за близнецов. «А вдруг это один и тот же человек?» — терялась она в догадках. Тот, ранний портрет вызывал у нее невольное восхищение, этот — страх и беспокойство.
«Не дай Бог, начнется очередное головокружение, да еще при Энцо», — испуганно подумала она, впиваясь ногтями в ладони, чтобы сохранить самообладание. К счастью, все обошлось! Она взмолилась, чтобы предчувствие беды, разраставшееся в ней, оказалось только плодом ее воображения.
— Кто он был? — потрясенно спросила она и, решив довериться сопроводительной табличке, прикрепленной на стене рядом с портретом, прищурившись, попыталась разобрать текст, напечатанный по-итальянски мелкими буквами.
— Кардинал Джулио Учелли, — ответил Энцо, не глядя на табличку.
Она остановилась, пытаясь прочитать музейное название портрета.
— Сдается мне, ты о нем уже слышал. На святого он совсем не похож. Он был злодеем?
Вопрос, казалось, позволил Энцо немного расслабиться, хотя он по-прежнему хмурился.
— Нет, злодеем он не был, насколько я знаю, — ответил он. — Но вид его позволяет сделать такое предположение. Семейства Учелли и Росси были связаны отдаленными кровными узами. Учелли построили виллу Волья в начале пятнадцатого столетия, а чуть позже, в том же столетии, продали, когда прекратилась мужская линия рода. Возможно, в память о давнем родстве мой прадед купил это поместье в конце девятнадцатого века, чтобы использовать в качестве загородной резиденции.
При этих словах у Лауры мурашки побежали по коже.
— Ты не знаешь, был ли у него брат? — спросила она.
Вопрос оказался для него неожиданным — Энцо бросил на нее удивленный взгляд.
— Действительно, был, — ответил он. — По словам бабки, старший брат кардинала, который унаследовал виллу, был последним Учелли. Кардинал тоже… предположительно был бездетен. Мы, Росси, косвенные потомки их сестры, вышедшей замуж за миланского дворянина.
Настроение Энцо стало подниматься, когда они покинули галерею. Обрадованная, Лаура продолжала думать о кардинале и о своем дворянине эпохи Ренессанса. «Нет, невозможно поверить, что это один и тот же человек, — размышляла она. — Дворянин вызывает симпатию, а кардинал с его зловещим, все знающим выражением глаз вгоняет в дрожь».
Лаура к тому же сильно волновало, что время, которого им отпущено не так уж много, проходит без толку. Больше всего ей хотелось оказаться наедине с Энцо, потому она решительно выкинула из головы и дворянина, и кардинала.
После полудня они осматривали город и, поколесив по улицам, заехали в палаццо Росси, чтобы освежиться и переменить одежду, прежде чем отправиться куда-нибудь поесть.
Оставив свою дорожную сумку в комнате для гостей, уже знакомую ей по первому дню своего пребывания в Италии, Лаура быстро приняла душ и надела черное шелковое платье, которое было на ней на похоронах Умберто. Без жакета, который был специально сшит по этому печальному поводу. Собранное в складки, украшенное крошечными серебряными цветами, бисером и блестками, платье сверху венчалось большим вырезом на груди. Оно плотно облегало Лауру, подчеркивая очертания бедер.
Успех наряда превзошел ее ожидания, судя по выражению лица Энцо, встретившего ее в гостиной.
— Сага… Ты выглядишь как конфетка, — сказал он, слегка погладив ее обнаженные руки и пожирая Лауру глазами. — Что ты скажешь, если мы останемся здесь… пропустим обед? Или по крайней мере начнем с десерта?
Его замечание повергло Лауру в состояние трепета, уже испытанного ею во время страстных поцелуев Энцо. Только теперь это ощущение было более интенсивным. «Неужели мы станем любовниками? — думала она, испытывая дрожь от его прикосновений. — Все идет к тому. Мы одни. Квартира в нашем распоряжении. Никто за нами не шпионит, даже Стефано. Тот факт, что вот-вот нас вновь разделит океан, лишь ускоряет дело. Теперь или никогда».
Что за жизнь без риска?
— Против десерта я не возражаю, — ответила она, решившись наконец встретиться с ним взглядом. — Но это идет вразрез с традициями. Вряд ли десерт возбуждает аппетит.
Обед в «Камбио», роскошном ресторане, расположенном в старом палаццо, с его хрустальными люстрами, белоснежными скатертями, цветами на каждом столике, был изысканным и интимным. Не стесняясь официанта в белом традиционном переднике поверх черного костюма, они не отрывали друг от друга глаз. Охваченная мыслями о том, что будет, когда они вернутся на квартиру, Лаура почти не притрагивалась к еде.
Не забыв ее последней реплики, Энцо особенно настаивал на десерте.
— Все в этот вечер должно быть отменным, — говорил он, пока услужливый официант стоял, вытянувшись, возле их столика, держа в руках поднос со сладостями. — Что в переводе означает — съесть кусок фирменного шоколадного торта.
Решившись рискнуть, Лаура предложила разделить кусок между ними. Еда из общей тарелки доставила удовольствие чуть ли не чувственное, во всяком случае, в воображении затолпились эротические картины.
По предложению Энцо после ресторана они отправились в обширный туринский парк, расположенный на берегу реки, — излюбленное место прогулок влюбленных парочек и отправной пункт многочисленных ночных развлечений. Припомнив, что в Италии она почти не танцевала, за исключением вечеринки, устроенной после уборки винограда, он повел ее в «Африканский клуб», где играл негритянский джаз. Быстрые, возбуждающие ритмы горячили кровь, заставляя их чувствовать себя еще более раскованными. Но Лауре больше нравились медленные ритмы. «Мы двигаемся как один человек… как будто мы всегда танцевали вместе», — подумала она, наслаждаясь теплом, исходящим от Энцо, и вдыхая едва заметный запах лосьона после бритья.
Было уже за полночь, когда он поставил свой белый спортивный автомобиль в похожий на пещеру гараж и поднялся вместе с ней в старомодном лифте в свою квартиру. Кто-то, видимо уже исчезнувший слуга, включил неяркий свет к их приходу. Вновь она задалась вопросом: станут ли они любовниками?
— Как насчет того, чтобы выпить на сон грядущий? — спросил Энцо.
— Хорошо, — согласилась она, бросив черный плащ на спинку одного из белых стульев и бесцельно остановившись посреди комнаты в своем прекрасном платье.
Энцо извлек из антикварного книжного шкафа бутылку ликера и две рюмки. Откупорив бутылку и наполнив рюмки, он протянул одну ей.