Союз двух сердец

Нора рассказывала о показах, которых никогда не было. Она описала Сейджи как сильного и чуткого человека и призналась, что любит его до беспамятства.

— Мы поженились. — Девушка поднесла руку к ослабевшим глазам тетки, чтобы та могла рассмотреть оба кольца.

— Я хочу увидеть его, — через силу прошептала Мэгги Брэт. — Он приедет?

— Он готов вылететь в среду вечером, — ответила Нора. — Мне нужно лишь позвонить ему. Я только боюсь, что его присутствие создаст массу проблем. Может, лучше ему приехать на Рождество? Осталось меньше двух месяцев.

Мэгги иссохшими пальцами взяла ее за подбородок.

— Прости, деточка, но у меня нет времени. Я умираю.

На Нору навалилась тоска и усталость. Она страдала от ощущения полной беспомощности. Приехав вечером в дом тети на Юнион-Лейк, она бросилась на диван и уставилась сквозь раздвижные стеклянные двери гостиной на море. Там покачивались парусные шлюпки и плескались неспокойные волны. Но ничто не могло дать ей ответы на вопросы или подсказать, как жить дальше.

Норе вдруг стало ясно, что тетя больше не вернется и не увидит этот морской пейзаж. Свои последние дни она проведет в стерильной палате больницы.

Вдруг зазвонил телефон. Из больницы? Она оставляла номер ночным дежурным, наказав звонить без промедления при малейших переменах в состоянии тети.

— Алло? — хватая трубку, выдохнула она.

— Привет… это я.

Приятный низкий голос был словно сладкий мед, но даже он не мог смягчить ее печаль.

— Я в Тайбэе, — сказал Сейджи. — Как Мэгги?

Нора ответила не сразу.

— Она умирает.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он. — Если вдруг нужны деньги…

— Спасибо. Но деньги тут не помогут.

Сейджи стало стыдно.

— Послушай, я вылетаю завтра вечером. Из аэропорта возьму такси и поеду прямо в больницу.

Значит, он сдержал свое слово. Норе сразу сделалось легче.

— Сначала позвони по этому номеру или в палату тети, — давала она указания; теперь она могла уже справляться со своей болью, мысль о его скором приезде поддерживала ее. — Я езжу на тетиной машине. Если смогу отлучиться из больницы, встречу тебя в аэропорту.

Сейджи летел над Тихим океаном, когда Мэгги не стало.

Она умерла у Норы на руках. Сестры уехали к Дэриен поспать часок-другой. Нора попросила медсестру оставить их вдвоем. Мэгги лежала в забытьи. Глаза Норы были сухими, как пересохший колодец. Она держала за руку ту, которая заменила ей мать, и вспоминала прошлое. В какой-то момент Нора поняла, что все кончено, и разрыдалась.

Шестью часами позже Нора, припарковав машину на стоянке аэропорта, прошла к залу ожидания. Увидев ее лицо, Сейджи все понял и молча привлек ее к себе.

Дни перед похоронами были тяжелыми для Норы. Присутствие Сейджи поддерживало. Его спокойствие, сила и забота, поначалу привлекавшие и одновременно раздражавшие Нору, теперь виделись ей достоинствами.

Они решили пожить в доме тети, чтобы никто их не беспокоил. Вскоре стало ясно, что зря они опасались взбешенных родителей, дядьев, племянников и прочих родственников, ломящихся к ним. Единственными гостями оказались Стэфани и Дэриен. Сестры относились к мужу сестры как к равному. Кроме того, несколько раз посыльный приносил цветы и приходил человек из похоронной конторы, выбранной ими.

Нора и ее сестры занимались необходимыми приготовлениями. Сейджи тихо присутствовал рядом. Он занимался своей обычной работой, звонил по телефону, когда тот не был занят, и, чем мог, помогал сестрам.

Нора не заметила даже, как подошел день похорон. Ночью она плакала, пока не заснула. Сейджи взял ее руку в свою и осторожно поцеловал.

С тех пор как они заключили сделку, многое изменилось. И он радовался их теперешним отношениям, хотя и переживал вместе с Норой ее горе. Но со смертью тети Нора может бросить его.

Как обычно и случается во время похорон, пошел дождь. Тут же раскрылось море черных зонтов. Гроб с телом осторожно опустили в могилу. На него посыпался ворох цветов.

Поминки решено было устроить у отца Норы. Его дом стоял на горе, в респектабельном районе Магнолия, и фасадом выходил на залив Пьюджет-Саунд.

Всю похоронную церемонию Стивен Брэт то и дело прикладывался к серебряной фляге с бурбоном, не обращая внимания на возмущенный шепот жены. Наконец все двинулись к машинам. И тут изрядно захмелевший Стивен громогласно, заплетающимся языком выкрикнул:

— Ноги этого япошки не будет в моем доме!

Нора почувствовала, как напрягся Сейджи. Он был взбешен. Она сжала его руку.

— Не сейчас. Не здесь. Я заставлю отца извиниться. Поехали отсюда.

Сейджи не ожидал, что она предпочтет его общество. Неужели она любит меня? — думал он. Неужели хочет, чтобы я оставался ее мужем? Усмирив гнев от нанесенного оскорбления, он повез ее домой.

Когда они входили, зазвонил телефон. Нора сняла аппарат с крючка, завернула в кухонное полотенце и закрыла в ящичке шкафа. Сейджи помог ей снять плащ, разделся сам, разжег огонь в камине и налил обоим виски.

Нора переоделась в любимый халат Мэгги, напоминающий кимоно. От него еще исходил аромат ее духов.

— Она любила все японское, — пояснила Нора в ответ на удивленный взгляд Сейджи и осторожно разгладила шелковую ткань с цветочным узором. — И всю жизнь мечтала побывать в Японии.

Сейджи впервые видел Нору в таком подавленном состоянии. Не зная другого способа утешить, Сейджи привлек ее к себе.

— Мне будет так недоставать ее, — голос Норы задрожал, и она разрыдалась у него на груди.

Своим душеприказчиком тетя назначила Нору. Наутро ей позвонил адвокат.

— Я мог бы действовать от вашего имени, но раз вы приехали, то будет лучше, если вы сами подпишете кое-какие бумаги. И разберетесь в вещах Мэгги. Она составила завещание, но, насколько я знаю, не давала никаких особых распоряжений насчет своих личных вещей.

Мэгги Брэт коллекционировала японские рисунки и современные полотна, дорогие украшения и книги. Кое-что из всего этого изобилия поместили в арендованные ячейки на хранение. Потребуются дни, да что там, месяцы, чтобы разобраться с ними, думала Нора в отчаянии. А Сейджи тем временем пора было возвращаться в Токио, на важные переговоры.

Он и так уже откладывал их, чтобы прилететь сюда, напомнила себе Нора. Я не хочу вынуждать его мотаться со мной по всему Сиэтлу в качестве группы поддержки.

Она выложила свои соображения и настояла, чтобы он возвращался в Японию в понедельник.

— Я только разберусь здесь и сразу прилечу, — пообещала она и поцеловала его.

Сейджи хотел было возразить, но подумал, что, если не будет ей мешать своим присутствием, она больше времени проведет со своими родными, особенно с сестрами. Он нехотя согласился. Двумя днями позже они попрощались в аэропорту Си-Тэк. Перед разлукой целовались, жадно, будто в последний раз.

Откинувшись на спинку сиденья, Сейджи ожидал взлета. Он все думал, не совершает ли ошибку, оставляя жену. Ведь в самом начале их брак не был браком по любви, он был чем-то ненастоящим, и до сих пор никто из них не признался друг другу в серьезных чувствах. Хоть он и знал теперь о своих чувствах, но не был уверен в Норе. Причин, толкнувших ее на замужество с ним, больше нет. Остается лишь надеяться на ее возвращение.

Нора застряла в Сиэтле на целых три недели. Она собиралась уже лететь в Японию, когда получила по почте небольшой сверток. На свертке были почтовые марки Киото. Подарок от Сейджи! — обрадовалась она. Впервые после смерти тети она развеселилась.

Вместо подарка в свертке обнаружилась видеокассета. На ней Сейджи и Харуко Наканиши прогуливались в обнимку по территории храма Кинкакудзи. «Думаю, ты должна это знать. Они снова встречаются», — гласила сопровождавшая кассету записка. Почерк был аккуратным, округлым, как будто слова выводила маленькая девочка. Подписи не было. Записку написали на тонкой рисовой бумаге.

Нора сразу догадалась, откуда кассета с запиской — от Тамао. Подумать только! Все это время он притворялся, звонил ей каждый день, будто она небезразлична ему!