Любовная дилемма

Каждый раз, когда Бэйли входил в амбар, с разных сторон раздавался приветственный лай — обитатели звериного госпиталя приветствовали любимого доктора. Сегодня у него было назначено два приема: посмотреть эскимосскую лайку по кличке Блю, а затем маленького шпица Джизмо, повредившего ногу четыре недели назад. Попозже он поедет к теленку. А сейчас щенки, надо их осматривать и кормить.

Мелани пришла, когда он занимался четвертым щенком. Бэйли объяснил ей, что делать. Сначала они работали молча, потом заговорили о политике. Это была обычная для них беседа, которая часто переходил в споры, но споры добродушные, не вызывавшие у них раздражения. Когда они закончили осмотр и кормление питомцев, а Бэйли как раз детально обосновывал, почему городу нужен новый мэр, раздался скрип гравия под шинами автомобиля.

— Должно быть, Макс с Блю, — мужчина вымыл руки и направился к двери.

Мелани последовала за ним.

Но человек за рулем был не знаком Бэйли, зато, когда открылась пассажирская дверца и из автомобиля выбрался мальчик с обувной коробкой в руках, Мелани сразу его узнала.

— Это Джимми Синклер, он из моего класса.

— Я не лечил их животных. Не знаешь, в чем дело?

Мелани с Бэйли пошли навстречу мальчику.

— Привет, Джимми.

— Добрый день, мисс Уотерс — то есть миссис Дженкинс. Мама привезла меня сюда, потому что Усатик умер, и она сказала, доктор Дженкинс знает, как поступить.

Бэйли улыбнулся Джимми и опустился возле него на одно колено.

— Усатик в коробке?

Джимми кивнул, у него были заплаканные глаза, коробку он прижимал к груди.

— Можно мне посмотреть? — очень мягко спросил Бэйли.

Джимми поколебался секунду, потом передал ему коробку. Бэйли аккуратно приподнял салфетку и увидел мертвого хомячка, который лежал на матрасике.

Бэйли очень хорошо понимал горе мальчика, потерявшего своего любимца. И не важно, собака это, кошка, хомяк или рыбка. На границе своих владений Бэйли создал маленькое кладбище для любимых животных. Это было красивое место — небольшой луг, окруженный белым заборчиком.

Бэйли предложил Джимми похоронить там Усатика. Мама Джимми поддержала его, и они втроем — Бэйли, Джимми и Мелани, — захватив лопату, отправились туда.

— Хороший хомяк был Усатик? — спросил Бэйли.

— Очень, очень хороший. Только иногда больно кусался. Я вынимал его из клетки, чтобы он посидел у меня на кровати, а он убегал, я искал его, а мама здорово ругалась.

Бэйли скрыл улыбку. Они беседовали очень долго. Мальчик рассказывал про Усатика, обстоятельно отвечал на вопросы, которые сочувственно задавал Бэйли. Видно было — Джимми становится легче от дружеского участия взрослого и знающего человека. Они похоронили хомячка, а Бэйли объяснил, что мальчик сможет навещать могилку своего друга, когда захочет.

Как это ни удивительно, Бэйли удалось все-таки утешить Джимми. Он сказал ему, что два года — Усатик прожил именно столько — таков срок жизни хомяков. И Джимми не причинил никакого вреда своему маленькому другу. Хомячок прожил столько, сколько ему было отпущено природой, и умер естественной смертью. Джимми заметно повеселел. Напоследок Бэйли показал мальчику заготовку для таблички, на которой он напишет имя — «Усатик». Прощаясь с Бэйли и Мелани, Джимми даже улыбнулся.

Проводив его, Бэйли направился было в амбар, но обернулся, почувствовав, что Мелли пристально смотрит на него.

— Что? — спросил он.

Она пожала худенькими плечами и вздохнула.

— Удивительно, что ты не хочешь детей. Ты был бы совершенно изумительным отцом, — не дожидаясь его ответа, девушка повернулась и пошла в дом.

Полторы недели. Я замужем неделю и еще половину недели.

Мелани добавила в ванну горячей воды. Бэйли заканчивал рутинную работу в амбаре. Когда он придет и переоденется, они отправятся в город поужинать. Первый раз с тех пор, как они поженились.

Но не ужин в ресторане занимал сейчас мысли Мелани. Она получила из школы письмо, а в нем — новый контракт. Если она подпишет его, осенью начнет преподавать в следующем классе.

Вот это Мелани и не могла решить. Если она быстро забеременеет, то ребенок появится в марте, и до конца учебного года останется всего два месяца. И уж конечно, ей не захочется сразу идти работать, когда ребенок только-только родится.

С другой стороны, если она не подпишет контракт, а беременность наступит не сразу, она будет сидеть дома, бездельничать и проедать то, что отложено на содержание и обучение ребенка.

Мелани взяла губку и стала водить ею по шее и по плечам.

Помимо проблемы контракта, ее беспокоило еще кое-что. У нее вдруг возникла мысль, что она нимфоманка.

«Нимфоманка» — стучало у нее в мозгу, когда она вылезала из ванны. Мысль о том, что она нимфоманка, возникла у Мелани в последнюю неделю. Каждую ночь они с Бэйли занимались любовью. Девушку беспокоило то, что это ей нравится. А это ей очень сильно нравилось. А ей не должно было нравиться. Это предполагалось только как средство достижения цели.

Но ей безумно хотелось чувствовать тепло тела Бэйли, таять в его объятиях, ощущать вкус его губ...

Нет, дело тут явно не в Бэйли. Я не испытываю по отношению к нему никаких романтических чувств. Романтические чувства тут совершенно неуместны, ведь мы просто друзья, лучшие друзья. Из всего этого единственный вывод — дело только в сексе, и именно секс я так люблю.

Значит, я нимфоманка.

Мелани надела светло-бежевые брюки и изумрудно-зеленую блузку, которую никогда прежде не носила.

Хорошо, что они пойдут в ресторан. Они оба любили ужинать в кафе или в ресторане. Она предвкушала удовольствие.

Мелани только закончила укладывать волосы, когда в дом вошел Бэйли. Он взглянул на нее, и его глаза заблестели.

— Ты выглядишь... так чудесно, — в его голосе прозвучало легкое удивление.

— Не каждый день муж ведет меня в ресторан, — весело начала она, но что-то — может, его реакция,— остановило ее. — Если хочешь, я надену старые джинсы и футболку, и ты не будешь удивляться.

— Боже, Мелли, я только сделал тебе комплимент, не грызи ты меня, — он стянул футболку, обнажив свой мускулистый торс.

Мелани сразу захотелось прижаться к Бэйли, погрузиться в тепло и надежность его тела. Раздражение моментально исчезло, а прежние мысли снова вернулись.

— Бэйли, можно тебя спросить? — она опустилась на край кровати.

— Что угодно, в любое время, — сидя рядом с ней, он надевал туфли.

Она кусала губы. Бэйли ее лучший друг, с ним можно говорить обо всем, даже о том, что она так сексуально ненасытна.

— Ты знаешь каких-нибудь нимфоманок?

Бэйли чуть не свалился с кровати:

— Извини?

— Ты меня слышал, — она чувствовала, как сильно у нее покраснели щеки.

— Слышал, но не верю, что я это слышал.

И шея тоже покраснела.

— Я просто хотела узнать, не знаешь ли ты, они нормальные люди во всех остальных отношениях, кроме секса?

— Мелли, да что взбрело в твою безумную голову? — спросил Бэйли, глядя ей прямо в лицо своими синими, ох, какими же синими, глазами.

Мелани отвела взгляд, жалея, что коснулась этого вопроса, и пробормотала:

— Неважно.

— О нет, не уйдешь. Поднимаешь такой вопрос, а потом говоришь: «Неважно». Что происходит?

Она встретила его взгляд и, к своему ужасу, почувствовала, что ее глаза наполняются слезами.

Бэйли взял ее руки в свои.

— Мелли, родная, ну что случилось?

Она постаралась рассмеяться, но получился какой-то всхлип:

— Думаю, я нимфоманка!

Некоторое время Бэйли ошеломленно смотрел на нее, потом, закинув голову назад, залился смехом.

— Не смешно, — протестовала Мелани, плача и смеясь одновременно, — это... возможно.

Он вытер выступившие от смеха слезы.

— Почему, бога ради, ты так решила?

— Потому, что мне нравится заниматься любовью. Очень нравится.

— И мне нравится заниматься любовью. Тоже очень нравится. Что же, это делает меня нимфоманом?