Страница 12 из 13
Не тут-то было!
«Стой, – скомандовала Лавка. – На третьей полке сверху – мазь в стеклянной баночке, в самой маленькой. Возьми ее».
На этой полке стояло два десятка банок с таблетками и мазями. В одной синие таблетки, в другой – зеленые, в третьей – желтые, а в четвертой – шарики-горошины, сиявшие ярче алмазов, так, что слепило глаза. Пузырек, что предназначался мне, был крохотный, величиной с наперсток. К нему прилагалась свернутая трубочкой бумажка – надо полагать, инструкция. Выложив подарок на ладонь, я спросил:
– Зачем это мне?
«Пригодится», – ответила Лавка.
Пригодится так пригодится. Я сунул пузырек в карман и поинтересовался:
– Чем-нибудь еще не одаришь, золотая рыбка? За мазь, конечно, благодарствую, но при моих занятиях особый марафет не нужен. Мне бы что покрепче да поострее.
«Что именно?»
– Кол осиновый, многоразовый, или меч-кладенец.
«Разбежался! – буркнула Лавка. – Шагай на выход, воин. Хватит с тебя ружья и мази».
Я и пошагал без возражений – не то здесь место, чтобы права качать да лишнее спрашивать. Вышел, огляделся, посмотрел на гаражи и сараи, на трех покойных кровососов, потом погладил ствол ружья. При явлении Лавки оно потеплело, но сейчас казалось мне ледяным. Тоже некий знак! Сосредоточившись, я ощутил слабую, очень слабую эманацию вампира. Эта ментальная нить казалась такой незаметной, что отыскать последнего ублюдка я бы, наверное, не смог, однако понял, что ниточка идет не от убитых мной, а от живого существа, что прячется где-то во дворах, в хаосе построек. Выходит, в стае не трое, а четверо?.. Но почему четвертый отделился?.. Так обычно не бывает, стая охотится скопом…
Запах был слаб, но преследовал меня по дороге к дому. Я понял, что вампир идет за мной.
Брат Пафнутий
Есть вампиры и вампиры. Первые – продукт людской молвы, фантазии писак, вторые – суровая реальность. Как не схожи эти два портрета! Поразительно! В моей библиотеке есть романы Брэма Стокера, Энн Райс, Мак-Каммона и прочих сочинителей, изображавших вампиров то властелинами тьмы и хищными злодеями, то жертвами печальных обстоятельств. Пользы от этих писаний не вижу, а вред несомненный, ибо о членах нергальего племени распространяются жуткие слухи – и об их существе, и о талантах и обличье. Если верить Стокеру, Дракула таков: острые белые зубы выдаются вперед, губы очень красны, тогда как лицо удивительно бледно, уши заостренные, ногти точно когти, на ладонях растут волосы, и пахнет от него могилой. Словом, законченный монстр – мимо в толпе не пройдешь, шарахнешься! Если бы так…
К сожалению, внешне они неотличимы от людей – если, конечно, не оскалятся, не раздавят в кулаке стакан или не взлетят по отвесной стене небоскреба. Молва приписывает им множество чудесных качеств: будто бы тени они не имеют, не отражаются в зеркалах, боятся солнечного света и почивают днем в гробу, в каком-нибудь сыром и мрачном подземелье. Враки и сказки, сказки и враки! Такие же, как их способность преображаться в волков и летучих мышей или неприязнь к серебру, кресту и чесноку. Хотел бы я увидеть крестоносца, который выйдет на вампиров со связкой чеснока! Жизнь его будет недолгой, до темного подъезда и иницианта, который поджидает там лохов и придурков. Нет, судари мои, не серебро и чеснок, а пуля и сталь – вот безотказные средства! Ну и, конечно, огнемет: белый фосфор и напалм куда как эффективнее, чем солнечные зайчики.
Что до кола в сердце, то это помогает, но лишь минут на пять. Живучие, гады! Насчет осины тоже враки, нет у нее чудесных свойств. Может, были когда-то, но теперь не та пошла осина, выродилась в наши времена. Как-никак, экологический кризис!
Отличия меж нами и вампирами, конечно, есть. У них иной метаболизм, скорость реакции выше, они сильны и очень ловки – любая стена для них не препятствие, в любую щель пролезут. Живут долго, нечувствительны к жаре и холоду, от человеческих недугов не страдают. Потребность в кислороде снижена, могут не дышать несколько минут, и утопить их трудновато. Опять же способ питания… Тут они ближе к клопам и комарам, чем к людям.
Но это все физиология, а с психикой сложнее. Психика их что темный лес, и изучать ее небезопасно, сам вампиром станешь или хладным трупом. Кое-что, правда, выяснили: своих они различают без ошибки, по той же ментальной эманации, и хоть грызутся друг с другом, против людей-чужаков едины. Рефлекс собачьей стаи: сплотиться в случае опасности и чужака разорвать.
Я размышлял об этом, добираясь домой. Запах вампира не становился сильнее, однако не пропадал, словно поддразнивая меня; к этому добавилось ощущение пристального взгляда, гулявшего по затылку и лопаткам. Меня выслеживали! Кровососы мстительны – особенно те, что объединились в стаю. Троих я пришиб, и этот последний не зря за мной увязался: напасть не нападет, но выяснит, где я живу, и явится с компанией. Хоть было мое жилище неприступным, такой расклад меня не устраивал.
Выбрав сарай с разбитой дверцей, я скользнул в темноту и затаился у входа. Потом осторожно вытянул из-под плаща трубу. Труба очень способствует общению: Великой Тайны я, пожалуй, не узнаю, но сколько монстров в шайке, выясню наверняка. Сейчас это меня заботило больше, чем эсхатологические секреты.
Запах стал заметнее. В следующие минуты он делался то сильнее, то слабее – потеряв меня из виду, преследователь обыскивал закоулки между гаражами и сараями. Я обратился в камень, точно индеец, устроивший засаду на тропе войны. Забойщик, как правило, действует быстро, но временами наше ремесло требует терпения. В данный момент был как раз такой случай.
Наконец за ветхой деревянной стеной зашелестели тихие шаги, у входа мелькнула тень, и мой клиент просунул голову в сарайчик. Я тут же приласкал его трубой по маковке. Бил не со всей силы – как известно, покойники неразговорчивы.
Захрипев, он упал на спину. Инициант, хилый мужичонка лет сорока, но внешним видом не стоило обманываться – этот хиляк мог сломать хребет борцу сумо. Я прижал башмаком его горло, упер трубу в промежность и наклонился, разглядывая рану. Кость не треснула, а остальное заживало со сказочной быстротой: края ссадины сошлись, выпали пропитанные кровью волосы, и здоровенный синяк почти рассосался. Не первый раз я наблюдаю за этой трансформацией, но, как и прежде, поражаюсь: дала же матушка-природа такое счастье гнусным тварям! Или господь постарался? Или дьявол?.. Ни рака у них, ни инфаркта с инсультом, ни даже триппера! И живут по триста лет!
Вампир дернулся. В полутьме сарая его глаза блестели как две фарфоровые плошки.
– Лежи тихо. Я буду спрашивать, ты – отвечать. Иначе будет больно, – предупредил я.
Он забормотал что-то неразборчивое. Башмак давил ему на горло, мешая говорить.
– Сколько ублюдков в вашей стае? – Я приподнял ногу, и он с хрипом втянул воздух. – Имена, адреса, кто за старшего? Давай, крыса, колись!
– Один я… – выдохнул мой пленник, – один, как бог свят! На сборище том безбожном не смог подойти к тебе… не успел, следом пошел, дабы поручение исполнить…
Челюсть у меня отвисла. В изумлении я выпустил трубу, отступил на несколько шагов и сел на что-то твердое и грязное. Как оказалось, на ржавую канистру.
В горле булькало и хрипело, но все же я попытался заговорить:
– Кх… кх-кое прруч-нье? Т-ты кх… кто?
– Брат Пафнутий, – послышалось в ответ.
Я обдумывал эту новость не меньше минуты. Вампир уже сидел на пятках и ощупывал лысоватую башку, где от ссадины и следов не осталось. У него были маленькое бледное личико, мутноватые глазки, курносый носик – облик клерка или продавца из бакалейной лавочки. Одет бедновато, в рубаху с потертым воротом и полотняные штаны – то и другое после моего приветствия перемазано в пыли. Обед вампирий, да и только! Но чтобы самому вампиром стать… Даже для начинающего иницианта он выглядел слишком ничтожным, слишком жалким.
– Этого не может быть, – подвел я итог своих размышлений. Затем вытащил из-под плаща обрез. Дуло «шеффилда» смотрело вурдалаку в лоб, а тот, словно не замечая, поднялся и теперь охлопывал себя ладонями, стряхивал пыль и бормотал: