Воспитание принца

— Нет, нет, Намара. Встань прямо и пожелай мне удачи.

— Глаукс в помощь, — сказала золотистая волчица со слезами на глазах.

И вот совы поднялись в усыпанное звездами небо и направились на восток, в сторону моря, и, когда первые лучи рассвета осветили горизонт, они увидели крону гигантского древа, возвышающуюся над облаками и туманом. Когда же туман развеялся, Гранк судорожно вздохнул, разглядев этот остров и его прекрасное древо. Древо светилось тем же цветом, что и то яйцо, из которого родился птенец, которого он воспитал на другом острове в другом море. У того острова не было имени, как и у этого. Он подумал о том, как его можно назвать. И, словно прочитав его мысли, Хуул сказал:

— Посмотрите! Посмотрите на этот остров и это древо! Как нам их назвать?

«Это хорошее дерево… у него есть… Га, дядя Гранк, да, Га», — внезапно вспомнились Гранку слова Хуула. Он повернул голову к молодому королю:

— Ты сказал, что у этого дерева есть Га, парень. Нам стоит назвать его Га'Хуул. Га'Хуул! — крикнул он облакам и восходящему солнцу.

Летевшие с ними совы подхватили клич и прокричали миру:

— Га'Хуул!

И так заканчивается история Хуула, выкованная в пламени моей памяти.

Эпилог

Корин закрыл книгу и посмотрел на своего дядю Сорена:

— Он был таким благородным! О, если бы я мог быть таким же благородным.

— Будешь, — быстро сказал Сорен.

Копуша, Гильфи, Сумрак и Отулисса согласно кивнули.

— «Выкованная в пламени моей памяти», — мягко повторила Отулисса. — Эту книгу написал Тео. Тео, первый из кузнецов.

— Но в чем ее смысл? Почему Эзирлиб так хотел, чтобы ты ее прочел?

Отулисса быстро ответила:

— Чтобы все мы познали древний кодекс чести и веры.

— Возможно, — медленно сказал Копуша, склонный к философии куда больше всех остальных сов. — Но здесь кроется что-то еще.

Отулисса попыталась что-то сказать, но Сорен перебил ее:

— Тихо, Отулисса. Дай Копуше договорить.

— Уголь обладает великим могуществом, которое, как нам известно, отчаянно влечет Ниру. Но жаждет ли она его лишь для себя?

— Думаю, что нет, — сказал Корин.

Он долго молчал. Он не мог заставить себя рассказать всем то, что уже знал Сорен. Что его собственная мать, как он подозревал, была хагсмаром.

— Я знаю, — продолжил он, — что где-то в небе все еще летают хагсмары, но они слабы и бессильны. Они прячутся в ночной тьме, а солнечный свет разгоняет их, как туман. Я знаю, так как встречал их. Но теперь, когда уголь вновь найден, они могут снова обрести могущество, особенно под предводительством Ниры.

Теперь заговорил Сорен:

— Перед смертью Эзирлиб предупредил нас о могуществе угля.

— Быть может, — предположила Гильфи, — последняя легенда расскажет нам больше?

— Быть может, — отозвался Корин. Потом, очень медленно, он заговорил:

— Вот уже четыре века мы живем в благословенном мире. Да, у нас были свои войны, свои враги. Да, существуют вещи, способные уничтожить разум и волю совы, но в нашем мире не было темнодейства. Мы жили в мире разума, а не в мире чародейства и магии. Но теперь эта хрупкая, невидимая преграда, так долго защищавшая наш мир от чар и заклинаний, похоже, порвалась — и через эту маленькую прореху… — темные глаза Корина стали еще больше и темнее, и, повернув голову, он посмотрел на каждую из сов по очереди, — через эту маленькую прореху, боюсь, темнодейство вновь просачивается в благословенный Глауксом мир сов.