Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 32



Наконец она проводила последнего пациента и заперла дверь. Избегнуть неприятного разговора не удастся. Она не знала, что ему сказать. Когда он появился в полдень неизвестно откуда, сердце почему-то отчаянно забилось. Но она укротила свою мимолетную радость. Ведь это ничего не значит. Просто облегчение, оттого что он спас ее. Она ничего к нему не чувствует — Энджи старалась поверить в это.

А сейчас он здесь. И выглядит таким страдальцем… Два месяца она боролась с отчаянием. Только-только сердце затвердевало, но через минуту она убеждала себя, что непозволительно быть такой жестокой.

Порой она ночи напролет плакала. А порой засыпала словно каменная, едва голова касалась подушки. Работой она доводила себя до изнеможения. А потом… Она не сразу заметила признаки случившегося. А оно все необратимо изменило.

Почти смешно, невесело размышляла она. Я, доктор, так легко попалась. Соблазненная и брошенная, идиотка, лишенная здравого смысла.

И сейчас он здесь, а она не знает, что ему сказать.

— Ты в порядке? — спокойно спросил он.

— Да, у меня все прекрасно. Можно предложить тебе кофе? — Она пошла в кухню, не дожидаясь ответа. — И что-нибудь поесть? — Она заглянула в морозильник.

— Нет, спасибо. Оставь на минутку кухню и поговори со мной, — потребовал он.

— Говорить с тобой, Бернардо, опасно. Мы говорили два месяца назад. Помнишь?

— Я ушел, потому что оставаться было бы невыносимо. — Он громко втянул воздух.

— Благодарю тебя!

— Ты не понимаешь… Наверно, я был не прав. Но мне казалось это лучшим выходом для нас обоих.

— И ты прислал Бондини, чтобы он купил у меня право на практику.

— Лоренцо рассказал мне, как он себя вел. У меня и мысли не было, что он начнет хамить тебе. Я видел его и заставил пожалеть об этом. Он больше не придет.

Бернардо ждал ответа, но она возилась с ужином.

— Лоренцо сказал мне и кое-что еще, — наконец проговорил он.

— Да, Лоренцо приезжал навестить меня. — Голос у нее потеплел. — И потом сообщил тебе. Он добрый человек. — Она внезапно посмотрела на него. — Не то, что ты.

— Ты знала, какой я, — хрипло пробормотал он. — Я дьявол. Я не могу справиться с собой. Тебе следовало избегать меня, пока у тебя были шансы. Но теперь у тебя нет таких шансов.

— Теперь? А что изменилось, Бернардо?

— Ты хочешь сказать… что ты не?..

— Беременна? Да, я беременна. Я ношу твоего ребенка. Но это ничего не меняет. — Она смотрела на него. — Понимаешь? Ничего.

Глава одиннадцатая

— Ничего не меняет, — повторила она, потому что он молчал.

— Ты не можешь так говорить, — без выражения пробормотал он. — Все меняет.

Она попыталась отвернуться, но он схватил ее за плечи и заставил смотреть ему в лицо. Даже при таком легком контакте воспоминание о ее теле взволновало его. Прояви она хотя бы малейшие признаки теплоты, он бы подхватил ее на руки и целовал, целовал без конца. Конечно, ему нелегко управляться со словами, но он бы попытался рассказать ей о своем чувстве. О том, какое горько-сладкое счастье овладело им, когда он заподозрил, что она носит его ребенка. Для такого старомодного мужчины, да к тому же сицилийца, создать ребенка с любимой женщиной — великая радость. Прежние страхи и мучения отходят на задний план. Он бы не сумел выразить словами свое счастье. Но попытался бы при всей своей неуклюжести сделать для нее возможное и невозможное.

Если бы только хоть что-то в ее лице подбадривало его. Но ничего такого он не увидел, и на сердце у него похолодело.

— Все меняет, — снова повторил он, словно пытаясь убедить себя.

Зазвенел таймер микроволновки, и она отошла от него.

— Ну, только изменилось одно, — начала она. — Местные люди не знают, что дальше делать со мной. Они привыкли к моему чужому для них языку, к моим нелепым нововведениям, они закрывают глаза на мои предосудительные брюки. Но сейчас, — беззаботно добавила она, — некоторые из них, верно, думают, что мне надо бы уехать.

Когда она начинала так говорить, он будто тонул в море. Иронические английские выверты сбивали его с толку. Правда, одно неожиданно и болезненно дошло до него. Хозяйка положения она, а он должен подчиняться.

— Они плохо к тебе относятся? — спросил он, вспомнив любопытные взгляды, сопровождавшие ее днем.



— По правде говоря, нет. Пока что они не уверены.

— Но откуда пошли слухи?

— Мать Франческа знает. Когда мы говорили с ней на прошлой неделе, неожиданно вошла сестра Эльвира. Потом я вспомнила, что сестра Эльвира — кузина Нико Сартоне.

— Это все объясняет.

— Он, должно быть, торжествует. Наконец-то получил против меня оружие. Я могла бы удавить этого человека. Его не волнует, какой вред он наносит людям, лишь бы насолить мне. Те, кто нуждается в моей помощи, начинают нервничать. Не все, конечно! Сартоне думал, что сможет настроить против меня весь город, но он ошибся.

— Вот будет удовольствие стереть улыбку с его физиономии, — прорычал Бернардо.

— Как ты собираешься это сделать?

— Мы собираемся это сделать, — нахмурился он.

— Как?

— Разве не очевидно?

— Для меня не очевидно, — упрямо настаивала Энджи.

— Чем раньше состоится наша свадьба, тем лучше, — произнес он, глядя ей в глаза.

Итак, это случилось. Он захотел жениться на ней. Но волна радости не окатила ее, как должно было бы быть в такой благословенный момент. Свадьба? Что он о себе думает, кто он такой?

— Мы? Поженимся? — повторила она, словно экспериментируя с новым языком. — Зачем нам это делать?

Опять она сбила его с толку. В глазах холод, даже враждебность.

— Потому что у нас будет ребенок, — наконец нашелся он.

— У нас ничего не будет. Ребенок будет у меня. О да, ты биологический отец. Но здесь ничего твоего не осталось. Потому что на следующее утро ты встал и ушел, не сказав ни слова.

— Я сделал ошибку. И я прошу прощения. Мне следовало подумать… Но я полагал, я рассчитывал, поскольку ты доктор…

— Перестань! Не говори больше. С каждым словом ты только усугубляешь все. Ты проклинаешь себя за то, что не подумал о возможной беременности. А то, что ты обидел меня, тебя не волнует? У тебя хоть мелькнула мысль, что для меня это значит — проснуться и обнаружить твое исчезновение? И эта маленькая записка… Это и правда все, чего я заслуживаю?

— У меня нелады со словами… — покраснел он.

— Со словами у тебя все в порядке. Это с чувствами ты не в ладах. Ты женишься на мне не по любви. Я для тебя просто племенная кобыла. Разница есть, не правда ли?

— Нет же, я имел в виду… Твоя беременность вроде бы разрешает проблемы. — Он чуть ли не буквально рвал на себе волосы.

Она с жалостью посмотрела на него.

— Я сказала, что ты не в ладах с чувствами. И каждое твое слово доказывает это. Если я из-за беременности выйду за тебя замуж, наши проблемы только начнутся. Я бы с радостью вышла за тебя замуж по любви. Но не хочу жить с мужчиной, который считает, будто я ухитрилась зачать ребенка, чтобы поймать его. Без любви сделка не состоится.

Горькие слова, казалось, сами лились из нее. И в глубине души Энджи мечтала загнать их назад и упасть в его объятия. Он хотел жениться на ней — это главное. Разве рассудительная женщина не ухватилась бы за его предложение?

Но другая, «несносная» Энджи не была рассудительной женщиной. Она была раздражительная, колючая, неуживчивая, если задевали ее гордость. Эта «несносная» Энджи ухватилась за предложение Баптисты приехать работать в горы. И теперь ее не загнать назад, в коробочку. Нынешняя Энджи смотрела на Бернардо глазами, полными ярости.

— Выйти за тебя замуж? За кого ты меня принимаешь?

— Я не понимаю, что ты говоришь. Ты выиграла. Разве этого недостаточно?

— Нет, недостаточно. Сейчас мы далеки друг от друга. Потому что, если ты думаешь, что я выиграла, значит, ты считаешь себя проигравшим. А я даже не понимала, что у нас идет борьба. Я думала, мы ищем дорогу друг к другу. И той ночью… — Всплыли воспоминания, и дрогнул голос. Она взяла себя в руки и сохранила дистанцию. — После той ночи мне казалось, будто мы нашли эту дорогу. Ты рассказал, что мучает тебя. Согласна, может быть, я была слишком настойчива, но я думала, что ты доверишься моей любви. Я забыла, что ты не можешь быть с теми, кто любит тебя. Потому что любить — значит быть близкими. — Слезы катились по щекам, но она не обращала на них внимания и продолжала тихим, полным боли голосом: — Последние двадцать лет ты отвергал любого, кто старался приблизиться к тебе. И сейчас при виде распахнутых для объятий рук ты повертываешься к ним спиной. Так иди. Покажи спину. Но мои руки больше для тебя не распахнуты, потому что нет смысла.