Гнев Божий

Испуганный Тачо, поднявшись с пола, в ожидании уставился на меня.

— Собери у них оружие, старик, — обратился я к нему. — И не бойся. Пусть только кто-нибудь из них тронется с места — и я застрелю Дельгадо.

Похоже, Тачо меня не слышал. Он в нерешительности пытался сделать шаг то в одну, то в другую сторону.

— Как тебя зовут? — спросил я девушку, не глядя в ее сторону. Я не услышал ответа, а только почувствовал, как она еще крепче вцепилась в меня.

— Бесполезно, приятель, — ухмыльнулся Дельгадо. — От нее уже много лет никто и слова не добился.

Взяв девушку за руку, я поставил ее перед собой и внимательно посмотрел на нее. Ее лицо было сосредоточенно-спокойным.

— Ты меня понимаешь? — спросил я.

Она кивнула в ответ.

— Отлично. Забери у них оружие и ничего не бойся. Убью любого, кто попытается тебя обидеть.

В ее темных глазах вспыхнул огонек, лицо оживилось. Девушка, развернувшись, направилась в сторону полицейских.

В этот момент в воцарившейся тишине звякнули шпоры. Я слишком поздно вспомнил, что во дворе на привязи стояло шесть лошадей, а в комнате находилось всего пятеро полицейских. Сильный удар в правое ухо свалил меня на пол, прежде чем я понял, что произошло.

При ударе об пол сработал спусковой механизм моего «энфилда». Раздался выстрел, и в комнате возникло замешательство, раздались крики. От следующего удара сапогом я почувствовал в груди резкую боль. Хотя я и не терял сознания, но, приподнявшись с пола, к своему удивлению обнаружил, что мои руки заведены за спину и крепко связаны. Смастерив из веревки петлю, Дельгадо накинул ее мне на шею и похлопал меня по щеке. Затем он перекинул свободный конец веревки через свисавшую под потолком балку.

Двое полицейских держали в руках девушку, а остальные за моей спиной подхватили конец веревки.

Дельгадо довольно улыбнулся:

— Сначала мы тебя немножко подвесим, затем позабавимся с нашим цветочком. Тебе это понравится. А потом — посмотрим. Такой изысканный джентльмен, как ты, заслуживает особого обхождения.

Из-за петли, стянувшей шею, мне пришлось запрокинуть голову. Я почти висел, едва касаясь пола.

Сжавшийся на стуле в комок старик Тачо в ужасе зажал ладонью рот. Его глаза сделались круглыми. Даже девушка прекратила сопротивление. Все выжидающе смотрели на меня. В этот момент наружная дверь отворилась и в комнату, слегка пригнув голову, чтобы не задеть за притолоку, вошел отец Ван Хорн.

— Добрый вечер, — негромко произнес он.

В правой руке священник держал большую дорожную сумку. В покрытой пылью поношенной сутане, с лицом, скрытым падающей от широкополой шляпы тенью, бородой, вызывающе торчащей вперед, и сигарой в зубах Ван Хорн производил мрачное впечатление.

— Похоже, вы, мистер Киф, попали в небольшую переделку, — заметил он.

Застыв от удивления, полицейские, державшие в руках веревку, ослабили стягивавшую мне шею петлю, и я смог перевести дух.

— Сказать по правде, мне уже надоело здесь стоять и ничего не делать, святой отец, — ответил я.

Дельгадо мгновенно выхватил пистолет, отодвинул девушку в сторону.

— Кто ты такой? — резко спросил он. — Мы здесь никаких святош не ждали. Это уж точно.

— Тем не менее я здесь, — ответил священник. — Могу ли я попросить вас освободить этого человека?

На лице Дельгадо заиграла мерзкая улыбка.

— Попросить можно всегда, но от этого я добрее не стану. Честно говоря, я что-то давно не вешал священников и боюсь не удержаться от соблазна подвесить и тебя рядом с этим гринго.

— Не слишком ли печально будет? — съязвил Ван Хорн.

— Для тебя, но не для меня. Сначала проверим твои документы, потом разберемся, что к чему.

— С удовольствием, сеньор, — с готовностью ответил святой отец и, поставив сумку на стол, извлек из кармана ключ. — Страсть унизить другого, мистер Киф, является проявлением порочной наследственности. Чтобы заставить таких людей раскаяться в своих поступках, полезно периодически давать им отпор. Это советую делать и вам.

С этими словами священник резко распахнул дорожную сумку, выхватил из нее ручной пулемет и нажал на гашетку. Пулеметная очередь снесла макушку с головы Дельгадо.

Глава 3

Все закончилось очень быстро. Собиравшиеся вздернуть меня полицейские выпустили из рук веревку и кинулись к своим пистолетам, но опоздали. Я бросился к девушке и повалил ее на пол. Ван Хорн тем временем направо-налево поливал комнату пулями.

Он определенно умел обращаться с оружием. В барабанном магазине «томпсона» еще оставались патроны, и он продолжал стрелять. Зеркало за барной стойкой со звоном разлетелось на мелкие осколки. Двое из оставшихся в живых полицейских бросились к кухне.

Первому из убегавших удалось проскочить в дверь, так как спина второго закрыла его от смертельного огня. Прошитый насквозь пулеметной очередью, полицейский медленно опустился на пол. В кухонной двери зияли пулевые пробоины.

Хлопнув задней дверью, единственный уцелевший в этом кромешном аду полицейский кинулся в спасительную темень двора. Ван Хорн кинулся за ним. Девушка перевернулась на спину и села. Руки мои были по-прежнему связаны за спиной, поэтому мне с трудом удалось подняться на колени.

— Ты в порядке? — спросил я ее.

Она кивнула и наклонилась над бездыханным телом Дельгадо. Вынув у него из-за пояса нож, она перерезала веревку на моих запястьях, и я наконец смог освободиться от петли. Сильно натертая веревкой шея с порванной в некоторых местах кожей нестерпимо горела. Девушка все с тем же застывшим, безучастным лицом тщательно осмотрела мою шею, затем поднялась и выбежала на кухню.

Снаружи послышался конский топот, затем раздался громкий крик, за которым последовал треск пулеметной очереди. Поднявшись на ноги, я оглядел комнату. Повсюду была кровь, в воздухе стоял запах пороха и горелого мяса.

Черт возьми, как на скотобойне, подумал я.

Тачо, стоя за барной стойкой, дрожащей рукой пытался налить в стакан текилу.

Взяв со стойки бутылку, я налил себе этой горючей жидкости. Текила была самым крепким напитком из тех, что мне довелось когда-либо пробовать. Почти неразбавленный спирт. Для такого случая текила подходила как нельзя лучше. Выпив стакан огнедышащей жидкости, я почувствовал себя значительно лучше.

— Дело дрянь. Не так ли? — обратился я к Тачо.

Лицо старика выражало полное отчаяние.

— Убить полицейского, даже деревенского, — страшное преступление. На пути в Гуилу можно легко натолкнуться на федеральных кавалеристов. В этих местах недавно происходили беспорядки.

В этот момент в комнату, держа в руке керамический сосуд с какой-то жирной мазью, вошла девушка. Подойдя ко мне, она, сосредоточенно сдвинув брови, принялась втирать эту мазь в поврежденные участки шеи. Я чувствовал, как нежно работала она пальцами, боясь причинить мне боль. Затем, оторвав от подола нижней юбки полоску муслиновой ткани, она дважды обмотала ею мне шею.

В знак благодарности я нежно потрепал ее по щеке.

— Теперь мне гораздо лучше. Огромное тебе спасибо.

На ее лице впервые появилась улыбка. Бросив неуверенный взгляд на Тачо, девушка вновь скрылась на кухне.

— Твоя дочь? — спросил я его.

Он покачал головой:

— Нет. Ее зовут Балбуенас, сеньор. Виктория Балбуенас. Неподалеку отсюда у ее отца была гасиенда. Я раньше на ней работал. Пять лет назад, во время боев, она была сожжена дотла. Хозяин с женой погибли у дочери на глазах. Тогда ей было всего двенадцать. Совсем еще ребенок. Вот тогда-то с ней это и произошло. Что-то очень странное.

— Что ты имеешь в виду?

— С ее головой, сеньор, — сказал он, похлопав при этом себя по голове. — С того дня Виктория не может вымолвить ни слова.

Раздался звук шагов, и в дверном проеме с пулеметом под мышкой и сигарой в зубах появился Ван Хорн.

— Ну как? — сгорая от нетерпения, спросил я.

— Сбежал, будь он неладен.