Страница 11 из 18
Все дело в торазине и прочих нейролептиках, которыми ее пичкали, — отсюда подавленность и шарканье. Доктор Хоффманн уверял, что лишь торазин и поддерживает миссис Рал в более-менее сносном состоянии и что без него мать была бы настолько буйной, что пришлось бы круглые сутки держать ее в смирительной рубашке. Алексу, разумеется, этого не хотелось.
Когда мать с сыном добрались до скромной палаты, Хелен захлопнула дверь поплотнее. Замка не было. Она три раза открывала и закрывала створку, выглядывая в коридор, пока, судя по всему, не удовлетворилась увиденным. Вообще говоря, палата матери не была одиночной: имелась соседка по имени Агнес, постарше возрастом. Впрочем, Агнес никогда не разговаривала, хотя и любила пялиться на посетителей. Алекс был рад, что старушка сидела сейчас в солярии.
Телевизор, прикрепленный болтами высоко над полом, не издавал ни звука — его громкость всегда была приглушена до минимума. И еще: мать никогда не переключала каналы.
— Беги, — сказала она.
— Да я никуда не тороплюсь. Мне просто хочется с тобой посидеть.
Агнес помотала головой.
— Беги и прячься.
— От кого? Зачем?
— Прячься, — повторила она.
Алекс сделал глубокий вздох.
— Объясни, почему и от кого я должен прятаться?
Вместо ответа мать некоторое время просто смотрела на него.
— Двадцать семь, — наконец промолвила она.
— Правильно. Мне сегодня двадцать семь. Я у тебя родился двадцать семь лет назад, в девять вечера девятого сентября. Причем именно в этом самом корпусе, еще когда здесь была обычная больница.
Она подалась ближе и нервно облизнула губы.
— Прячься.
Алекс устало потер лицо.
— Мам, ну от кого мне прятаться, а?
Он уже устал от бессмысленного хождения словесными кругами.
Мать поднялась с краешка постели и подошла к небольшому шкафу. Покопалась в вещах на полке. После недолгих поисков вытащила найденную шаль. Поначалу Алекс решил, что ей холодно, однако мать не стала укутывать плечи.
Встав перед крохотным туалетным столиком, она набросила шаль на полированный кусок металла, который здесь сходил за зеркало и был, как обычно, наглухо привинчен к стене.
— Мам, ты что делаешь?
Она обернулась, стреляя огненными глазами:
— Я тебе уже говорила: они на меня пялятся! Подглядывают через окна и стены.
Алекса бросило в дрожь.
— Послушай… Сядь-ка сюда.
Мать вновь пристроилась на краю кровати, но на сей раз поближе к сыну, и даже обеими руками взяла его ладонь. От этого непривычного ласкового жеста у Алекса слезы навернулись на глаза. Она никогда так не поступала, но вот сегодня сделала сыну на день рождения самый лучший подарок из всех, даже лучше, чем пятьдесят тысяч акров земли.
— Алекс, — шепнула она. — Ты должен бежать и укрыться, пока они тебя не нашли.
Удивительно, вот уже второй раз за день он слышит от нее свое имя. Пришлось приложить изрядные усилия, прежде чем Алекс сумел выдавить хотя бы слово.
— Мам, от кого я должен прятаться?
Она подалась ближе, чтобы только Алекс мог слышать ее шепот:
— От людей другого сорта.
Молодой человек пару секунд просто смотрел на мать. Вновь бессмыслица, однако сейчас в ней читались неподдельные искренность и серьезность.
И тут его внимание отвлек экран телевизора. Он посмотрел вверх и увидел, что передают выпуск местных новостей. В окружении микрофонов выступал представитель полицейской пресс-службы.
Бегущая строка внизу сообщила: «Обнаружены тела двух сотрудников городской полиции».
Алекс протянул руку к пульту дистанционного управления и увеличил громкость.
«Вам известна причина, по которой они оказались в районе складов?» — задал вопрос кто-то из репортеров.
«Центральная и Девятая улицы входят в пределы участка, который патрулировали погибшие, — ответил представитель. — Там множество ведущих к докам переулков, и мы часто их проверяем».
Алекс знал, что Девятая улица, проходившая где-то в десяти-двенадцати милях от его дома, в свое время располагалась на окраине города.
Поверх голосов прозвучал вопрос другого репортера:
«Говорят, что обоим сломали шею! Это правда?»
«Я не вправе комментировать слухи. Как я уже говорил, мы ждем официального заключения патологоанатома и только тогда сможем выпустить пресс-релиз».
«Семьям сообщили?»
Мужчина за лесом микрофонов взял паузу, явно с трудом справляясь с эмоциями. От гнева у него заострились черты лица.
«Да. В эту тяжелую минуту все наше сочувствие и молитвы обращены к семьям погибших».
«А имена хотя бы можете назвать?» — крикнула какая-то женщина, махавшая авторучкой, чтобы привлечь к себе внимание.
Представитель молча взирал на толпу репортеров; наконец взгляд его пополз вниз.
«Сержанты Джон Тинни и Питер Славинский».
Затем он принялся произносить их фамилии по буквам, чтобы журналисты не наделали ошибок. Алекс между тем чувствовал себя так, словно его закатали в ледяной студень.
— Да, они ломают людям шеи, — уставившись на экран, произнесла мать мертвым голосом. Алекс, правда, еще надеялся, что она просто повторяет вслух услышанное. — Ищут ворота.
Ее глаза расфокусировались. Алекс знал: она вновь погружается во мрак. Опыт показывал, что, когда глаза матери теряли осмысленность, она потом неделями ни с кем не разговаривала.
В кармане завибрировал мобильник. Очередная эсэмэска от Бетани. Он мысленно послал ее к чертям и ласково обнял мать за плечи.
7
Алекс некоторое время просто сидел, прижимая к себе мать и пытаясь вообразить, что за безумие ее преследует. Похоже, она уже не понимала, что рядом находится сын.
Беда в том, что у него не осталось надежды. Врачи говорили, что миссис Рал никогда не поправится, никогда не станет прежней, и ему с этим надо смириться. По их словам, повреждения головного мозга необратимы, и хотя сами медики не понимали их причину, они уверяли, что побочным следствием является буйное поведение. В общем, ничего нельзя исправить, заявляли они.
Через пару минут Алекс ласково уложил мать на постель. Она была безвольной, как матерчатая кукла: ворох костей и мышц, мешок крови и внутренних органов, находившихся под управлением рудиментарного разума, а зачастую сосуществовавших вообще без какой-либо сознательной связи. Алекс взбил подушку, положил ей под голову. Глаза матери были устремлены в потолок. Насколько он знал по опыту, сейчас она не понимала, где находится и что происходит. Другими словами, была практически мертва для внешнего мира, просто ее тело еще не успело осознать этот факт.
Он стянул шаль с зеркала, аккуратно сложил и вернул на место в шкаф, после чего вновь присел на краешек материнской кровати.
Когда в кармане зазвонил телефон, он извлек его и ответил на вызов.
— Эй, именинник! — прощебетала Бетани. — А у меня для тебя большой сюрприз!
Алекс усилием воли не дал досаде прорваться в голос.
— Ты извини, но…
— Я стою напротив твоего дома!
Он сделал небольшую паузу.
— Моего дома?
Ее развеселый голос приобрел флиртующий оттенок.
— Вот именно!
— Что ты там делаешь?
— Как? — выдохнула она легким интимным шепотом. — Тебя поджидаю. Хочу сделать подарок.
— Спасибо, Бетани, но мне ничего не нужно, честное слово. Не трать зря деньги.
— А деньги тут ни при чем, — сообщила она. — Давай-ка, именинник, тащи свой задик домой. Сегодня тебя ждут постельные скачки.
Теперь Бетани уже всерьез докучала Алексу. Впрочем, не так-то легко об этом сказать вслух. Ему не хотелось устраивать перепалку с едва знакомой женщиной. Какой смысл?
— Послушай, Бетани, я что-то не в настроении…
— А вот это предоставь мне. Я тебя живо приведу в нужное состояние. Ты сегодня должен быть счастливым, а я как раз такая девушка, которая сделает твой день рождения особенным.
Бетани была довольно привлекательной особой — пожалуй, даже соблазнительной, — однако чем больше Алекс с ней общался, тем менее интересной ее находил. В ней не было ничего, кроме внешнего лоска. Она не годилась для сколько-нибудь осмысленных бесед, хотя и не по причине полного отсутствия интеллекта. Просто ничем стоящим она не интересовалась. Хуже того, Бетани являла собой живой образчик поверхностности и даже активно культивировала такое отношение к жизни. Она привлекала внимание лишь маниакальной сосредоточенностью на их отношениях и стремлением к веселому времяпрепровождению… по крайней мере в ее собственном толковании.