Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

„Петроград. Председателю Совнаркома Ленину.

Переговоры закончились. Сегодня после окончательно­го выяснения неприемлемости австро-германских условий наша делегация заявила, что выходит из империалистиче­ской войны, демобилизует свою армию и отказывается под­писать аннексионистский договор.

Согласно сделанному заявлению издайте немедленно приказ о прекращении войны с Германией, Австро-Венг­рией, Турцией и Болгарией и о демобилизации на всех фронтах.

Нарком Троцкий".

Ленину импонировала безоглядная убежденность Троц­кого в неизбежном пришествии мировой пролетарской рево­люции. Вождь большевиков разделял эту убежденность, но после двух лет гражданской войны стал более сдержан в оценках ее перспектив. Но и Ленин и Троцкий были едины в том, что поскольку „с ходу" зажечь мировой костер не удалось, нужно делать это постепенно, основательно, навер­няка. Эта „постепенность" выразилась в создании по всему миру родственных РКП коммунистических партий, налажи­вании нелегальной агентурной работы в капиталистических странах, инициировании рабочего движения, национально– освободительных восстаний. От штурма мировой твердыни нужно было перейти к осаде. Длилась эта осада семь деся­тилетий, временами заставляя осажденных переживать весь­ма неприятные минуты. И Ленин и Троцкий — историче­ские носители зла, ибо их дело, если бы оно (представим на минуту) победило в мировом масштабе, означало бы образо­вание некоей глобальной казарменной коммуны, что было равносильно космическому поражению землян.

Немного было на Земле людей, которые обладали пла­нетарными масштабами своего влияния (лишь некоторые за­воеватели, великие идейные проповедники, высокие отцы церкви). Среди них, безусловно, были Ленин и Троцкий.

Это были люди фанатичной веры. За полгода до своей тра­гической смерти Троцкий напишет в .Завещании": „Каковы бы, однако, ни были обстоятельства моей смерти, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее". Троцкий до последних своих дней верил в Великую Уто­пию — мировую коммунистическую революцию.

Как бы чувствуя приближение собственной гибели, Троцкий в последний год своей жизни ведет яростную про­пагандистскую войну со Сталиным. В своем манифесте–письме советским рабочим „Вас обманывают!" изгнанник пи­шет: „Цель Четвертого Интернационала — распространить Октябрьскую революцию на весь мир и в то же время воз­родить СССР, очистив его от паразитической бюрократии. Достигнуть этого можно только путем восстания рабочих, крестьян, красноармейцев и краснофлотцев против новой касты угнетателей и паразитов…"

Троцкий был фанатиком планетарного пожара, кото­рый, однако, большевикам разжечь не удалось.

Ленин и Троцкий. Это были два лидера, очень разных, неординарных, но нашедших общее поле приложения своих усилий: ристалище революции. Оба верили, что только сила и решительность могут ее, революцию, спасти. Оба знали и сильные и слабые стороны друг друга. Они смогли на время сотрудничества в годы революции и гражданской войны вы­нести за „скобки" своей жизни былые разногласия. Оба за­блуждались в главном: они верили, что та диктатура, кото­рую они создали, может принести счастье людям. Ленин видел опасность для власти в ослаблении пролетарского начала; Троцкий — в Сталине и в том, что он олицетворяет. Но оба не поняли, что опасность и власти, и им самим, и будущему представляла сама Система, архитекторами кото­рой они были.

Приведу один пространный фрагмент из дневников Троцкого, который говорит, по-моему, много о том духов­ном цементе, который их соединял.

„…Когда я в первый раз собирался на фронт между па­дением Симбирска и Казани, Ленин был мрачно настроен „Русский человек добер", „русский человек рохля, тютя", „у нас каша, а не диктатура…". Я говорил ему: B основу частей положить крепкие революционные ядра, которые поддер­жат железную дисциплину изнутри, создать надежные за­градительные отряды, которые будут действовать извне за­одно с внутренним революционным ядром частей, не оста­навливаясь перед расстрелом бегущих; обеспечить компе­тентное командование, поставить над спецом комиссара с револьвером, учредить военно-революционные трибуналы и орден за личное мужество в бою".

Ленин отвечал примерно: „Все верно, абсолютно вер­но, — но времени слишком мало; если повести дело круто (что абсолютно необходимо), — собственная партия поме­шает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают. Конечно, революция закаливает, но временами слишком мало…" Когда Ленин убедился из бесед, что я верю в успех, он всецело поддержал мою поездку, хлопотал, заботился, спрашивал десять раз на день по теле­фону, как идет подготовка, не взять ли в поезд самолет и пр.".

…Когда Троцкий после успехов под Казанью вернулся и рассказал в Горках о первых победах на фронтах, Ленин „с жадностью слушал про фронт и вздыхал с удовлетворе­нием, почти блаженно:

— Партия, игра выиграна, раз сумели навести порядок в армии, значит, и везде наведем. А революция с порядком будет непобедима".

Ленин и Троцкий не были „рохлями" и „тютями". Они были единомышленниками в отношении того, что лишь тер­рор, неограниченное насилие могут спасти власть большеви­ков. Выступая 12 января 1920 года на заседании коммуни­стической фракции ВЦСПС с речью (в ней много говорится о терроре, и, естественно, она не вошла в „Полное" собра­ние сочинений), Ленин заявил: „…Троцкий вводил смертную казнь (что) мы будем одобрять…"

Это были единомышленники в главном большевистском принципе: революция плюс не ограниченное никакими зако­нами насилие — единственная методология торжества ком­мунистических идеалов. Беспредельная вера в революцион­ное насилие превратила этих очень разных людей в прагматических союзников. Человек с „выдающимися спо­собностями" был вторым в большевистской иерархии. Одна­ко позиции его не были прочны. Он был одинок.

Человек с „необъятной властью"

Так Ленин охарактеризовал Сталина в своем „Письме к съезду" 24 декабря 1922 года. В триумвирате вождей Ле­нин — Троцкий — Сталин последний был в то время самым заурядным и незаметным. Не случайно Троцкий называл его „выдающейся посредственностью". Истории было угодно, чтобы этот невзрачный, рябой, невысокого роста человек сыграл, после Ленина, самую зловещую роль в истории XX века. Я уже однажды писал, что в большевистском экспери­менте, циклопическом по масштабам, каждый из трех на­званных вождей исполнил свою историческую роль: Ле­нин — вдохновителя, Троцкий — возмутителя, Сталин — исполнителя. Именно Сталин довел до логического реаль­ного завершения схемы Ленина о диктатуре пролетариата в стране, „строящей социализм". Троцкий был отторгнутым певцом этой схемы, которую он мечтал, откорректировав, распространить на весь мир.

Прежде чем подробнее коснуться Сталина — „продол­жателя дела великого Ленина", как на протяжении десяти­летий были вынуждены говорить миллионы людей в Совет­ской России, сделаю одно пространное отступление.

Эти вожди оставили для исследователей фантастически огромный документальный материал, который до недавнего времени строго, жестко регламентировался для использова­ния (за исключением некоторой части тех документов, кото­рые Троцкий смог вывезти с собой при изгнании). Благода­ря сложившимся культовым традициям, тщеславию Сталина и Троцкого, использованию документов сугубо в идеологи­ческих целях, выработался догматический взгляд на эти ма­териалы. Удивительная вещь: самими вождями и о них напи­саны тысячи томов книг: монографий, воспоминаний, иссле­дований, всевозможных сборников. Но читало их в СССР поразительно мало людей. Основная масса, допустим, ле­нинских документов интересовала только специалистов пропаганды. Но поскольку иная духовная, идейная пища была запрещена, Система на протяжении десятилетий с помощью ленинского наследия формировала элементарно мыслящих в политике людей.