Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

„Верхнеуральск. Тюрьма НКВД. Бирюкову.

Отдельным купе арестантском вагоне, усиленным конвоем во главе вашего помощника отправьте в Москву в мое распоряжение Зиновьева.

Через два дня, тем же порядком, личном, при вашем сопровождении направьте Каменева. Под вашу личную от­ветственность обеспечьте полную секретность отправки Зи­новьева и Каменева как от заключенных, так и работников тюрьмы и тщательное наблюдение пути.

О времени отправки, номерах поездов и вагонов донеси­те телеграфно. Молчанов".

На втором процессе Зиновьев и Каменев были уже сго­ворчивей. В ответ на обещание Сталина сохранить им жизнь они соглашались со всеми фантастическими обвинениями. Факт вызова Зиновьева и Каменева в Кремль в начале след­ствия мною установлен. Но о содержании разговора между ними и Сталиным можно только догадываться. На Западе думали, что арестованные еще при первом процессе мог­ли бы припугнуть диктатора, как писала парижская газе­та „7 дней", что, если их осудят, „за границей их друзья опубликуют компрометирующие Сталина документы". Но то ли Сталин не боялся шантажа, то ли документов этих не было, но события стали развиваться по сценарию Кремля.

Вот фрагмент допроса во время следствия 28 июля 1936 года.

„Вопрос: Следствием по Вашему делу установлено, что центр организации тщательно разработал план заговора. Дайте показания по этому вопросу.

Зиновьев: Политической целью заговора было сверже­ние ЦК ВКП(б) и советского правительства и создание сво­его ЦК и своего правительства, которое состояло бы из троцкистов, зиновьевцев и правых…

Конкретно план переворота сводился к следующему:

Мы считали, что убийство Сталина (а также и дру­гих руководителей партии и правительства) вызовет замеша­тельство в рядах руководства ВКП(б).

Мы предполагали, что Каменев, Зиновьев, И.Н.Смирнов,

Рыхов, Сокольников, Томский, Евдокимов, Смилга, Мрачков– ский и другие вернутся при таком обороте событий на ру­ководящие партийные и правительственные посты…

Троцкий, я и Каменев должны были по этому плану сосредоточить в своих руках все руководство партией и государством…"

Дальше все в том же духе…

Иногда Зиновьев в своих письмах из тюрьмы Сталину опускается до глубочайшего унижения: „…я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других чле­нов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, за­гляните же в мою душу, неужели же Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом…". Зиновьев подписывает уже свои письма Сталину: „Всей душой теперь Ваш — Г.Зиновьев".

Перед лицом смерти последний экзамен в жизни на до­стоинство…

„Ленинцы" пожирали „ленинцев"…

Об остальном, читатель, вы прочли на первых страни­цах этого раздела. Вечная мгла поглотила неразлучный тан­дем ленинских соратников. Система безжалостно уничтожа­ла своих творцов.

…Кому сообщить об „отмене судебного дела за отсут­ствием в их действиях состава преступления", последовав­шей в июне 1988 года? Прозревающее правосудие в затруд­нении.

У Каменева обнаружены внук — Кравченко Виталий Александрович и жена сына Александра — Кравченко Гали­на Сергеевна. У Зиновьева „сведений о родственниках не обнаружено", как гласит постановление Верховного суда СССР133 . Все были беспощадно сметены в небытие больше­вистским серпом террора.

Зиновьев и Каменев — одни из архитекторов преступ­ной Системы и ее мученики.

…Время своим саваном укрывает ушедшее и ушедших.

„Любимец всей партии"

Ленин, в предвидении своего ухода в мир иной, дал очень странную характеристику Бухарину, которого он, судя по всему, весьма ценил.

Зимним днем 24 декабря 1922 года, когда сумерки уже готовятся натянуть свой серый полог над землей, Ленин диктовал М.А.Володичевой характеристики, которые, пожа­луй, не столько проясняют ситуацию, сколько запутывают ее. Напомню эти слова.

„Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно них надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считает­ся любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены вполне к марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он ни­когда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диа­лектики)".

Представляется, что это одно из самых парадоксальных умозаключений Ленина: „ценнейший и крупнейший теоре­тик партии" и здесь же — „никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики". Такая высокая оценка одного из „выдающихся сил" партии одновремен­но — „его теоретические воззрения очень с большим сомне­нием могут быть отнесены к вполне марксистским…" „Схо­ластическое" в Бухарине —и вдруг: „законно считается лю­бимцем всей партии…".

Думаю, что приведенный фрагмент свидетельствует не столько о „воззрениях" Бухарина, сколько о взглядах самого Ленина. Например, что касается политической "диалекти­ки", то, если суммировать все сказанное Лениным, она смог­ла выглядеть как превращение диктатуры одного класса в диктатуру одной партии, а затем — в диктатуру вождя. Ленин не говорил прямо о такой .диалектике", но она выте­кала из его анализа, а главное — практических действий. Бухарин был более мягок, чем все остальные вожди, а это такой недостаток, который не мог позволить Бухари­ну вполне „понимать диалектику". Это не укладывалось в жестокую философию Ленина. В этом все дело.

Живость мысли, энергия публициста, преданность идеа­лам коммунизма и самому Ленину показались вождю доста­точными, чтобы объявить Бухарина "любимцем партии". Ду­маю, что рядовые члены РКП не только не подозревали Об этом, но многие и не знали о существовании самого Буха­рина.

Вокруг Ленина было много недоучившихся вождей: Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев и Бухарин тоже. Про­фессиональный революционаризм Ленин ценил выше, чем университетские курсы.

„Ценнейший и крупнейший теоретик партии" вначале был откровенным адептом левого коммунизма с его ставкой на мировую революцию и безграничную эффективность диктатуры пролетариата. Через несколько лет Бухарин — уже лидер правого коммунизма, с его упором на постепен­ность, компромиссы, умеренность. Между этими полюсами большевистского спектра лежит десятилетие. Что же испо­ведовал Бухарин „посредине" этих лет? Ведь не мог быть переход из одного „уклона" в другой мгновенным? Каков же Бухарин, несомненно личность неординарная, талантливая, эмоциональная, был в „теории" на самом деле?

Ответить на этот вопрос очень помогает малоизвестная книжка Н.И.Бухарина „О мировой революции, нашей стра­не, культуре и прочем". Труд написан в форме ответов академику И.Павлову как раз „посредине" десятилетия меж­ду левыми и правыми большевистскими воззрениями Буха­рина, в 1924 году. Шестьдесят страниц бухаринской работы достаточно полно дают ответ о содержании его теоретиче­ских взглядов.

Академик Павлов, обладая духовной смелостью, как почти каждый подлинный ученый, заявил в своей вводной лекции, что „марксизм и коммунизм не абсолютная истина, в которой, может быть, есть часть правды, а может быть, и нет правды". Павлов поставил под сомнение шансы мировой революции, вообще не увидел позитивного содержания в революции, которая ведет к деградации культуры. Павлов выступил против гражданских войн как средства достиже­ния политических целей. Бухарин взялся все это решитель­но опровергнуть, назвав взгляды академика „тупиками", предварительно пронумеровав их как „первый", „второй", „третий" и „четвертый". Что же утверждал Бухарин?

Обругав по ходу дела писателя Мережковского, фило­софа Бердяева, отца Флоренского, Бухарин раскладывает „по полочкам" свои теоретические воззрения.