Февраль Водяного

— А здесь в крещение купались, что-ли? — спросил я, поглядывая на тонкий ледок проруби.

— Купались, супостаты. Хозяина ночью тревожили. Он теперь обидится, летом с купальщиков выкуп возьмет.

— Терпеливый, однако, — рассеянно отозвался я. — Столько ждать…

— Так ведь свои все купались, с наших дач. Никуда они не денутся, жара настанет, все в реку полезут. Хозяин знает, что делает. Дождется, что ему полгода…

Мы подошли к обрыву, и я заметил торчащий из глубины льда толстый металлический прут. Для проверки — чего, сам не знаю — я пнул его ногой. Лед под ногой резко треснул и звенящий гул прокатился над рекой, постепенно затихая. Аскольд за моей спиной негромко охнул.

— Пойдем на берег, Игорь, — позвал он меня напряженным голосом.

Я поплелся за ним, ощущая себя нашкодившим мальчонкой. Только выйдя на берег, Аскольд несколько расслабился.

— Не надо было тебе шуметь. Эта железяка уже сколько лет там торчит. Вынуть пытались, да ничего не вышло. Стало быть, нужна она хозяину зачем-то.

Мы поужинали и сидели возле печки, глядя на пляшущий в щелях дверцы огонь. Лениво перебрасывались словами. Дома у меня шел ремонт, семейство я отправил на "гадательную" квартиру, а сам ночевал у Аскольда.

— Тем летом у нас в реке двое утонуло, а прошлым — один. А до этого — много один за десять лет. Осердчал хозяин.

— По пьяни, должно быть, тонут?

— Не без этого. Но здесь всегда спьяну купались — и обходилось. Если хозяин настроен по-доброму, то никто и не утонет. Озверел народ, что и говорить. Весь лес и весь берег бутылками пластиковыми загадили. Природа, она за себя отомстит…

Далее последовали обычные рассуждения о том, как все хорошо было раньше и как стало плохо теперь. Хороший Аскольд мужик, только зануден не в меру. Но я его прерывать не рискнул. Не положено гостю. А у Аскольда, надо отдать ему должное, все гости вели себя по его правилам, без насмешек и попыток перевоспитать хозяина. Оттого, наверное, что Аскольд ко всем добр и предупредителен. Вот и сейчас, кроме меня, у него гостили Андрей и Ольга.

Ребята молодые, сожительствуют, на свое жилье денег нет. Вот Аскольд их и пустил до весны. Больше народу — безопаснее. Зимой в дачном массиве постоянно жили лишь в трех домах, и до ближайшего соседа можно и не докричаться, случись чего. Ребята смотрели телевизор, а мы посидели еще немного у печки и завалились спать.

Утром, черпая воду из ведра, я краем глаза поймал свое отражение. Какое-то оно было не такое. Подождав, пока поверхность воды успокоится, я присмотрелся повнимательнее. Осунувшееся, серое лицо, как из концлагеря. Совсем не я. Для проверки глянул в зеркало: там я, обычный, лишь лицо слегка припухло после сна. Но поверхность воды упорно отражала изнуренное долгими страданиями и безнадежностью лицо. Ничего не объясняя, я попросил Андрея посмотреть на мое отражение в воде. Он ничего необычного не заметил, а я сослался на то, что мне что-то померещилось. Аскольду я ничего говорить не стал. Почему, сам не знаю.

Бригада отделочников колдовала над потолками, стараясь выровнять их идеальным образом. Электрик свою работу закончил, в ванной укладывали последние плитки. Тоня хозяйским оком обозревала панораму ремонта, внимательно приглядываясь ко всякой мелочи. Я воровато открыл дверь шкафа и посмотрелся в зеркало. Все нормально. И наш невролог мне так сказал:

— Сегодня, Игорь, не заморачивайся. Спать ложись пораньше, ни на что внимания не обращай. А если завтра еще чего почудится, тогда, батенька, придется шагать к психиатру. Прочие отрасли медицины тебе не помогут.

Уже на "гадательной" квартире я не утерпел — налил в тазик воды. взглянул на свое отражение. Вода отразила то же, что и зеркало часом раньше, и тогда я успокоился. Ночевал снова у Аскольда, но на этот раз на берег не выходил. Прошелся немного по обледеневшему участку, посмотрел какую-то комедию и мирно лег спать. А утром поверхность воды в ведре вновь отразило лицо тяжело больного человека…

От Аскольда я съехал сразу же. Истинной причины говорить не стал, сослался на окончание ремонта. На работе совершенно не мог сосредоточиться, несмотря на то, что налитая в любую емкость вода исправно отражала мое истинное лицо. Невролог досадливо покачал головой, услыхав о сегодняшнем видении:

— Посоветовался бы с психиатром. Одно видение может быть случайностью, а два — уже заставляют задуматься. Уходил бы ты от того мужика…

— Уже ушел, — сообщил я досадливо.

А клиенты валили валом. Приезжали на роскошных машинах, топтались во дворе убогого трехэтажного дома на один подъезд, построенного еще в царские времена, ошалело разглядывали окружающую провинциальную экзотику. Ко мне они, после нескольких часов пути и ожидания. попадали уже полностью морально подготовленными. Верили во все, что я им говорил, разглядывая разложенные ими же самими карты. Стопка денег в ящике стола росла столь быстро, что я уже подумывал о том, чтобы освободить еще один ящик. Тоня с детьми привычно удалились в гости к одной из подруг, так что после ухода последнего клиента я на некоторое время остался один.

Где-то в туалете капала вода. Мешала расслабиться. Пока я был занят, то капели не замечал. Я подергал разные части сливной арматуры, сняв крышку бачка. Вроде все исправно, но звук капающей воды продолжал меня донимать. Вернувшаяся супруга прислушалась:

— Ничего не слышу. Игорь, ты не перетрудился?

С тех пор, как ко мне выстроились очереди московских клиентов, Тоня стала ко мне намного предупредительнее. Иногда, однако, я замечал на себе ее недоуменные взгляды. Как будто она внезапно обнаружила, что ее собственный муж и не человек вовсе, а удачно маскирующийся инопланетянин, застигнутый ею случайно за ремонтом летающей тарелки. Вначале подобные взгляды меня забавляли, потом начали раздражать.

— Все нормально, Тоня. Непривычно как-то по чужим квартирам жить. Оттого я и нервничаю.

— Дня через два можно уже дома ночевать. Потолок завтра обещали закончить, а обои они за день поклеят.

Строители не подвели. Квартира изменилась настолько, что я даже побаивался первое время прикасаться и к фигурным дверным ручкам и к изящным выключателям, напоминавшим все, что угодно, но только не банальное устройство для включения и выключения света. Мое тихое ликование всем этим благолепием длилось три дня, а затем мне позвонил Андрей. Тот самый, квартирант Аскольда.

— Игорь Сергеевич, посоветуйте, как себя с Аскольдом вести? Ссориться с ним я не могу, Вы же мои жилищные обстоятельства представляете, а хозяин наш совсем спятил. Железяка какая-то в реке пропала, так он теперь требует, чтобы Ольга в проруби искупалась, очищение приняла.

— Почему Ольга?

— Он сам там каждое утро окунается. С него, говорит, спрос больше. А я вчера залез, и он ко мне больше не пристает. Я теперь очистился и могу дальше жить в его доме, а Ольгу он, если она не окунется голышом при дневном свете, грозится выгнать. Ну как это вообще, нормально?

— Железяка пропала, которая изо льда возле обрыва торчала?

— Вроде. Я сам ее не видел, а Аскольд, он же на духах подвинутый, решил, что хозяин реки крепко обиделся, и следует прощения просить. Он даже подарки какие-то для водяного в прорубь кидал, и мои часы в прорубь тоже отправил.

— Аскольд, хоть он и сдвинутый, но так себя без причины вести не станет. Слушай, Андрей, вы там баню протопите, Ольга попарится и в шубе до проруби добежит. Окунется быстренько — и назад. Или Аскольд возражать станет?

— А часы тоже в прорубь отправить?

— Какие часы? — не понял я.

— Аскольд говорит, хозяину реки следует отдать то, что носишь на себе постоянно. Но не одежду. Остаются часы или украшения. Мои часы старые, дешевенькие, не жалко. А Ольгины — мой подарок, она их ни за что не утопит.

— Понятно. Пусть в прорубь цепочку какую кинет или сережки. Ей-богу, вам это дешевле обойдется, чем спешно квартиру искать. Слушай, а про меня Аскольд не вспоминал? Может, мне тоже следует в прорубь нырнуть?