Отступник

Часть зданий, где еще кто-то мог обитать, выглядели вполне крепкими, будто и не стали касаться их безжалостные жернова времени, зато от других – соседствующих – остались только воспоминания в виде огромных куч строительного мусора и полуразрушенных стен. Эти уцелевшие здания и образовывали какой-то островок, в котором еще тлела жизнь.

Афанасий поднял руку в согнутом локте, подавая знак остановки отряда. Несколько рыбарей, вооруженных самострелами, припав на колено, принялись контролировать проход во двор. Я остановился, чувствуя, что от постоянного напряжения немного трясутся ноги. Липкий пот мелкими капельками скатился по щеке, заплутав в густой бороде.

– Тихо! Дюже тихо! Не добре щось затеяв, Шкура? Хлопцы, дивитися в обидва! Не дай мутант, яка тварюка проскочить… – Афанасий громко сопел, то и дело водя стволом старенького карабина.

– Батька, глянь… – Раздался голос щуплого рыбаря в брезентовой куртке с накинутым на голову капюшоном. Его грязный палец указывал в жерло темнеющего прохода арки.

– Чего? Давай, хлопчина, глянь, що там творитися. Лише тихо! Без шуму! – Дал команду Афанасий, беря на мушку проем арки.

– Ща, батька, енто мы мигом! – Вложив в ложе самострела болт, рыбарь, сплюнув под ноги, направился к цели.

Я присмотрелся и среди витающих частиц серой пыли разглядел труп. Мертвец полусидел-полулежал, прислонившись спиной к испещренной от пуль стене. Что-то в нем показалось мне знакомым.

Рыбарь подошел вплотную и присел на корточки, тыча острием болта в давно остывший труп. После очередного толчка запрокинутая назад голова мертвеца чуть наклонилась и в запекшейся крови, покрывавшей лицо, я узнал того усача, что стоял у шлагбаума на проходной. Точно, это был тот самый часовой! Мертвые руки усача были скручены колючей проволокой, лицо и грудь – в запекшейся крови. Горло неестественно раззявлено от уха до уха глубоким разрезом, из которого вывалился черный язык. Серую шинель, в которой охранник расхаживал на переправе, сняли. Оно и понятно – негоже такому добру пропадать. А вот замусоленную рубаху вспороли вместе с брюхом, судя по всему, одним сильным движением острого ножа. Те, кто убивал охранника, зачем-то напихали ему в разрезанный живот пожухлую траву, которая теперь торчала кровавыми клочьями в разные стороны, словно набитое соломой пугало на полях Люберецких кормильцев. Рядом с трупом над кучей внутренностей зудели мухи. Часовой давно закоченел и его полуоткрытые глаза пустым взором наблюдали за подошедшим отрядом.

Рыбарь немного отстранился, и его тут же вывернуло наизнанку. Он громко закашлялся.

– Не правильно це, Микола хорошою людиною був. Треба його по людськи поховати… – Подытожил Афанасий, стягивая с головы помятую шапку.

– Треба, так треба… Ща мы мигом… – Нашелся рыбарь, отирая ладонью лицо. Его немного пошатывало. Я напрягся, пристально вглядываясь в окоченелое тело, чувствуя вскипающее во мне волнение и нарастающую тревогу. Рыбарь взялся трясущимися руками за плечи мертвого часового и потянул на себя, стараясь уложить тело на бок. Что-то щелкнуло, и тут же раздался взрыв, яркой вспышкой озарив стены погруженных в серую дымку зданий. Меня обдало жаром. Земля под ногами пришла в движение. Страшная сила врезала мне под дых, вышибая воздух из легких. Я, задыхаясь, повалился назад, видя, как мои ноги обгоняют меня и с силой тянут за собой. Видимо, я кувыркнулся назад или меня швырнуло взрывной волной, переворачивая в воздухе.

В голове промелькнула одна мысль: засада.

Припечатало меня о землю знатно. Я попытался подняться, ворочаясь на месте. Руки и ноги упирались в каменистые выступы и пожухлую траву. С трудом удалось встать на четвереньки. Сердце в груди выбивало набат, в ушах стоял звон, а перед глазами феерия разноцветных пятен вырисовывала замысловатые узоры.

Я нащупал ремень автомата и потянул на себя, при этом сильно разевая рот, то и дело часто жмурясь. Поднявшись на ноги, пошатываясь, попытался осмотреться. Картина была не из приятных. Осколками взорвавшейся гранаты посекло несколько рыбарей, тех, что оказались ближе к эпицентру взрыва. Теперь они громко кричали и стонали, стараясь отползти к укрытию в виде сгнившего остова какой-то техники. К ним бросились люди Барина, помогая раненым подняться и уйти за укрытие. Афанасия тоже зацепило. Из раны на лбу сочилась кровь, левая рука свисала плетью, а по плечу на куртке растекалось алое пятно. Его лицо побледнело, глаза налились кровью. Старший рыбарь, уложив цевье карабина на плоский камень, пытался контролировать дымящийся проем арки.

Теперь было ясно одно: под тело часового люди Шкуры установили взрывчатку или еще что. Профессионально, мутанта вашего, ничего не скажешь.

Я передернул затвор, проверил подсумок с рожками на боку и, что есть сил, метнулся к полуразрушенной стене, когда с крыш близлежащих зданий открыли огонь. Пули взрыли буравчиками землю, поднимая фонтанчики. Одна из пуль угадила в стену, вырвав бетонный осколок, который тут же рассек мне щеку. Я повалился наземь и вдавил спусковой крючок. Пули перекрестили грудь выскочившего из арки оборванца с самострелом наперевес. Его бренное тело отбросило обратно в проем, куда Афанасий уже метнул гранату. Снова бабахнуло. Бородач из охраны Барина, вскинув обрез, жахнул из двух стволов. Крупная дробь посекла рослого бандита появившегося в проеме окна, его грузное тело с начало отшатнулось назад, а потом, перевесившись через подоконник, вывалилось наружу и кулем сверзилось вниз. Шальная пуля попала в горло бородача. Он припал на колени, пытаясь зажать рукой ударивший из шеи фонтан, булькнул что-то и упал навзничь.

Те, что атаковали нас, не щадили патронов и болтов самострелов. Отряд редел на глазах. Вот свалился рыбарь, нашпигованный торчащими из груди болтами. Упал в пыль один из людей Барина, дергаясь в смертельных конвульсиях. Затих карабин Афанасия. Старик отбросил его в сторону и потянул с кобуры двуствольного «шмеля». Обливаясь потом, громко прорычал:

– У перед бий падлу!

Афанасий вскочил и, прихрамывая, рванул к арке, на ходу стреляя из двух стволов «шмеля». Рыбари, слишком увлеченные стрельбой по окнам, не заметили порывов старшого. Пули, выпущенные Афанасием, скосили парочку оборванцев. Старик принялся перезаряжать «шмеля», когда выскочил кочевой мутант с секирой в огромных лапах. Афанасий вставил патрон в казенник и попытался взвести курок, но было поздно. Заточенное лезвие секиры впилось в плечо и ушло наискось, разрубая грудную клетку. Из раны хлынула кровь. Старший рыбарь, припадая на колени, на последнем вздохе разрядил «шмеля» в лицо кочевого. Кровавые ошметки разлетелись в стороны, картечью разнесло полголовы кочевника. Длинная рукоять секиры уперлась в землю, удерживая от падения уже мертвое тело Афанасия.

Шайка Шкуры плотно засела на этажах и крышах соседствующих зданий, сжимая нас в смертельное кольцо. И с каждым мгновением казалось, что выхода из этого капкана, состоящего из шквального огня, нет.

Я снова дал очередь по окнам. В ответ в меня полетели арбалетные болты, со свистом рассекая воздух над головой. Несколько болтов ударилось в стену. Я отскочил в сторону, перекатился, уходя за крупные валуны, образовавшие отличное укрытие.

Привалившись спиной к покатому валуну, сидел рыбарь. Его немного посекло осколками гранаты, на груди брезентовой куртки растекались кровавые разводы, но в целом его состояние было нормальным. Не отличным, а именно нормальным. Он тяжело дышал, непроизвольно тряся головой. Ну а что вы хотите? Конечно его трясло, а огромные зеленые глаза были наполнены ужасом. Но я был уверен, что парень мог двигаться и, что намного важнее, мог стрелять. Мог хоть как-то огрызаться в ответ противнику. Но его разряженный самострел лежал рядом. Россыпью валялись болты, поигрывая черным оперением. Когда стрельба на миг стихла, стало слышно, что парень рыдает во весь голос.

– Ты чего, дурень, ревешь? Вот, погляди, у тебя же руки-ноги целы! Видишь? – Прокричал я.

– Вижу… – Продолжил реветь парень.