Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Председатель Комитета партийного контроля Арвид Янович Пельше проявил заботу о генеральном секретаре:

— Главное, чтобы ты сам, Юрий Владимирович, точно этот ре­жим соблюдал, берег себя и следил за собой.

Андропов с трудом мог встать из-за стола, а когда он шел, его поддерживали два охранника. Он проработал всего несколько ме­сяцев, а потом оказался в больнице, откуда уже не вышел.

— Я шел по пятому этажу ЦК, — рассказывал журналистам Вале­рий Болдин, бывший помощник Горбачева. — Навстречу Андропов. Я по­здоровался. Он повернулся, и я увидел его абсолютно отрешенное лицо. Он себя так плохо чувствовал, что, по-моему, даже не понял, что я ему сказал. Было очевидно, что надолго его не хватит.

Физическая немощь и постоянные страдания — неудачный фон для реформаторской деятельности. Тем более что готовой программы преобразования жизни, давних, выношенных планов у Андропова не было. А разработать новую программу — на это ему в любом случае не хватило бы ни сил, ни времени.

Да и какие же идеи мог предложить стране Андропов? Все это были наивные представления о порядке и дисциплине, воплотившиеся тогда в массовых облавах, которые устраивались в рабочее время в магазинах, банях и кинотеатрах, чтобы выявить прогульщиков и без­дельников. Было это унизительно и оскорбительно.

«Нарастают — по телевидению, в газетах — разговоры о трудо­вой дисциплине и порядке, — записывал в дневнике литературный кри­тик Игорь Дедков. — Возможно, они приведут к чему-то положительно­му; меньше станет прогулов, хождений по магазинам и т. п. Но, в сущности, это предусмотрено законами Паркинсона: новый начальник начал борьбу за совершенствование распорядка рабочего дня во вве­ренном ему учреждении».

Дедков отметил характерную деталь андроповской эпохи: «На­чальники хмурят брови и устрожают голос».

Поклонники Андропова говорят, что облавы в Москве — это не его идея. Дескать, милиция перестаралась. Нет, похоже, милиция строго исполняла волю генсека.

5 июля 1983 года Андропов собрал секретарей ЦК и перечислил важнейшие задачи. Аппарату ЦК укреплять связи с обкомами, чтобы лучше знать положение дел. Наладить контроль и изучать кадры, чаше выезжать на периферию.

Отдельно он говорил о дисциплине.

— По Москве, — возмущался генеральный секретарь, — в рабо­чее время бродят тысячи бездельников. Как правило, управленцев, сотрудников научно-исследовательских институтов. Подтягивание дис­циплины — это не кампания, а долговременная задача.

28 июля на заседании политбюро председатель Госплана Нико­лай Байбаков и министр финансов Гарбузов нарисовали тревожную кар­тину положения в экономике.

Что по этому поводу сказал Андропов?

— Будем говорить не только о проблемах, а о людях, которые стоят за ними. Дела идут неважно, а руководители министерств, об­ластей — в отпусках, потому что летом — лучшая пора! Отозвать не­медленно — там, где плохо обстоят дела. Повышение дисциплины, от­ветственности — это, прошу учесть, не кампания, это постоянные факторы. Предупреждаю всех!

Разговаривая с председателем Совета министров России Ворот­никовым, Андропов недоумевал:

— Зачем продавать товары, которые не продаются? Почему нет носков, полотенец? Почему в ЦК идут простейшие просьбы — до гута­лина и зубных щеток? Все просят, ноют, уповают на центр. Так лег­че.

Но не понимал, что существующая экономическая система не в состоянии обеспечить людей тем, что им нужно, и не пытался понять.

Один из руководителей отдела ЦК по соцстранам Георгий Шах­назаров осторожно заговорил с Андроповым о том, что военные расхо­ды очень велики, стране трудно. Зачем тратить такие деньги на со­здание океанского флота, строить авианосцы, заводить военно-мор­ские базы в странах третьего мира?

— Все дело как раз в том, что основные события могут разго­реться на океанах и в третьем мире, — возразил Андропов. — Туда, в развивающиеся страны, перемещается поле битвы. Там поднимаются силы, которых империализму не одолеть. И наш долг им помочь. А как мы сумеем сделать это без сильного флота, в том числе способного высаживать десанты?

— Юрий Владимирович, — взмолился Шахназаров, — ведь мы себе живот надорвем. Мыслимо ли соревноваться в гонке вооружений, по существу, со всеми развитыми странами, вместе взятыми? Андропов ему ответил:

— Ты прав, нам трудно. Но мы еще по-настоящему не раскрыли и сотой доли тех резервов, какие есть в социалистическом строе. Много у нас безобразий, беспорядка, пьянства, воровства. Вот за все это и взяться бы по-настоящему, и я тебя уверяю, силенок у нас хватит.

Георгий Шахназаров понял, что продолжение разговора бес­смысленно.

— Он поддержал тезис, — вспоминал начальник информационно-аналитического управления разведки генерал-лейтенант Николай Лео­нов, — что Советский Союз должен иметь военный потенциал, равный суммарному потенциалу Соединенных Штатов, остальных стран НАТО и Китая. Когда мы услышали от него эту формулу, то, скажу честно, потеряли дар речи.

А ведь положение было катастрофическим. К моменту избрания Андропова генсеком в ряде областей ввели талоны на продукты. Даже по признанию тогдашнего главы Совета министров РСФСР Виталия Во­ротникова, уже невозможно стало вести огромное народное хозяйство страны старыми методами. Госплан, Госснаб, Министерство финансов были не в состоянии проворачивать маховик экономического механиз­ма. Настоятельно требовались реформы...

Увы! «Единственное, — пишет Крючков об Андропове, — в чем он, и, пожалуй, не без некоторых оснований, считал себя профаном, так это область экономики, чего он, кстати, и не скрывал».

1 июля 1983 года на заседании политбюро Андропов предложил перераспределить обязанности между секретарями ЦК в связи с тем, что переведен в Москву Григорий Васильевич Романов. Ему поручили не только отдел оборонной промышленности, но и отдел машинострое­ния. Дальше Андропов заговорил на общие темы:

— Секретариату следует сосредоточиться на основных вопро­сах. Госплан устранился от решения многих назревших вопросов раз­вития экономики, мало проявляет инициативы. Главная задача — акти­визировать работу Госплана, и именно по важнейшим направлениям развития нашей экономики... Второй вопрос — это уборка урожая.

Мы должны обратить серьезное внимание на высокое качество уборки, то есть на своевременную жатву, обмолот и ликвидацию по­терь. Нечего греха таить, мы еще очень много теряем зерна и другой продукции при уборке урожая... Следующий вопрос — это вопрос о контроле и проверке исполнения. Это наш грех, что мы мало вызываем министров для отчета в отделы и к секретарям ЦК. Очень много дел приходится нам иметь с бумагами, потому что поток их по-прежнему очень большой. Нельзя ли поставить задачу сокращения переписки на пятнадцать—двадцать процентов? У нас принято хорошее решение о том, чтобы бумаги по своим размерам были ограничены пятью—восемью страницами. Я не хочу сводить это дело к тому, чтобы оно имело фа­тальный характер. Но, как правило, по большинству вопросов нельзя допускать разбухания бумаг... Главная работа — это работа с кадра­ми и проверка исполнения, организаторская работа. По-моему, необ­ходимо усилить партийно-политическую работу...

Члены политбюро заседали в своем кругу. Логично было бы предположить, что обсуждение будет деловым. Однако и при Андропове все шло по давно установленному ритуалу. Члены политбюро восхища­лись тем, как правильно говорил Юрий Владимирович, как он все точ­но подметил и теперь они будут действовать по-новому, хотя ничего, кроме банальностей, которые тысячу раз звучали в зале заседаний, он не произнес.

Начал Черненко:

— Я считаю, товарищи, что Юрий Владимирович очень правильно поставил все вопросы. Это самые злободневные вопросы... Постановка вопроса вами, Юрий Владимирович, совершенно правильная.

— Все, о чем говорил Юрий Владимирович, — это принципиаль­ная установка, — вторил ему Горбачев, — и мы ее должны принять к непосредственному исполнению. В вашем выступлении, Юрий Владимиро­вич, прозвучало то, что должно послужить основой стиля работы каж­дого секретаря, заведующего отделом и секретариата в целом. Очень много времени уходит у нас на подготовку документов, на чтение бу­маг...