Новый директор

— Всё что угодно! — поджав губы, сказала учительница.

— Они в школе?

— Нет. Они больны и не являются на занятия уже третий день.

— Третий? А не пятый? — удивился Константин Семенович.

Клавдия Васильевна всем корпусом повернулась к работнику милиции и посмотрела на него так, как, вероятно, смотрела на учеников, когда те начинали говорить без ее разрешения.

— Я как будто достаточно ясно сказала.

— А почему вы думаете, что они больны?

— Потому что я руковожу этим классом.

— Та-ак! — протянул Константин Семенович, и в глазах его блеснул насмешливый огонек. — Я знаю, что на собраниях, на педсоветах вы часто говорите о своей ответственности. Говорите, что государство доверило вам лучшее, что есть в стране, — детей, будущих строителей нового общества…

— А разве это не так? — спросила директор.

— Так. Но, к сожалению, нередко безответственным людям доверяют такое ответственное дело.

Константин Семенович сказал это спокойно, и в тоне его были грустные нотки, но у Клавдии Васильевны по лицу пошли красные пятна.

— Если вы пришли сюда только затем, чтобы делать такие вот Оскорбительные заявления, уважаемый товарищ… — набрав воздуха в легкие и отчеканивая каждое слово, начала она.

— Не надо сердиться, — попросил Константин Семенович. — Я имею в виду не вас… или, вернее, не только вас. По собственному опыту знаю, что детская преступность существует. А кто должен за это нести ответственность? Может быть, вы назовете фамилию?

— Ну, знаете ли, товарищ… Вы член партии? — неожиданно спросила Марина Федотовна.

— Вас интересует партийный билет или мои убеждения? — улыбнулся Константин Семенович.

Вопрос озадачил женщин. Переглянувшись, они одновременно пожали плечами, и этот молчаливый жест, как и выражение их лиц, ясно говорили, что они поняли друг Друга.

— Что же вы от нас хотите? — вместо ответа спросила директор.

— Во-первых, я должен довести до вашего сведения, что мальчики не больны, — всё так же спокойно продолжал Константин Семенович. — На занятия они не приходят пятый день, а не третий, потому что арестованы за ограбление магазина. Следствие закончено. Дело передается в прокуратуру, и в ближайшее время будет назначен суд.

Известие произвело на женщин крайне неприятное впечатление.

— Боже мой!.. Кто бы мог подумать! И как это не вовремя… — тихо, почти шепотом проговорила директор и, повернув голову к учительнице, спросила: — Что мы теперь скажем Борису Михайловичу?

— Думаю, сейчас вы согласитесь со мной, что настоящая ответственность и трескучие, громкие слова о ней — разные вещи, — продолжал Константин Семенович. — Ну, а кто виноват в том, что ваши мальчики пошли грабить магазин?

— Нет, нет, нет! — испуганно запротестовала директор. — Это не наши мальчики! Семь лет они учились в другой школе.

— В другой, но всё-таки в школе. Вы напрасно встревожились. В уголовном кодексе нет статьи, на основании которой можно привлечь к ответственности воспитателя, — насмешливо успокоил ее Константин Семенович.

Клавдия Васильевна сидела молча, поджав губы, и даже не прислушивалась к разговору. Сообщение следователя, по-видимому, начинало нравиться ей. Если в первый момент она испугалась, то сейчас, поразмыслив, поняла, что одним разом избавилась от четверых самых трудных, самых беспокойных, недисциплинированных учеников, которых ненавидела всей душой.

— Скажите, пожалуйста, вот вы упомянули имя Бориса Михайловича, кто это? — спросил Константин Семенович.

— Заведующий роно, — со вздохом ответила директор. — Он работает недавно, около года, и сами понимаете, как будет реагировать, пока не свыкнется…

— А как его фамилия?

— Замятин.

— Да что вы говорите! Приятная неожиданность, — обрадовался Константин Семенович и, видя, что директор удивленно подняла брови, пояснил: — Я знал его раньше. Мы вместе учились в институте. Если, конечно, это не однофамилец.

— Так вы имеете педагогическое образование?

— А почему это вас удивляет? У нас много педагогов. Все инспектора детских комнат имеют педагогическое образование. Неужели вы не знаете, что милиция ведет большую работу в этом направлении? Главным образом — профилактическую. Читаем доклады для родителей на производстве, посещаем их на дому, следим за безнадзорностью. К сожалению, школа плохо нам помогает.

— Школа! А чем же может помочь школа?

— Многим… Возьмем для примера ваш случай. Ребята не сразу встали на путь преступления. Началось это с пропусков занятий, с пьянки. Если бы вы вовремя сигнализировали нам о том, что они выпивают, а значит, где-то достают деньги, о том, что они без уважительной причины прогуливают, — мы бы заранее приняли меры. Предупредили бы это преступление.

— Ну что ж… В следующий раз мы так и будем делать, — равнодушно согласилась директор.

— Преступники совершают кражу, думая, что их не поймают, — продолжал Константин Семенович. — Если бы они знали, что современная техника розыска очень высока, что нераскрытых преступлений почти не существует, они вряд ли бы решились воровать. Используйте ваш случай. Пошлите на суд комсомольцев. Пускай они потом расскажут остальным, выпустят специальную газету…

— Ой, нет! Что вы, что вы! — брезгливо поморщилась Марина Федотовна. — Извините, но мы стоим на другой точке зрения… Это непедагогично! Мы воспитываем детей на положительных примерах. Преступление всегда вызывает нездоровое любопытство. Мы постараемся, чтобы наши школьники вообще не узнали, что в их среде находились преступники.

Константин Семенович взглянул в выпуклые глаза директора и понял, что разговаривать с ней бесполезно.

3. Предложение

Татьяна Михайловна сидела за письменным столом мужа. В комнате был полумрак. Настольная лампа бросала широкий светлый круг, захватывая кипу школьных тетрадей, кучу газетных вырезок, сдвинутых на край стола, и разложенные учебники, над которыми склонилась голова дочери.

— Мама, а что такое «поддыхало»? — неожиданно спросила девочка.

— Как ты сказала?

— Поддыхало! Мальчишки у нас всё время говорят: ка-ак дам в поддыхало!

— А-а… Это, наверно, солнечное сплетение. Оно помещается вот здесь, под ложечкой, — разъяснила Татьяна Михайловна, нащупав пальцами «поддыхало» у дочери. — Не отвлекайся, Лялька. Ты мне мешаешь.

На кухне гремела посудой Арина Тимофеевна. Над головой кто-то беспрестанно заводил «Голубку». За окном шумели проезжавшие мимо автомобили, но все эти звуки не мешали работать сосредоточенно. Трудно проверить за вечер сорок семь ученических тетрадей, но Татьяна Михайловна уже привыкла к этому. Натренированные глаза быстро бежали по строчкам диктанта, спотыкаясь на ошибках. Красным карандашом она почти автоматически исправляла а на о, в на г, вписывала пропущенные буквы, дописывала слова и, наконец, ставила отметку. Фамилии детей на обложках тетрадей она могла не читать. Стоило ей раскрыть исписанную страничку, как она не только узнавала имя и фамилию девочки или мальчика, но и мысленно видела их глаза, пухлые губы, косички, челочки…

Звонок в прихожей сорвал Олю с места.

— Папа пришел! — Подпрыгивая на одной ноге, она побежала открывать дверь.

Пока Константин Семенович раздевался, девочка умчалась в кухню и там развернула бурную деятельность:

— Бабушка, папа пришел! Скорей, скорей… Он устал, наверно. Я сама зажгу… Ну пусти, бабушка!

Кормить вернувшегося с работы отца было на ее обязанности, и девочка очень ревностно относилась к этому делу.

Константин Семенович вошел в комнату и некоторое время смотрел на освещенную голову жены.

— Ты знаешь, Танюша… У какого-то советского поэта есть лирические стихи. Описывает он ночь в деревне. Тишина. Звезды. Все спят, и только в одном окне горит огонек. Там учительница правит детские тетради. Какая умилительная картина!

— Ну так что?

— То есть как «что»! Чему же тут умиляться? Это возмутительно! Всем полагается ночью спать, а учительнице нет? У нее же завтра уроки…