Родовой кинжал

Я знала одно — нельзя вырывать свою руку у целителя до тех пор, пока не закончится ритуал, как бы мне ни было больно. Сначала я просто мычала, дергая ногами, но потом не выдержала и закричала. Боль была такой сильной, будто меня разрывали на куски или заживо снимали кожу.

— Пожалуйста, не нужно, — стонала я, моля неизвестно кого неизвестно о чем. Ни капли сомнения, ни капли неуверенности. Этот ритуал был необходим, но как же было больно, как же это было больно!..

— Все! — выдохнул эльф, и я позволила себе потерять сознание.

…Лежать на крыше фургона было удобно. Снизу раздавалось взволнованное бормотание тролля, но проведению ритуала никто не помешал. Я открыла глаза. На небе ничего интересного не происходило, оно было голубым и совершенно безоблачным.

— День сегодня хороший будет, — мечтательно сказал эльф. Он лежал головой на моем животе, и, судя по всему, ему это нравилось. — Солнечный. Как ты себя чувствуешь?

Я прислушалась к себе и ответила:

— Очень хорошо, особенно учитывая последние события. Как ни странно, довольно бодрая.

— Я молодец?

— Молодец, — совершенно искренне сказала я. — Просто удивительно, как виртуозно ты владеешь высшей магией!

— Пф… Нашла чему удивляться. Мила, в моей семье за два тысячелетия все были только целителями и изготовителями лекарств, оттачивая свое мастерство и больше ничем не занимаясь. Мне двести пятьдесят лет, из которых я десять лет играл в салочки с соседскими детьми, а двести сорок учился. Потом я понял, что мир — первостатейное дерьмо, но родные мою философию не оценили, и теперь вот я, почти лысый, со сломанным носом и утраченной надеждой на быстрое обогащение, лежу на крыше фургона и наслаждаюсь лучами солнца.

— Сколько… сколько тебе лет? — слабым голосом переспросила я, приподнимаясь на локте. Голова слегка кружилась. — Ой…

— Что? Голова кружится? Не волнуйся, это не от ритуала, это на нервной почве, сегодня все будем валерьянку и пустырник пить. Ну? Что ты так уставилась? Я не собираюсь прям тут рассыпаться от ветхости, честное слово. Я вообще, можно считать, и не жил еще.

— А…

— Еще лет двести в идеале. Но думаю, что умру раньше. Особенно с вами рядом, это разве нормальная жизнь? Год за пять, нет, за десять должен считаться! Ну, насмотрелась на меня?

Я закрыла рот и строго напомнила себе о правилах приличия. Что с того, что рядом лежит двухсотпятидесятилетний эльф? В конце концов, я с детства знала, что эльфы живут гораздо дольше людей. Подумаешь! Живут себе и живут, зато вон сколько им учиться надо.

— А что будет дальше с капитаном? — спросила я.

Волк был все так же без сознания, бледный-бледный.

Заметных изменений в нем после обряда не произошло.

— Жить будет, но вот магией ему ближайшую неделю или две не стоит заниматься. Да и вставать сегодня я бы ему тоже не рекомендовал, он сейчас слабый, как младенец. Хотя нет, младенцы — они сильные. Он сейчас как старушка на последнем издыхании. Вроде и помирать пора, но так не хочется родственников этим осчастливливать, что она живет дальше. Так что будет наш Ярослав спатеньки до вечера. О, о!.. Ты слышишь? Они кашу сварили! Спускаемся скорее, а то сожрут все без нас.

Увидев, что мы подошли к костру без капитана, Тиса побледнела:

— Капитан?..

— Мм, как каша хорошо пахнет! Тиса, ты научилась готовить? Неужели? А где эти двое? А, вижу, под фургоном ползают. Драниш, если швы разойдутся, сам себя зашивать будешь.

— Даезаэль! Ответь мне!

— Ну чего ты кричишь? Все нормально с твоим драгоценным капитаном. Спит.

Девушка облегченно выдохнула, молитвенно сложив руки:

— Какое счастье!

— Вовсе нет. Нужно было сказать: «Какой ты молодец, Даезаэль!»

— Какой ты молодец, Даезаэль, — послушно повторила Тиса.

— Только благодаря тебе от верной смерти был спасен мой драгоценный капитан, — продолжал эльф, накладывая себе в тарелку каши и выискивая в котелке кусочки мяса покрупнее.

— Только благодаря тебе от верной смерти был спасен мой драгоценный капитан.

— И поэтому теперь я буду служить тебе вечно.

— И поэтому теперь я буду… Что ты о себе возомнил! — возмутилась воительница, пытаясь огреть целителя костылем.

Он ловко увернулся и пожаловался мне:

— Вот, не получилось. А какая задумка была, какая задумка! Представляешь, какая прелесть — иметь свою собственную рабыню! Лежишь себе на солнышке, а она комаров и мух от тебя отгоняет.

— Иди в жены к Дранишу, — посоветовала я. — Он тоже об этом мечтает. Вместе организуете себе племя и будете лежать на солнышке.

— Нет, не хочу. Тролли оскорбляют мои эстетические чувства. Кстати об эстетике. Где мой лук?

— Э-мм… — Я панически огляделась по сторонам, прикидывая пути к отступлению. — Видишь ли, Даезаэль, он несколько мм… потерял товарный вид.

— Несколько? — поинтересовался эльф.

— Ну… лук в нем еще угадывается, — призналась я, ерзая на месте от стыда, хотя стыдиться в общем-то было нечего.

— Женщины! — возопил эльф, воздевая руки к небу. — Вам ничего доверить нельзя! Или сломаете, или потеряете, или вязаной салфеточкой прикроете и водрузите сверху какого-нибудь глиняного кота-мутанта! И неизвестно, что хуже!

— Я им с волкодлаками дралась, — мрачно защищалась я. — Как он, по-твоему, должен был после этого выглядеть?

— Мила, мне не хочется тебя расстраивать, указывая на твою вопиющую безграмотность, но придется. Луком не дерутся. Из лука стреляют. Стрелами.

— Драться им тоже удобно, — сказала я. — Он легкий, удобный, и волкодлаки его прикосновений боятся.

— Конечно, боятся. Это же заговоренный лук. Ты его хоть не выбросила? Храни, мало ли что еще случится.

— Не каркай, — предупредила Тиса. — Еще одной такой битвы мы просто не переживем.

Эльф пожал плечами, но, к счастью, замолчал и сгорбился около костра, засунув ладони между коленей. Выглядел он очень плохо, землистая кожа собиралась морщинами около глаз и рта, губы были пепельно-серые, а пальцы похожи на тонюсенькие сухие веточки; глаза были совершенно тусклыми и глубоко запавшими.

— Мы отремонтировали оси у фургона, — сообщил Драниш, тяжело присаживаясь рядом со мной. — Можно ехать дальше.

— Только вот куда? — добавил Персиваль, вытер пот с лица грязной рукой и потянулся к котелку с чаем, не обращая внимания на кашу.

За минувшие сутки гном разительно изменился, даже лицо каким-то образом стало взрослее. Из глаз исчезло капризное выражение маленького мальчика, губы уже не надувались обиженно в конце фразы. И движения стали другими — более четкими, уверенными.

— Тебе поесть нужно, — серьезно сказал эльф, и мы даже не сразу поняли, что он обращается к Персивалю. Из голоса Даезаэля исчезла обычная издевка и презрение к маменькиному сынку. — Иначе рухнешь.

— Хорошо, — кивнул гном, не споря и не требуя, чтобы его уговаривали.

— А вам нужно принимать капли, — сказал целитель Тисе и Дранишу. — Пять-шесть раз в день. Нет у меня сейчас сил полностью избавить вас от волкодлачьего яда. Пару дней так протянете, а там видно будет. И перед отъездом разотрем друг друга мазью, чтобы мышцы после ночных упражнений не так болели.

Воцарилось молчание. Я ковырялась в тарелке, понимая, что поесть необходимо, но не чувствуя никакого желания. Даже тролль, который всегда отличался завидным аппетитом, глотал кашу с видимым усилием. Заметив мой взгляд, он тихонько спросил:

— Котя… тебе очень было больно там, наверху? Ты так кричала…

Я неопределенно пожала плечами.

— Но ведь и Чистомир, и Ярослав… Они оба обращались к высшей магии, и с ними все было в порядке.

— Они — Сиятельные, — коротко объяснила я. — Им метка Дома помогает. А я… Высшая магия не для моих способностей.

— Если бы я знал, что так будет, я бы тебя, наверное, не пустил. Дрыхли, что я такое говорю… Ведь это нужно было, чтобы спасти Ярика…

— Что? — спросил эльф, поднимая голову с колен и даже распрямляясь. Глаза у него загорелись. — Приходится выбирать между любовью и дружбой? Хе-хе-хе… Это только начало, и я весь в предвкушении!