Сокрушение

Сорен просто не мог себе представить, как Примула или Эглантина могут лететь в такую непогоду.

Молнии с треском разрывали небо, озаряя черноту ночи. «Высвечивает косточки», — говорят про такие вспышки совы.

Сорен вздрагивал всякий раз, когда молния полосовала черное небо зигзагами ослепительного белого света. Белизна пугала его, но он не знал почему. Ему уже доводилось летать сквозь молнии, всепогодников специально обучают этому.

Послышался новый треск.

Темнота вновь озарилась костлявым росчерком молнии, на миг она застыла над горизонтом, и Сорену почудилось, будто безумный скелет отплясывает джигу в ночных небесах.

Эзилриб покинул ведущую позицию, повернул назад и полетел рядом с Сореном.

— Учитывая путь движения и скорость урагана, мне представляется, что Примулу и Эглантину должно было занести в Клювы. Ты уже знаешь, что ураганы закручивают воздух вокруг себя, так что если наши подружки не потеряли голову, их нужно искать в более спокойной стороне.

Слова Эзилриба нисколько не успокоили Сорена, потому что весь берег Клювов был объят пламенем. Он знал, что Эглантина с Примулой не умеют летать сквозь лесные пожары.

«Хороший выбор: быть разорванными на куски ураганом или спаленными живьем на пожаре!» — мрачно подумал он.

Сумрак, занявший место Эзилриба во главе стаи, громко крикнул:

— Зеркальное Озеро прямо по курсу!

Совам показалось, будто желудки у них прошило молнией.

Сорен зажмурился.

«Я не поддамся. Я не позволю себя зачаровать. Я не хочу спятить, как тогда!»

Но все оказалось иначе.

Поверхность озер, неизменно спокойная и излучающая серебристое сияние, теперь яростно полыхала отраженными огнями пожара.

— Глаукс всемогущий! — ахнула Гильфи. — Это похоже на Хагсмир!

Сорену пришло на ум то же самое.

Ему казалось, будто он живым заглянул в бездну Хагсмира, совиного ада. Может быть, это не огонь отражается в водах озера, а пляшут демоны ада, ужасные хагсфинды, у которых дюжины крыльев, отороченных пламенем? Что, если это новые, еще более ужасные чары колдовских озер? Возможно, они насылают огненную слепоту, ужас и проклятие на всех угленосов? Такое случается, когда смертоносная красота огня настолько завораживает сову, что она теряет власть над своими крыльями. Несчастная утрачивает летный инстинкт, камнем падает на землю или тонет в воде, если беда застает ее над водоемом.

Послышался оглушительный удар грома, и молния с шипением обрушилась в озеро, так что танец огня мгновенно растворился в яростной, ослепительной белизне.

И в эту долю секунды в памяти Сорена, фрагмент за фрагментом, всплыл сон, увиденный в самом начале лета: сначала туман, потом море, усеянное обрывками бумаги; затем он оказался над морем и в то же время в Клювах; а дальше озера разбились на тысячи сверкающих осколков, и их слепящая белизна всколыхнула забытое чувство опасности.

«Сейчас не время разгадывать сны! — попытался отмахнуться Сорен. Но тут в ушах его прозвучала собственная клятва: Я соберу эти озера — кусок за куском. Клянусь, миссис Плитивер: кусок за куском!»

Теперь он знал, что означает эта белизна.

— Нира! — завизжал Сорен.

Он понял, что случилось с Примулой и Эглантиной.

Постепенно, «кусок за куском», эта ужасная сова подчинила их своей власти, забрала их разум, их инстинкты, а теперь и сами их жизни!

ГЛАВА XVI

Священный Шар

— Где Священный шар? — пронзительно завизжала Нира. — Кто взял его? Где он, отвечайте!

— Не волнуйтесь, мадам, — пробасил Крушила, помощник Клудда, — здесь он у меня, в летной сумке.

— Попробуйте только уронить его, я вам всем глаза повыклевываю! А потом желудки вырву, ясно? — пригрозила Нира.

— Не тревожьтесь, ваше Чистейшество, все под контролем! — проорал второй стражник, стараясь перекричать рев пламени.

— Тут поблизости есть хоть одно безопасное дерево? — спросила Рыжуха.

Эглантина и Примула стояли в кольце здоровенных охранников. О побеге нечего было и мечтать. Но страшнее всех стражников была Рыжуха, в глазах которой горело злобное торжество.

Эглантина запоздало кляла себя за слепоту: Примула не зря предостерегала ее от этой дружбы!

Когда дерево вспыхнуло от удара молнии, сов отбросило в сторону, но не успели пленницы опомниться, как их окружили стражники.

«Интересно, о каком священном шаре они говорят? Что это за диковина такая?» — думала про себя Эглантина.

Однако сейчас было не время занимать себя пустяками. Надо было спасать себя и Примулу.

«Почему Примула так странно выглядит? Что они с ней сделали?»

— Безопасное дерево! — закричал кто-то из стражников. — Прямо по курсу хорошее дерево!

Прямо перед ними возвышался исполинский дуб, сильно опаленный, но продолжавший стойко сопротивляться огню. Его черные ветви зловеще темнели на фоне пылающей багровой ночи.

В стволе нашлось и дупло с узким, но вполне доступным для сипухи входом. В это дупло стражники грубо затолкали Примулу с Эглантиной.

— Сначала я позабочусь о Священном шаре, а уж потом займусь тобой! — прошипела Нира, просунув голову в дупло и устремив не предвещавший ничего хорошего взгляд на Эглантину.

— Пожалуйте, ваше Чистейшество! — Ккоролеве приблизилась еще одна огромная сипуха.

Эглантина оцепенела, увидев ослепительно-белое и совершенно круглое яйцо амбарной совы.

При виде яйца все стражи, словно по команде, нелепо подогнули лапы и опустили головы.

— Кланяйтесь! — проверещала Нира, с ненавистью уставившись на пленниц. — Кланяйтесь своему будущему повелителю!

Своему благодетелю и своему гонителю. Кланяйтесь новому Глауксу Чистейшему!

Эглантина с Примулой заморгали и неловко поклонились.

— Мне нужен мох, чтобы выстлать гнездышко для Священного шара. Я истратила весь свой пух. Эй, Жирдяй, Забулдыга, марш за мхом! Лучше всего кроличьи ушки, если сумеете разыскать. — Кроличьими ушками назывался самый мягкий и самый редкий вид лесного мха. — У нашего Маленького Чистюли должно быть все самое лучшее, — нежно пропела Нира, но глаза ее при этом оставались холодными и жестокими, совсем не похожими на материнские.

Отдав распоряжение, Нира развернулась и шагнула к Эглантине. Белоснежное лицо огромной совы потемнело от копоти. Черные глаза впились в маленькую сипуху.

— Она все знает, — зловеще протянула Нира. Она смотрела на Эглантину, но говорила так, будто бы обращалась к своей страже. В голосе ее слышалось жуткое спокойствие. — Она догадалась, что я не ее мамочка. Что я — Ее Чистейшество. Верно, дорогуша?

В тесноте дупла слово «дорогуша» прозвучало, как рычание. Эглантина съежилась, став почти вдвое меньше ростом. Желудок ее затрепетал как в лихорадке.

Примула украдкой бросила на подругу взгляд, в котором радость смешивалась со страхом.

Она была счастлива, что подруга пришла в себя и очнулась от смертельного гипноза. Но самой Примуле приходилось по-прежнему разыгрывать из себя сокрушенную дурочку, и она не могла придумать, как бы тайком предупредить Эглантину. Спастись можно только сообща, но как усыпить бдительность Ниры?

— Простите, Ваше Чистейшество, я должна была сразу догадаться, — подала голос Рыжуха. — Мне показалось странным, что она решилась лететь в такую непогоду, но я не заподозрила подвоха.

— Не заподозрила, что эта дурочка усомнилась в любви своей дорогой мамочки? — усмехнулась Нира, делая еще один шаг к Эглантине. — Бедняжка, она так хотела материнской любвииии, — издевательски протянула Нира и громко рявкнула: — А ее ждало чучело мамочки! — Она залилась хохотом. Стражники тоже глухо заухали. Нира продолжала сверлить глазами Эглантину, а потом вдруг спросила свою свиту, кивнув на Примулу: — А вот эта… Она как следует сокрушена?

— Не извольте беспокоиться, Ваше Чистейшество, — выскочила вперед пепельная сова, сторожившая Примулу. — Как есть сокрушена, дальше некуда.