Сокрушение

— Вот именно! — Сорену показалось, что желудок его провалился еще ниже. — Скажи, ты умеешь парить над самой землей или незаметно пролетать сквозь высокую траву? Воробьиные сычики довольно шумны в полете, это так, но тебе никогда не сравниться с ними в точности надземной разведки.

— Да, я знаю… Я понимаю, вы правы, но… — Голос у него задрожал и оборвался.

Барран моргнула, и глаза ее мгновенно потеплели, так что струящийся из них желтый свет напомнил Сорену первые лучи утреннего солнца — в тот краткий миг, когда оно только-только начинает показываться над горизонтом.

— Вот что я скажу тебе, дружок. На место Примулы мы поставим Гильфи.

— Но… я… Но как же я?

— Успокойся, Сорен, выслушай меня. Сычики-эльфы на малой высоте летают ничуть не хуже воробьиных сычиков, а что касается тебя — можешь занять левый фланг. Это место Эглантины.

— Вы хотите сказать… Я могу лететь?

«Попытайся сдержать свои чувства. Постарайся не расплакаться. Великий Глаукс! Я не могу заплакать перед королевой!»

Если только им удастся вернуть Эглантину живой, пусть сокрушенной и разрушенной, он соберет ее снова, фрагмент за фрагментом, кусок за куском!

Кусок за куском? Странно, почему эти слова кажутся ему такими знакомыми? Что-то полузабытое, ускользающее… Кусок за куском. Эти слова впились в мозг, щекотали желудок. Ладно, сейчас не время гадать. Нужно действовать.

Спустя пятнадцать минут клюв искателей-спасателей поднялся в воздух, и Сорен занял в строю место Эглантины.

Никто не знал, где искать пропавших сов, но Барран мудро рассудила, что поскольку и Примула, и Эглантина этим летом долго болели, то вряд ли у них хватило бы сил лететь против ветра.

В ту ночь ветер дул северный, прямо в сторону бухты Глаукса, в то самое место, где несколько месяцев назад дислоцировалась армия Чистых.

«Вот это была заваруха!» — подумал Сорен.

Лучшему в мире Клюву тогда поручили тайно проникнуть в Сант-Эголиус. Кроме членов стаи в лучший Клюв тогда вошли Мартин, Руби и Отулисса.

Возвращаясь с задания, друзья услышали слухи о невиданном скоплении сов на мысе Глаукса, а потом убедились в этом своими глазами.

На крошечном мысу Клудд собрал почти тысячу Чистых, приготовившись к нападению и захвату Великого Древа Га'Хуула. Битва за остров закончилась победой Ночных Стражей, Чистым пришлось спешно эвакуироваться на мыс, и с тех пор о них ничего не было слышно. Одни говорили, будто они обосновались в краю Далеко-Далеко, другие считали, что Чистые нашли приют в пустыне Кунир. Но никто ничего не знал наверняка, поэтому Сорен строго напомнил себе, что они ищут не огромную армию Чистых, а крошечного воробьиного сычика и Эглантину, разум которой был сокрушен зловещим излучением крупинок. «Острый крупинкит» — так называла это состояние Отулисса.

Вскоре впереди показались очертания мыса, размытый силуэт его глубоко врезался в воду.

Решено было устроить привал в укромном местечке, расположенном возле Бухты. Там росло несколько деревьев, на ветках которых совы могли передохнуть, прежде чем приступать к тщательной рекогносцировке, проводившейся сразу на нескольких уровнях: в высоком, среднем и низком полете, который велся возле самой земли.

«Это должно сработать! — думал про себя Сорен. — Просто обязано».

Однажды он уже едва не потерял Эглантину. Он не мог потерять ее еще раз! Это было бы слишком жестоко.

Страх, охвативший Эглантину при мысли о том, что она попала в сон, от которого не может очнуться, продолжал расти.

Всю дорогу, пока она летела против ветра, срывавшего клочья пены и грязи с поверхности Хуулмере, Эглантина мучительно пыталась удержать в голове одну-единственную мысль. Она твердила ее как заклинание:

«Я должна посмотреть маме в глаза. Должна увидеть, что в них. Я должна понять, что настоящее, а что нет. Ради этого я должна вернуться туда в последний раз».

— Эй, Эглантина! — крикнула Рыжуха. — Почему бы не переждать несколько часов, пока ветер успокоится? Зачем лететь в такую погоду? Мама будет ждать тебя в любое время.

«Это было бы здорово, — подумала Эглантина. — Вот только мама ли это?»

На память ей стали приходить едва заметные различия, оговорки, странные слова, которые так часто проскальзывали в речи ее вновь обретенной мамы. Разве у мамы было такое огромное и белое лицо? И почему она еще ни разу не видела папу?

Совы летели сквозь ночь.

Ветер все усиливался, и бедняжка Рыжуха выбивалась из сил. Но вот наконец вдали показалась береговая линия Клювов.

До Зеркальных озер было уже крылом подать.

«Я должна узнать… Должна узнать…» — думала Эглантина.

Кажется, миссис Плитивер что-то рассказывала ей про Зеркальные озера… Ну да, она говорила, что они едва не заколдовали Сорена, Гильфи и Сумрака с Копушей! Сверкающая гладь воды ослепила их, так что друзья были заворожены собственными отражениями — загипнотизированы, по выражению миссис Плитивер.

Да-да, это было очень опасное место.

«А теперь в этом опасном месте появились опасные совы», — неожиданно для себя подумала Эглантина. В тот же мигу нее ухнуло в желудке.

«Опасные совы? Какие совы? Моя мама — опасная? Вот странно…»

Теперь она уже подлетала к ели.

Эглантина знала, что должна казаться совершенно нормальной, вот только знать бы, как это — быть нормальной? Сколько времени прошло с тех пор, когда она была нормальной?

Туман у нее в голове начал потихоньку рассеиваться, но приходилось напрягать все силы, чтобы снова не погрузиться в беспамятство.

— Дорогуша! — воскликнула мамочка. — Ах, как я рада! Какая ты молодчина, что не побоялась прилететь в такую ужасную погоду!

«Ох и досталось бы мне от настоящей мамы за то, что я летаю в такую погоду!»

— Входи, детка. Мамочка приготовила для тебя твоих любимых сороконожек… Но постой, дорогуша! Разве ты не принесла мне бумаги? Ты же знаешь, что мамочка очень любит, когда дочка приносит ей красивые странички.

— Я… Понимаешь, шел дождь. Я побоялась, что бумага размокнет.

— Ну конечно, какая же я глупая! Не зря твой папочка называет меня глупой старухой.

— Правда? — равнодушно переспросила Эглантина. — Так и называет?

Внезапно белоликая сипуха сощурилась и пристально посмотрела на нее.

«Ух-ху! Будь осторожна!» Желудок у Эглантины мелко задрожал от страха. Но эта дрожь даже обрадовала ее, ведь с каждым толчком в желудке Эглантина еле заметно оттаивала, возвращаясь к самой себе.

— Мамочка приготовила для тебя сюрприз.

— Сюрприз? Я увижу папу? И Сорена?

Эглантина моргнула и пошире распахнула глаза.

«Мама она или не мама? Как проверить?»

Примула тоже слышала этот разговор.

Дупло, в котором ее держали, находилось совсем рядом с дуплом, где Эглантина разговаривала с белоликой сипухой.

«Глаукс всемогущий, о чем она говорит? Как тут может оказаться Сорен или отец Эглантины, и вообще, что эта за сова, которую Эглантина зовет „мамой“?»

Примула уже слышала подобные разговоры — в тот день, когда он вслед за Эглантиной прилетела в Клювы, как раз перед тем, как ее затолкали в мешок!

Тогда она просто ушам своим не поверила и вот теперь снова слышит этот бред.

Умница Примула не только спаслась от сокрушения, но и обвела своих тюремщиков вокруг клюва, притворяясь оболваненной. Особенно ей удался бессмысленный, стеклянный взгляд, который она так часто видела у Эглантины. Тогда Примула списывала это на последствия лихорадки, но теперь ей открылась правда.

У Эглантины был взгляд сокрушенной совы, в этом больше не могло быть сомнений.

Однако несмотря на всю свою ловкость, Примула по-прежнему оставалась пленницей и в этом смысле мало чем отличалась от Эглантины. Пусть Эглантина могла свободно улететь на Великое Древо и вернуться обратно — это была лишь мнимая свобода. Разум ее был полностью подчинен здешними совами.