Проснись, моя любовь

Чарльз бросил свирепый взгляд на Дэймона, но тот исчез. Пожимая плечами, он откинул голову и закрыл глаза. Следующим осязаемым чувством было ощущение того, что его макают в чашку обжигающе горячего кофе.

— Пей. Или я волью его в тебя через воронку.

Чарльз выпил. После нескольких маленьких чашечек горячей жидкости он сообщил своему сердечному другу, что лично воткнет воронку ему в горло, если тот не угомонится.

— Ладно, Чарльз. Если ты думаешь, что можешь справиться с этим сам, то тогда разъясни мне кое-что. Что это за чертова ерунда о том, что Морриган все еще девственница?

Чарльз провел руками по лицу и волосам. Они дрожали, словно он пил неделю, а не всего лишь каких-нибудь шесть или семь часов — он точно не помнил, сколько с тех пор прошло времени. Иисус! Чего он там наговорил? Ему просто хотелось с кем-то поделиться, требовалось дружеское участие того, кому было небезразлично, живой он или мертвый. И это все вылилось в импровизированное посещение друга Дэймона, который жил в тридцати милях к северу от его поместья.

Он поморщился, вспомнив взмыленные раздувающиеся бока лошади. Вспомнил унижение перед приятелем, вытаскивающим осколки графина из его ноги. Эхо пьяного хихиканья.

Безумие. Полное безумие.

Он вздохнул.

— Я этого не говорил. Ведь так?

— И что, черт возьми, ты имел в виду, говоря, что твоя жена занимается мастурбацией?

Чарльз улыбнулся. Он действительно помнил, что говорил это.

— Если бы ты видел свое лицо, Дэм, ты не был бы так прозаичен.

— Чарльз, ты говоришь о своей жене, ради Бога! Не о какой-то двухпенсовой шлюхе!

— Тогда позволь нам надеяться, что ты считаешь тайны своих друзей, такими же конфиденциальными, как и тайны своих пациентов, — холодно заметил Чарльз.

Внезапно мрачное лицо Дэймона посетила едкая ухмылка.

— Мои пациенты, в большинстве своем относящиеся к так называемым сливкам общества, не посмели бы признаться в том, в чем только что признался ты, из страха в дальнейшем встретиться со мной за каким-нибудь обеденным столом. Увы, теперь я боюсь встречи с твоей женой за каким-нибудь обеденным столом.

Чарльз вспомнил ее напыщенные разглагольствования и собственное крайне унизительное положение, когда Морриган отказалась присоединиться к его друзьям за свадебным завтраком, непреклонный приказ немедленно покинуть ее неприкосновенную спальню после того, как они приехали в его имение в Дорсете. Правая половинка рта потянулась вверх. Привычка, которую он заимел в Индии, после того, как стала затягиваться рана, и таким способом ему было легче всего уменьшать напряжение рассеченных мышц.

— Я искренне сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет, так что не строй планов отъезда из страны.

— Чарльз, ты знал, когда женился на Морриган, что она была не совсем обычной… дебютанткой.

Рука Чарльза беспокойно дернулась; кофе выплеснулось за края чашки.

— Я знал, — сказал он, уставившись на пролитую темную жидкость. — Я хотел… хотел… — Его пальцы сжали тонкий, но твердый английский фарфор. — Черт, уже не имеет никакой разницы, чего я хотел, не так ли? Меня поймали в ловушку, как и Бэйна, но вопреки твоему неверному впечатлению, брак был осуществлен, так что нет никакой надежды на аннулирование.

Он горько рассмеялся, глухо и с самоиронией.

— Что ты можешь прописать от этого, доктор Дэймон? Слабительное? Пиявки? Холодные ванны? Могу сказать тебе, что перепробовал всего предостаточно.

— Я бы прописал лекарственную дозу бренди…

Чарльз с надеждой посмотрел на своего друга.

Дэймон усмехнулся.

— Но ты уже опустошил мои запасы. Выше нос, Чарльз! Это меньше всего похоже на тебя. А то я, было, испугался, что ты стал импотентом.

«И стал бы, — хмуро подумал Чарльз, отхлебывая кофе, — если бы следовал своему первоначальному плану по оплодотворению той набожной ледяной суки, на которой женился».

Чарльз и Дэймон сидели в дружеском молчании. Чарльз полагал, что после всего он должен испытывать стеснение — как-никак ожидалось, что джентльмен должен проявлять твердость характера и, подобно Атланту, стоически выносить тяготы сего мира, — но он не чувствовал смущения. По крайней мере, пока.

Возможно, в его крови содержалось еще слишком много алкоголя. Возможно, вчера вечером, когда он почувствовал легкое опьянение, боль, увидел на ноге кровь, то, как сумасшедший, выскочил из дома в надежде найти пристанище, человека, кому он мог бы выговориться. Как друг другу. Мужчина мужчине.

— Я думал, она сможет измениться, — сказал Чарльз. — Знаешь, странную вещь сделала она несколько дней тому назад. Могу поклясться, что за весь год нашего брака Морриган ни разу не принимала ванну.

— Еще больше тайн, Чез. Я просто лопну от такого количества конфиденциальной информации. Кроме того, в наши просвещенные времена отказ от ванн куда более распространен, чем их принятие. Ты, вероятно, до чертиков напугал ее, моясь по нескольку раз за день. Многие из моих ученых коллег и по сей день утверждают, что излишне частое купание приводит к невменяемости.

Чарльз усмехнулся.

— Тогда возможно, Морриган в конце концов заразилась моим безумием. Она купалась. Прямо после… — нет, нет, я не собираюсь снова шокировать тебя, — она мылась после того, как я реализовал свои супружеские права на прошлой неделе. Скажу тебе, что когда я вернулся домой и вошел в ее спальню, то обнаружил, что она завернута в одно лишь полотенце. — В голосе прорезалась горечь. — Я был женат целый год и никогда до этого не видел тела своей жены.

— Не расстраивайся ты так. Бэйн не видел свою жену, не говоря уж о ее теле, практически десять лет. И все же это довольно интересно. Итак, Морриган не принимала ванну до того, пока вы не осуществили с ней брачные отношения. Разумеется, — сказал Дэймон скорей самому себе, чем Чарльзу, — что она просто хотела тщательно и полностью избавиться от твоего запаха.

Чарльз нахмурился.

— Ты заметил какие-либо еще странности в ее поведении? Например, обмороки, истеричность? Я однажды имел дело с девочкой, которая впала в безумство, когда у нее началась менструация. По крайней мере, такой диагноз приписали ей родители и местный врач. Ей было восемнадцать. Поздновато для начала, что и говорить, но в медицинских справочниках полно случаев, когда менструации у женщин начинались значительно позднее. — А у Морриган есть…?

— Ради Бога, Морриган уже двадцать один, — прервал его раздраженно Чарльз. — Конечно, у нее уже есть менструации. И я бы только обрадовался, закати она истерику. По крайней мере, это было бы настоящим проявлением чувств, нежели это показное выражение, типа «ах, какие мы все из себя святые», которое она постоянно цепляет себе на физиономию, а сама рядится в балахон из конского волоса.

Дэймон пожал плечами.

— Подумаешь. Полагаю, ты не понравился ей, дружище, но зато теперь ты можешь всякий раз, как исполнишь свои супружеские обязанности, рассчитывать на то, что она помоется.

Чарльз представил все те немытые тела, которые видел в прошлом и еще увидит в будущем, и добавил с неудержимой глубиной чувств:

— Что и говорить, в этом есть хоть какая-то мало-мальски приятная выгода.

Приглушенное эхо Вестминстерских курантов оповестило об одиннадцатом часе.

— Есть и другие… отклонения.

Дэймон доверху наполнил кофейные чашки.

— Она оделась в платье, которое я купил ей в качестве приданого.

Дэймон рассмеялся.

— Не понимаю, неужели твой вкус был настолько ужасен, что ты посчитал странным для женщины одеться в одежду, которую сам же и выбирал.

Чарльз, хоть и неохотно, но улыбнулся.

— Умник! Я подразумевал, что она вырядилась в свое приданое после осуществления супружеских отношений. За целый год я не видел на ней ничего, кроме серого шерстяного платья. Где-то через день-другой после той ночи она сама напялила на себя желтое шелковое платье, по крайней мере, так утверждает одна из служанок, а так как я потом видел ее наряд собственными глазами, то у меня нет причин думать, что горничная ввела меня в заблуждение. Кроме того, Морриган заявила, что у нее болит горло и что она не хочет разговаривать даже со слугами. Не то, чтобы она раньше много болтала, но все же…