Прикоснись ко тьме

– Мы считаем, что Распутин попытается покончить с ним именно в ту ночь, в которой ты побывала уже дважды, поскольку именно тогда Луи Сезар и был обращен. Тебе известно, что обратил его мой брат?

– Но Томас говорил, что его кто-то проклял.

Мирча покачал головой.

– Не знаю, откуда он это взял, Кэсси. Наверное, решил так потому, что у Луи Сезара никогда не было хозяина. Как и я, он сам пробивал себе дорогу. Поскольку мой брат сидел в темнице, появление Луи Сезара было зарегистрировано значительно позже реальной даты. К тому времени, когда на него мог заявить права хозяин, он был уже достаточно силен. Первый укус Раду сделал в ту ночь, когда тюремщики вышли, чтобы оставить их вдвоем и тем самым помучить француза. Потом Раду кусал его еще дважды, после чего Луи Сезар стал вампиром. Может быть, Раду хотел завести себе слугу, который смог бы его освободить?

– И что было потом?

Мирча взглянул на меня с удивлением.

– Ты не знаешь, кем был Луи Сезар?

Я покачала головой, и он улыбнулся.

– Пусть сам тебе объяснит. Достаточно сказать, что он долго находился в заточении, а к тому времени, когда его выпустили, Раду перевели в другое место, и Луи Сезар не смог его найти. Как бы то ни было, Распутину достаточно сделать одно: проткнуть Луи Сезара колом до того, как Раду укусит его в третий раз, то есть убить его, пока он еще человек и беззащитен, и таким образом устранить опаснейшего противника.

– А почему он не стал убивать его еще в колыбели или в детстве? Это ведь гораздо проще.

Мирча тряхнул головой.

– Мы считаем, что твой дар показывает тебе, в чем состоит проблема, когда кто-нибудь пытается проникнуть в прошлое и что-то изменить. Иначе зачем ты возвращаешься туда вновь и вновь? Записи, касающиеся прежней жизни Луи Сезара, довольно скудны. Распутин может отыскать его только после того, как Луи Сезар будет обращен. Об этом имеется официальная запись, где также указывается, почему у него нет вампира-хозяина. Распутин не станет рисковать и будет искать Луи Сезара там, где он точно должен быть. Я знаю, где держали Раду. Освободить его – дело нескольких минут.

– А ты знаешь точно, когда он потерял рассудок? Рядом с замком находится город, Мирча. Я не хочу, чтобы на его жителей набросился безумный убийца.

– Я уже говорил с Луи Сезаром, – быстро заговорил Мирча. – Когда Раду его обратил, он был еще здоров. Помоги мне, dulceată. Обычно пытки прекращаются вместе со смертью или – в редких случаях – после вынесения оправдательного приговора, но только не для Раду. Его будут пытать вечно, поскольку палачи не верят, что кто-нибудь его выкупит. Но и убивать его они не станут, ибо его мучения – отличный урок для тех, кого нужно как следует запугать – В глазах Мирчи читались невыразимая боль и отчаяние – У него нет пути к спасению! Ты видела то подземелье. Неужели тебе совсем не жаль Раду? Неужели его жизнь не стоит твоей добродетели?

Меня волновала не моя добродетель, а моя свобода. Однако я была не настолько глупа, чтобы торговаться по этому поводу. Вряд ли консул отказалась бы от попыток завладеть мною, а став Пифией, я смогла бы не только избежать манипулирования со стороны Сената и обоих кругов, но и, возможно, спасти отца. Конечно, до этого было еще очень и очень далеко, но иного выхода у меня не было. Я глубоко вздохнула, повернулась к Мирче и сбросила халат.

Мирча внимательно смотрел на меня. Положив одну руку ему на плечо, другой я провела по его лицу.

– Ты ответил на все мои вопросы. Не хочешь получить за это награду?

Он привлек меня к себе и начал что-то говорить, мешая слова благодарности и любви. По моим щекам потекли слезы, когда он принялся осыпать поцелуями мою шею, грудь и все тело. Затем бережно уложил на кровать. Скоро мне уже хотелось плакать и умолять его, чтобы там, где находился его язык, было что-то другое, что могло бы унять желание, ставшее таким сильным, что граничило с болью. Словно прочитав мои мысли, Мирча просунул туда палец; мне стало немного легче, но все же я хотела не этого.

– Мирча!

Он не ответил, но внутри меня оказались два пальца, и я сжала их, отчаянно желая большего. Его пальцы облегчили мне боль и так усилили наслаждение, что, не выдержав, я издала пронзительный полукрик-полустон, извиваясь всем телом. Внутри росло какое-то напряжение; мне казалось, что еще немного, и я потеряю сознание, не вынеся острого наслаждения. Затем все внезапно прекратилось, и я затихла, испытывая невероятное, ни с чем не сравнимое наслаждение, которое горячими волнами прокатывалось по моему телу. Помню, как я крикнула: «Мирча!» – затем мир взорвался… и вдруг я услышала легкий шум ветра.

Через секунду до меня дошло, что это вовсе не ветер.

– Э-э… Кэсси. Слушай, я понимаю, что сейчас не время и все такое…

Сначала я ничего не поняла; затем до меня начало медленно доходить, что это голос Билли.

– Билли. Немедленно, сейчас же… убирайся вон!

Мирча крепко сжимал меня в руках, что-то бормоча по-румынски, пока у меня не закончился оргазм.

– Сейчас уйду, честное слово, но нам нужно поговорить. Кое-что случилось. Плохие новости.

Я застонала и попыталась вытолкнуть Билли из головы, но он вернулся и завис над голым плечом Мирчи.

Мирча осторожно лег на меня.

– Я подготовил тебя, Кэсси. Я сделал все, что в моих силах, – хрипло сказал он, – но тебе будет немного больно. Понимаешь, он у меня немного… великоват, но ты не бойся, я осторожно.

Мне захотелось крикнуть, чтобы он перестал болтать и делал свое дело, а больно мне будет или нет, мне наплевать.

Билли взглянул на потное лицо Мирчи и закатил глаза.

– Видела бы ты меня в такие минуты. Графиня говорила, что у меня самый большой…

– Билли!

– …талант в этих делах. Она такого никогда не видела. А у этого так себе… не впечатляет.

– Заткнись и убирайся вон!

Не обратив внимания на мои слова, Билли подлетел к Мирче и, обдав его ледяным дыханием, решительно заявил:

– Никуда я не пойду, особенно сейчас.

Мирча вскрикнул и обернулся.

– Ты что, рехнулся? – прикрикнула я на Билли. Вместо ответа тот снова подул на Мирчу холодным ветром. Лично на меня холод, который излучают призраки, почти не действует, но я – это я, а вот другие реагируют иначе. Мирча повел себя так, словно попал в снежный ураган, – его кожа покрылась мурашками, в мокрых волосах заблестели кристаллики льда; словом, получилось так, что, когда наше дело находилось на грани завершения, нас окатили холодной водой.

Едва я собралась объяснить Билли, что его ждет, как за дверью послышался встревоженный голос Рафа:

– Хозяин! Простите, что беспокою, но Распутин приближается! Он уже здесь!

Открыв дверь, Раф застыл на пороге, глядя в пол. За ним стоял Томас. Я быстро натянула на себя одеяло, но он на меня даже не взглянул.

Мирча медленно приходил в себя; наконец он кивнул.

– Сколько у нас времени?

– Не знаю. – В глазах Рафа читался ужас. Я еще никогда не видела, как заламывают руки, но Раф, по-видимому, это и делал. – Луи Сезар вышел ему навстречу, но этого русского testa di merda[17] сопровождает целая армия оборотней и черных магов! И в ней столько вампиров-хозяев, что нас могут вытащить на солнце!

– Сенат готовится к обороне, но нас значительно меньше, – добавил Томас. – Никто не ожидал, что штурм начнется накануне дуэли. Я могу отнести Кэсси вниз, в подземелье; оно должно выдержать, по крайней мере, в течение какого-то времени.

Не обратив на него внимания, Мирча поднял меня на руки вместе с одеялом и голый вышел за дверь.

– Мирча, – прошептала я, глядя в его мрачное лицо, и провела рукой по его влажным волосам. – Что происходит?

Он взглянул на меня, когда мы начали подниматься по лестнице, ведущей в зал заседаний Сената. На этот раз все железные светильники были развернуты и острые ножи-подставки были нацелены не в пол, а на нас. Я подумала, что это, наверное, вовсе не светильники; оставалось надеяться, что нас они считают своими.

17

Говнюк (ит.).