Страница 60 из 63
— Нет, сир, я тревожусь только за вашу безопасность, — возразила она. А про себя добавила: «Боже, сделай так, чтобы Ги не пришлось туда ехать!»
Робер нежно привлек ее к себе, заглянул в глаза. И спросил — словно читал ее мысли:
— Лили, вы любили Монтгомери? — Голос его звучал хрипло.
Ее глаза расширились от удивления.
— Я… да, наверное.
— Я никогда не спрашивал вас, что случилось в Годстоуне, не хотел быть бестактным.
— Я очень признательна, что вы ни о чем не спросили, Робер. Так нужно ли делать это теперь? — напрямик сказала Лили.
Он наклонился и, нежно целуя ее, пробормотал, запинаясь:
— Вы любили его больше, чем меня?
Лили растерянно искала ответа, который мог бы его удовлетворить.
— Робер, между вами огромная разница. Вас нельзя не любить — вы душевный, благородный, истинный мужчина.
— А он?
— Я его ненавижу! — ответила она так пылко, что у Робера не осталось ни малейшего сомнения в глубине ее любви к Монтгомери. Он вздохнул, но уйти уже не мог — чувственность его была слишком возбуждена.
— Лили, милая, пустите меня к себе!..
Глава 26
Уезжая из Беркхэмстеда, Лили чувствовала только облегчение — огромное облегчение. После бесконечных задержек с багажом из-за нерасторопности Бетты они отправились к побережью в сопровождении нескольких воинов Робера. Лили ехала на белой кобылке, а сзади вели Зефиру и запасных лошадей: дорога была долгой и трудной. Четырнадцать дней они ехали до побережья, делая длительные стоянки для отдыха, которого требовало состояние Лили. Погода, как ни странно, стояла прекрасная. Пока корабль готовили к отплытию, Лили и ее спутники жили на постоялом дворе. Лили почти не выходила на улицу: морской порт — неподходящее место для женщины в ее положении. А ей очень хотелось погулять по берегу и подышать морским воздухом. Наконец они с Беттой разместились в маленькой каюте, и корабль отплыл.
Когда собрали урожай и закончили все приготовления к зиме, Ги объявил, что едет домой, в Нормандию. Братья упрашивали его взять их с собой, но он наотрез отказался. В конце ноября Ги уехал.
В то же самое время, когда корабль с Лили на борту отчаливал от берегов Хаванта, Ги нашел капитана, который согласился перевезти его через Ла-Манш. Но в отличие от Лили Ги направлялся в Сен-Валери — в то самое место, откуда год назад отплыла нормандская армия, начавшая военную кампанию против Англии.
В Ла-Манше суда были застигнуты штормом, и корабль Ги, сбившийся с курса, отнесло к западу. Когда сильнейший шторм прекратился, оба корабля какое-то время шли в виду друг друга. Затем корабль Ги взял прежний курс на восток, а Лили продолжила путь к месту своего назначения. Но Ги и Лили не знали об этом.
Лили очень тяжело переносила морское путешествие. За всю свою жизнь она болела всего несколько раз. Но ничто не могло сравниться с морской болезнью, усугубленной ее нынешним положением. Вконец измученная, обессилевшая, с блуждающим взглядом, Лили лежала на своей койке, желая всем сердцем, чтобы Ги был рядом и она могла бы прижаться к нему. Она молила Бога сохранить ей жизнь, страшась, что никогда больше не увидит любимого, что не будет держать в объятиях свое дитя. Когда же опасность миновала и страх отпустил Лили, она опять возненавидела Ги.
Корабль вошел в гавань вечером, и все сошли на берег. Отец Себастьян сказал:
— Придется ждать утра — во время прилива до Мон-Сен-Мишеля добраться нельзя. Ночь мы проведем в Бар-ле-Эроне, но чтобы пересечь отмель, нам понадобится проводник. Лишь немногие знают тропу среди этих зыбучих песков.
Лили молча, с ужасом смотрела на остров, на который накатывались мощные волны прилива. Утро не принесло облегчения — ее взору предстала бесконечная песчаная плоская равнина, повсюду торчали невысокие скалы.
Наконец они въехали в крепостные ворота. Тропа, выложенная ступеньками, поднималась вверх, к строениям, расположенным на вершине острова. Сама по себе крепостная стена выглядела вполне обычно, но монастырь производил внушительное впечатление. Лошадей разместили во дворе, где были расположены только трапезная и единственная башня. В ней Лили и предстояло поселиться.
День шел за днем, и к Лили возвращались силы и здоровье. Много часов она проводила в одиночестве на сторожевой площадке башни. Море было то серым и неспокойным, и тогда в одинокую идиллию Лили вторгались резкие крики чаек, то плоским и маслянистым, и тогда оно казалось еще более устрашающим. На острове не было питьевой воды, и каждый день на лошадей грузили пустые бочки и привозили их наполненными, когда отступал прилив. Ездили к югу — в Ардерон или к северу — в Жене. Лили прислушивалась к уютным звукам, доносившимся из трапезной, где звенела посуда и лаяли собаки, это как-то развлекало ее.
Очень скоро, обдумывая свое отношение к другим мужчинам, молодая женщина поняла: она любит только Ги. Лили отчаянно скучала по дому и отдала бы десять лет жизни, лишь бы взглянуть на яростное, гордое лицо любимого со сверкающими зелеными глазами. Ну и что, что у него уже есть жена? Даже полсотни жен не смогут ослабить ее любовь. Какой же надо быть дурой, чтобы все это отшвырнуть! А во всем виновата ее гордыня. Теперь она расплачивается за это смирением и уединением. Но ведь не одиночеством: она носит под сердцем дар Ги!
Ги въехал во двор своего замка в Нормандии. t
Собаки, сразу не признавшие его, бешено залаяли.]
Строгим окриком Ги усмирил их и с широкой улыбкой приветствовал своего старого слугу, вышедшего узнать, в чем дело. Глаза у старика были печальны, и в них стояли слезы, когда он склонился перед своим господином.
— Что случилось, Гастон? — насторожился Ги Старик покачал головой и ответил:
— Войдите в дом, мой господин, я все вам расскажу. Он налил Ги вина. В этот момент появились две маленькие девочки, робко разглядывая незнакомца.
— Маргарита! Анжелика! Вы смотрите на меня так, словно совсем забыли отца! — воскликнул Ги.
Он протянул к ним руки, и младшая вышла вперед с серьезным и торжественным выражением на смуглом личике.
— А где ваша мама? — Не получив ответа, Ги повернулся к Гастону. — Не могла же она их бросить? — сердито вскричал он.
— Как сказать, мой господин. Не знаю, как и поведать вам… Она умерла. Ее похоронили на маленькой лужайке там, на холме.
Ги оцепенел, все еще обнимая девочек. Вошла экономка, присматривающая за детьми, и замерла, увидев своего господина.
— Умерла? — переспросил Ги, не сразу осмыслив эту неожиданную новость.
Старик и женщина обменялись взглядами, и экономка поспешно проговорила:
— У нее было воспаление легких, мой господин, она сильно простудилась. Я ходила за ней целыми днями, но ничего не могла сделать.
Она не стала рассказывать о новогодней пирушке, пьяном разгуле, о том, что Маргарита пролежала на снегу всю ночь, прежде чем ее нашли.
— Когда это произошло? — сдержанно спросил Ги.
— Заболела госпожа в ночь под Новый год, а умерла десятого января. Уже почти год прошел.
Ги на мгновение замер, потом, затаив дыхание, спросил:
— Вы сказали — десятого января?
Слуги согласно кивнули. А Ги охватила дрожь. Он венчался с Лили двадцатого января, и значит, она — его законная жена! Жаркая волна, зародившаяся где-то в груди, покатилась к его горлу и голове. Он стоял, слегка покачиваясь, и на душе его стало легко-легко. Слуга выступил вперед, чтобы поддержать его, но Ги закинул голову и дико рассмеялся. Дети отпрянули от отца, а старик и женщина обменялись взглядами, испугавшись, что новость так потрясла их господина, что у него помутился рассудок.
Но Ги вполне здраво сказал:
— Завтра я хочу поговорить со слугами о моих намерениях. Благодарю вас, мадам, за то, что вы присматривали за моими дочерьми. Каюсь: я бессовестно забросил малюток.
Поклонившись, он поднялся в опочивальню и не выходил оттуда до полудня следующего дня. Затем осмотрел поля и хозяйственные постройки, проверил запасы продуктов и зерна. После Годстоуна все казалось ему убогим. Когда он вернулся, вся прислуга уже была в сборе.