Навстречу завтрашнему дню

— Я не позволю подобному случиться. Обещаю расслабиться.

— Очень велик риск, что кто-нибудь узнает, что я была у тебя. Если подобное случится, мы оба пропали.

— Такая возможность, конечно, существует, но я приму все возможные меры, чтобы сохранить твой приезд в тайне. — Он запустил пальцы ей в волосы. — Пожалуйста, приезжай, Кили. — Почувствовав, что она отрицательно качает головой, он поспешно заговорил: — По крайней мере, пообещай, что подумаешь над моим предложением. Я буду ждать твоего ответа до конца недели. Просто пообещай, что обдумаешь его.

Ее ответ, скорее всего, останется тем же в конце недели, но это была небольшая уступка, которую она могла сделать.

— Хорошо, — согласилась она, поднимая на него глаза. — Обещаю подумать над этим.

Она думала об этом. Целый день. Целую ночь. Целую неделю.

К среде она пришла в отвратительное настроение. Казалось, что эти ослы-шоферы выбрали этот день, чтобы устроить целую оргию дорожно-транспортных происшествий, перекрывших транспортное движение на главных городских артериях, что заставило их с Джоу приложить немало усилий, чтобы уследить за всеми происшествиями и проинформировать жителей пригорода, работающих в городе, о подстерегающих их опасностях.

— Кили, черт побери, что сегодня происходит? — с раздражением спросил ее дневной диджей, поставив пластинку Уилли Нельсона.

— Я делаю все, что в моих силах, — огрызнулась она в свой микрофон. — Только за последние двадцать минут нам сообщили о пяти авариях.

— У меня такое ощущение, будто вы беспорядочно летаете надо всем городом, — проворчал он.

— Так и есть! Меня уже тошнит от этих полетов кругами. Знаешь ли, не я организовала все эти аварии.

— Ладно, ладно. Извини. Только, пожалуйста, постарайся говорить короче. Ты уже заняла слишком много эфирного времени.

Кили отключила микрофон, Джоу засмеялся, услышав, как она бормочет:

— Самодовольный осел.

Без пяти минут пять в четверг утром ее телефон зазвонил.

— Алло.

— Ну что?

— Еще не знаю.

Он повесил трубку.

Вечером того же дня в половине восьмого ее телефон снова зазвонил. Она в тот момент обдумывала свой ответ за омлетом.

— Алло.

— Ну что?

— Дай мне время до полуночи.

В течение долгих вечерних часов она пыталась разрешить поставленную перед ней дилемму. Дакс пообещал, что не будет рассматривать ее согласие приехать к нему домой как измену своим принципам. Она верила ему. Он никогда не станет принуждать ее лечь к себе в постель. Но она не доверяла самой себе.

В прошедшую неделю она, мучаясь угрызениями совести, достала фотографии Марка, письма к его матери, принялась просматривать свой школьный ежегодник и альбомы с наклеенными вырезками, пытаясь убедить себя, что по-прежнему его любит. Но он превратился для нее всего лишь в двухмерное изображение на клочке бумаги. Он уже не состоял из плоти и крови, света и тепла, звука и запаха.

Долго ли еще она намерена цепляться за эти милые воспоминания. Вполне вероятно, что Марка давно уже нет в живых. Неужели она намерена потратить всю свою жизнь, свою молодость, свои чувства впустую из упрямства, которое, как она убедила себя, казалось ей делом чести?

Она честно призналась себе, что любит Дакса. И это была не юношеская влюбленность, но любовь женщины к мужчине. Она не несла с собой каких-то идеалистических иллюзий, но всю ту сердечную боль, что идет рука об руку с истинной любовью. Они с Даксом не были детьми, не сведущими о подстерегающих их несправедливостях. Остается только надеяться, что им хватит силы духа, чтобы, не дрогнув, встретить их.

И тогда она приняла решение — она проведет уик-энд с Даксом. Она не будет проявлять настойчивости, но не станет и сопротивляться, с любовью откликнется на предложенные обстоятельства.

Пылая этой мыслью, она бросилась к шкафу, горя желанием поскорее подобрать подходящую одежду, чтобы взять с собой. Катание на лошадях, рыбалка, прогулки — все то, о чем он говорил, проходило перед ее мысленным взором, когда она выбирала вещи и складывала их перед открытым чемоданом. Два дня? За полчаса она собрала столько одежды, что хватило бы, по крайней мере, на две недели.

Телефон зазвенел без десяти двенадцать. Рано! Наверное, он не мог больше ждать, чтобы услышать ее ответ, так же как и она не может ждать, желая поскорее дать его. Схватив телефонную трубку, она прокричала:

— Да, да, да! Я приеду!

На другом конце линии какое-то время царило молчание, затем женский голос неуверенно произнес:

— Прошу прошения, это Кили Уилльямз?

Голос показался ей знакомым, и она осторожно ответила:

— Да.

— Кили, это Бетти Оллуэй.

— Бетти! — воскликнула Кили, чрезвычайно смущенная тем, как ответила на звонок, и виновато обдумывая, как ей объясниться. Но почему она должна что-то объяснять? Она оставила чувство вины в прошлом.

Но прежде чем она успела что-либо сказать, Бетти заговорила снова, и на этот раз в ее обычно дружелюбном голосе Кили почувствовала какое-то напряжение.

— Кили, у меня есть для тебя новости.

Медленно, словно воздушный шар, из которого выпустили гелий, Кили опустилась на край кровати. Глаза ее устремились на фотографию Марка на книжном шкафу.

— Да?

— Двадцать шесть человек вышли из джунглей в Камбодже и пришли в лагерь беженцев Красного Креста. Красный Крест известил об этом наших военных, которые получили разрешение приехать и забрать их. Сначала их отправляют в Германию для осмотра и оказания первой помощи. По правде говоря, они уже там. А послезавтра их переправят в Париж. Нас пригласили на встречу с ними.

Воцарившееся молчание было долгим и гнетущим. Бетти не вмешивалась в смятенные мысли Кили. Она предоставила приятельнице время, чтобы переварить новости и все, что они с собой несли.

Когда Кили заговорила, голос ее напоминал хриплое карканье.

— А… А Марк?..

— Военные не сообщили еще имен. Я даже не уверена, что их всех идентифицировали. Можно себе представить, что многие из солдат не совсем в себе из-за недоедания и болезней. Единственное, что я твердо знаю, — их двадцать шесть.

— Когда тебе об этом сообщили?

— Примерно час назад. Мне позвонил генерал Вандерслайс из Пентагона. Они собирают официальную делегацию от Соединенных Штатов для полета туда. Государственный департамент, Конгресс, военные, мы с тобой и другие представители ПРНС и избранная группа представителей средств массовой информации будут приглашены на заказанный правительством самолет. А до тех пор, пока мы не удостоверимся в их физическом и психическом состоянии, их будут содержать более или менее изолированно.

— Понятно. — Кили опустила глаза на руку и с изумлением обнаружила, что она дрожит, как у паралитика, по бокам текли струйки пота, пот выступил и под коленными чашечками. Оглушительный шум в ушах мешал слышать.

— Сможешь поехать, Кили? Я не знаю, на сколько дней мы поедем. Думаю, по крайней мере, на три или четыре дня.

— Д-да. Конечно, я поеду. — Она чувствовала, что вот-вот разрыдается, и прижала кулак к плотно сжатым губам. Затем спросила: — Бетти, как ты думаешь?..

— Не знаю, — ответила Бетти, сразу поняв, о чем Кили хочет спросить. — Я уже тысячу раз спрашивала себя, не входит ли в число этих двадцати шести Билл, но этого узнать невозможно. Я даже боюсь что-то сказать детям из опасения, что они станут слишком многого ждать. Четырнадцать лет — слишком долгий срок, чтобы ждать подобного дня. А теперь, когда он пришел, я боюсь узнать. Мне остается только убеждать себя в том, что я буду счастлива за любого из этих людей.

— Да, я тоже, конечно, — бессвязно пробормотала Кили и рассеянно провела рукой по глазам. Все мускулы ее тела сжались, когда Бетти сообщила ей новость, и теперь, когда пыталась расслабиться, испытывала боль. — Когда мы вылетаем? Откуда?

— Самолет вылетает с базы военно-воздушных сил Эндрюс завтра в шесть вечера.