Виконт из Техаса

— Но не вы?

— И я также, когда мне было семнадцать лет.

— А что случилось потом?

Сабрина тяжело вздохнула и после продолжительной паузы ответила:

— Потом появился Он. Этот человек приехал из Африки. Его звали Декстер Гудбайн. Он был большой поклонник сэра Родса. Все время, пока мы бывали вместе, он только и говорил что о нем! Декстер считал, что Роде заслуживает большей известности и понимания в масштабах всего мира, и дал себе клятву добиться исправления подобной, как он считал, несправедливости и способствовать росту популярности своего кумира.

Тогда я не очень всерьез принимала его увлечение, считая это плодом обычной юношеской восторженности. И когда Декстер предложил мне выйти за него замуж, я решила, что он действительно повзрослел и все эти его полудетские грезы безвозвратно ушли в прошлое. А потому согласилась стать его женой.

Мы объявили о своей помолвке и назначили дату венчания. Но за три дня до свершения этого святого обряда произошло нечто совсем непредвиденное. Приехал близкий друг Декстера, занимавшийся продажей алмазов. Он сообщил нам, что разбогател и хотел бы взять Декстера в долю. Но для этого тому придется покинуть Англию и поехать с ним.

— Ну и что же ответил Декстер?

Декстер? К моему величайшему изумлению, он тут же согласился. Причем даже не подумал посоветоваться со мной, хотя до нашей с ним свадьбы осталось всего три дня! Что вы на это скажете?!

— Что скажу я? Да вам надо благодарить Бога за то, что так случилось! Видите ли, Сабрина, я в своей жизни нередко встречал типов, подобных вашему Декстеру. Уверяю вас, что ни с одним из них, даже выйдя за него замуж, вы не смогли бы стать такой прекрасной парой, как ваши родители!

— Спустя некоторое время я тоже стала так думать.

— Скажите, а что, других предложений у вас не было?

— Были. И немало! Но вы же знаете, что с годами женщина становится в матримониальных вопросах более мудрой и рассудительной. Ни один из кандидатов в женихи меня не устраивал. Надо сказать, правда, что Суссекс далеко не идеальное место для женщины, желающей устроить свои личные дела. Там просто нет достойных молодых людей, с которыми можно было бы связать свою судьбу! Вскоре меня стало утомлять общество, и я перестала встречаться с кем бы то ни было.

«До встречи с тобой!» — чуть было не выпалила она, но вовремя удержалась.

— И на что же вы в конечном счете решились?

— Поскольку у меня были три младшие сестры, которых родители должны были обеспечить приданым, и трое братьев, кому надо было дать образование, то мне оставалось рассчитывать только на свои силы. При этом нельзя было забывать об Эдмунде — совершенно беспомощном юноше, который без меня бы определенно пропал.

— Эдмунд?

— Да. Эдмунд Уислдаун. Это мой младший кузен. Его родители погибли, когда ему было всего семь лет. Мои же взяли его в нашу семью и воспитали вместе с родными детьми. Он считался младшим из детей в семье, а я — старшей. Поэтому получилось так, что именно я больше всего заботилась о мальчике, помогала ему и старалась по возможности исполнять его желания.

Джошуа слушал, отведя взгляд в сторону. Нет, Сабрина не должна знать, что ее Эдмунд — предатель! Чтобы переменить тему разговора, он спросил:

— Скажите, Сабрина, а ваши сестры замужем?

— Кроме младшей, Эдны. Она очень слаба здоровьем. Боюсь, что так и останется одинокой до конца своих дней.

— А чем занимаются братья?

— Старший, Джеральд, помогает отцу содержать его небольшое имение, которое в будущем унаследует. Средний, Дональд, служит в армии. Младший же, Джеффри, пошел по стопам деда и стал священником.

— А я почти не знаю своей семьи, — признался Джошуа.

— Скажите, Джошуа, насколько правдивы те истории, которые опубликованы в газетах?

Отец мой был убит во время карточной игры в западном Техасе. Мать осталось одна с новорожденным младенцем. Поскольку мы были иностранцами, единственной, кто решился взять нас в свою семью, оказалась Гертье — содержательница публичного дома. Никто и никогда не обвинял эту женщину в грехе или нечистоплотности. Гертье была душевно чиста, а ее нравственность можно было бы сравнить разве что с золотом самой высокой пробы. Она была бесконечно добра. Моя мать безнадежно заболела еще до смерти отца. После его кончины Гертье взяла нас всех в свою семью и окружила такой заботой, которую просто невозможно описать словами. Она поселила меня с матерью в своем доме, кормила, одевала, никому не давала в обиду. А когда мать умерла, Гертье заменила мне ее и считала своим сыном. Она воспитала меня, дала возможность получить сносное образование. Поставить меня на ноги помогали и две ее сестры — Рози и Долли, которых я считал своими родными тетушками.

Джошуа замолчал, Сабрина с горечью посмотрела ему в глаза.

— Боже мой, какая же необычная и жестокая доля досталась вам в этой жизни! — со вздохом проговорила она. — Мне кажется, что только в Соединенных Штатах самоучка, без связей и влиятельных родственников, мог подняться со дна нищеты и занять столь высокое положение в обществе, как это удалось вам!

— Мне только жаль, что я не сделал этого значительно раньше! — вздохнул Джошуа. — Тогда, когда распродал свое стадо и вернулся из Дакоты в свой родной штат. Гертье к тому времени уже умерла, а на ее могиле установили огромный мраморный камень. Я очень жалел, что так и не сделал того же в память о Рози и Долли! А ведь мог бы, подумай об этом раньше!

Сабрина заметила, как глаза Джошуа заблестели от слез. Совершенно неосознанно она протянула руку и положила свою ладонь на его. Джошуа повернулся к ней лицом и заключил подбородок Сабрины в ладонь второй руки.

Сабрина почувствовала, что вот-вот потеряет рассудок, а Джошуа резким движением сорвал с себя рубаху и расстелил ее на плотном песке Сабрина со стоном упала на нее лицом вверх и прошептала: — Раздень меня…

Глава 12

Пока Ходжинс неистово делал заметки в блокноте, Хамблтон и Лэнсдаун обсуждали проблемы, связанные с приближающимся появлением в Лондоне японского министра. Они сидели за столом в кабинете графа за надежно запертой дверью. Эта встреча носила сугубо конспиративный характер, и никто не мог не только войти в кабинет, но даже догадаться о присутствии там министра иностранных дел.

— Это совершеннейшая чепуха! — говорил граф, раздраженный тем, что прекрасное настроение, в котором он пребывал после в высшей степени приятного уикэнда, было вконец испорчено дальнейшим развитием событий.

Бесспорно, японцы очень упрямы, — вещал Лэнсдаун, глубоко затягиваясь сигарой. — Мы пытались как можно деликатнее объяснить им, что публичное заявление на эту тему, если Хаяси сделает таковое в Лондоне, рискует ухудшить и без того напряженную ситуацию в регионе. Но маркиз Кацура решительно ответил, что Токио не допустит потери своего политического лица, а это неизбежно произойдет, если визит японского министра в Лондон будет носить конфиденциальный характер и окутан строжайшей тайной.

— Извините, ваше сиятельство, но Кацура — их премьер-министр, разве не так? — спросил Ходжинс, на секунду оторвавшись от своего блокнота.

Дождавшись утвердительного кивка Лэнсдауна, он возобновил ведение протокола.

— Шансы русских на очередной успех достаточно велики, — угрюмо произнес Хамблтон. — И я, честно говоря, не знаю, как этому помешать.

— У вас есть какие-нибудь сведения о действиях русских, после того как Эдмунд передал последний пакет информационных материалов Заренко в Гайд-парке, чему свидетелем оказался ваш племянник? Что же касается Джеймисона, то от него мы пока ничего не имеем. Но я приказал ему самым тщательным образом следить за обоими — Уислдауном и его русским приятелем, которому он передает документы.

— Мой племянник также внимательно наблюдает за ними и регулярно выпивает с обоими, а также с Курзниковым и его друзьями.

За дверью послышался подозрительный шорох. Лэнсдаун вздрогнул и бросился к потайной двери в дальнем углу комнаты, бросив полушепотом Ходжинсу: