Страница 22 из 24
Все ингредиенты для производства псевдонапалма у Аркадия были. Срачкороб давно смастерил корпуса ракет. Но ещё осенью удалось установить, что эффективность воспламенения этого чёртова зелья заметно падает от хранения. Уже через месяц оно вдвое менее зажигательно, чем в первый день после производства. В чём здесь была проблема, установить пока не удалось, но посовещавшись, ракетостроители решили делать свои изделия непосредственно перед походом, где их будут использовать.
Вот и маялись друзья, ходили на лёд, проверяя его состояние. Ждали погоды, хоть и не у моря, а у реки. Теперь попаданец мог, опираясь на собственный опыт, утверждать, что нудиться у реки ничуть не легче, чем у моря.
Не могли не заметить взбаламученного состояния своих шефов и джуры. Естественно, и они стали переживать и шептаться по углам, строя предположения о причинах некоторой неадекватности (раздражительности, похудения, нежелания заниматься привычными делами) непосредственных командиров. Увидев, что его собственный нервотрёп передаётся окружающим, Аркадий решил развлечь молодёжь не только рассказами о разных имеющихся в мире диковинах, но и позабавить их. Как раз ему пришла в голову история о причинах нежелательности появления Срачкороба в аду.
Натолкнул на идею попаданца необычный вид кисета у друга.
— Слушай, Юхим, из чего твой кисет? Уж очень кусок епископской праздничной ризы напоминает.
— Обижаешь. Это я митрополита раздел, самого что ни на есть настоящего. Грека.
Услышав историю появления кисета, Аркадий подивился отмороженности сечевика — казаки в подавляющем большинстве были людьми очень религиозными, хоть и в своеобразной манере. Подумав, переговорил со Срачкоробом. Посоветовавшись, они окончательно выработали версию этой истории.
— Вот хорошо, что ты, наконец, это придумал! — не скрывал радости Юхим. — Меня уже несколько раз подпаивали и пытались выпытать, чем же я самому Сатане не угодил? А мне и сказать нечего. Теперь хоть приставать не будут.
— Неужели ничего придумать не мог?
— Мог. Только не так складно, как ты.
Аркадий невольно ухмыльнулся. Его тоже не раз выспрашивали об этом. Как простые казаки, так и атаманы. Собственно, именно расспросы и подвигли попаданца на размышления о приключениях друга с чертями.
"Если народ так хочет знать, надо ему рассказать. А то сам выдумает, да такое, что на уши не натянешь".
Друзья даже тайком от всех немного потренировались, обговаривая, кто и что будет говорить. Срачкоробу выступать в такой роли было весьма приятно, мысли о проблемах на ТОМ свете за подобное бахвальство его не тревожили совершенно.
Пока Аркадий шлифовал в голове детали и подробности рассказа и выжидал удобного момента для его обнародования, лёд таки пошёл. Пришлось бросить всё и заниматься только производством горючей смеси и снаряжением боеголовок. Последнюю операцию производили сами разработчики, Москаль-чародей и Срачкороб, не доверяя никому. Джуры были задействованы в производстве отдельных компонентов смеси, так что им скучать в эти дни тоже было некогда.
Однако и после самой тяжёлой работы можно, если хочешь, выкроить немного времени для общения. А уж молодёжь, так и совсем время потраченное на сон потерянным считает. Джуры в очередной раз пристали к шефу, Москалю-чародею, с просьбой рассказать что-нибудь интересное. Тот, якобы сильно устав (впрочем, притворяться у него нужды не было, уставал Аркадий не столько от физических, сколько от нервных нагрузок сильно), предложил попытать насчёт развлечений вертевшего в руках свой кисет Срачкороба.
— Дядьку Юхиме, роскажить, га?
— Хлопцы, майте совесть, я теж устав, трубку запалыты сил нэмае.
— Дядку Юхиме…
— Ну, дядку Юхиме…
— Ну что с вами сделаешь? — махнул рукой уже давно готовый к премьере этой истории Срачкороб. — Про що росказуваты?
— Про те, як вы самого Сатану посрамили! — выпалил Юрка, безусловный лидер среди помощников Москаля-чародея. Аркадий, честно говоря, немного опасался, что ребята, не раз осаженные по этому вопросу, не решатся его задать снова. Однако расчёт на их не меркнущий интерес к такой тайне оправдался.
— И охота вам про нечистую силу слушать? — с заметной фальшью в голосе удивился Срачкороб. Ни для кого на несколько сот вёрст в любую сторону, не было секретом пофигисткое отношение Юхима к любым опасностям и страсть к шуткам самого неприличного свойства. Поэтому любое морализаторство в его устах звучало неестественно.
— Охота!
— Да!
— Роскажить!
В желании выслушать историю о посрамлении нечистой силы джуры проявили редкостное единодушие.
— И не боитесь? Дело-то к ночи идёт, а поминать придётся самых что ни на есть поганых чертей.
— Не боимся!
— Рассказывай (выходцы из Руси Великой не склонны были тогда именовать кого-либо на вы, кроме важнейших персон государства, в то время как на Малой Руси на вы принято было называть и отца с матерью)!
— Что вы храбрые хлопцы, я знаю, так ведь, вроде, и грех великий — уста поминовением такой нечисти осквернять? — вошёл в роль Срачкороб. Правда, выражение лица у знаменитого шутника выглядело не нравоучительно, а скорее, наоборот, соблазняюще.
— Ой, дядьку Юхиме, мы за вас отмолим грех, только расскажите!
— Точно, отмолим!
— И свечку поставим!
— В Святогорском монастыре отшельника попросим грехи отмолить!
— Та что вы, хлопцы! Я ж не за себя волнуюсь, за вас. За ваши души невинные! — искренне возмутился Срачкороб. Хотя, учитывая место проживания джур, и занятие ими выбранное, называть их невинными… хм… разве в сравнении с ним самим. Чтоб достичь его уровня греховности, им, всем вместе, предстояло не один год грешить интенсивно и разнообразно. Место и занятие, выбранное их родителями, подобному времяпровождению способствовало. — А мне после шутки над апостолом Петром уже никто не поможет. Пропала моя душенька!
Вот последняя фраза прозвучала неожиданно сильно и искренне.
— Дядку Юхиме, мы за вас Божью матерь попросим!
— Точно! Она всех добрее и к божьему уху доступ имеет! Помолимся все о твоём прощении! Только расскажи, как ты чертей посрамил.
— Дядьку, роскажить…
— Ну, ладно, уговорили, — сдался с видимой неохотой Срачкороб, в котором явно пропал великий актёр-комик. ("Хотя… почему пропал?") — Только потом не упрекайте, что на ночь о таком речь завёл.
— Не будем!
— Слушай, какие упрёки, говори быстрее!
Джуры затихли, да так, будто в слух превратились.
— Это случилось после одного похода. Ходили, значит, мы на чайках к крымскому берегу. Н-да… удачно, значит, сходили. Знатную добычу взяли, кажись, и христиан из неволи сколько-то освободили… хороший поход был. Своих мало потеряли… да. Ну и получил я из добычи хорошую долю. Получил, значит, и… хм…
— Запили? — догадался Юрка. Угадать было легко, так как о пристрастии рассказчика (и большинства сечевиков и донцов) к борьбе с зелёным змием (методом выпивания всего спиртосодержащего в невероятных объёмах) знали все. По единодушному мнению забредавших к казакам иностранцев, так больше нигде не пили. Крепкие люди выживали на фронтире.
— Ну… да, запил. Хорошо запил… ох, и погулял… — весьма выразительное лицо Срачкороба приобрело мечтательное выражение, видимо, было чего вспомнить ему по этому поводу.
— Ну и? — не выдержал распалённый рассказом Мыкола наступившей паузы.
— Ты мне не нукай! Я тебе не кобыла, и ты меня в воз не запряг! — притворно обиделся Срачкороб. — Хочу — рассказываю, а не захочу — и не буду рассказывать.
— Дядьку, росказуйте!
— Дядечко Юхим, ну продолжайте!
Всполошились слушавшие побрехеньку ребята.
— Действительно, Юхим, не мучай парней, видишь, как тебя внимательно слушают! — поддержал джур Аркадий.
— Ну, раз и ты просишь… — как будто нехотя согласился Срачкороб. — Значит… слушайте. Хорошо я тогда погулял… да всё хорошее почему-то быстро заканчивается. Вот и у меня закончились деньги. А останавливаться не хотелось… н-да. Пропил всю одёжу, кроме походной, что на мне была (жуткие вонючие тряпки), пропил коня… эх!.. — все молча терпеливо ждали, пока рассказчик переживал воспоминание о потере боевого товарища. — Какой конь был, арабский жеребец, не бегал — летал… раненного меня в степи не бросил, а я… В общем, остались у меня тряпки, что на мне, и оружие. Сами понимаете, казаку оружие пропить — лучше утопиться.