Кража

Мэри вздрогнула:

– Так почему вы не добьетесь, чтобы этого человека арестовали?

– Потому что я не располагаю доказательствами. Пожалуйста, Мэри, я опасаюсь за свою жизнь. Клянусь вам, что не скажу ни слова лорду Мэннерингу из того, что вы сообщите мне. Мне очень жаль леди Мэннеринг. И человек, отнявший у нее жизнь, должен быть наказан. Мэри, поверьте мне, я добиваюсь только этого.

– Что вы хотите знать, миледи? Сквозь плотные облака сверкнул луч солнца – луч надежды.

– В жизни леди Мэннеринг был кто-то, кем она особенно дорожила? Был ли мужчина, кто предложил ей внимание, на которое её муж был неспособен из-за своей занятости? – Ноэль поставила на столик свою чашку с чаем и пытливо смотрела в лицо горничной. – Вы можете мне помочь, Мэри? Я знаю, что леди Мэннеринг отпустила из дома всех слуг в ночь, когда умерла. Вероятно, ей было необходимо на время избавиться от них. Это значит, что она ждала гостя. Возможно, этот гость замешан в преступлении. А если нет, то мог в ту ночь быть здесь и, вероятно, видеть что-то или кого-то, причастного к убийству. Мэри, не опасайтесь меня.

И вновь наступила напряженная пауза.

– И вы ничего не передадите лорду Мэннерингу из того, что я скажу вам? Поймите, я дорожу своей работой и своей репутацией, – произнесла наконец Мэри. – Лорд Мэннеринг обещал устроить меня на работу в дом, где хозяйка нуждается в опытной горничной. Если он узнает подробности, известные мне, если только заподозрит, что я кое-что знала о личной жизни ее светлости и не сообщила ему, он не только откажется помочь мне, он просто выгонит меня на улицу. Пока полиция не сообщила ему, что его жена была… – Она умолкла и судорожно сжала руки, лежавшие на коленях.

– Нет, Мэри, я ни словом не обмолвлюсь лорду Мэннерингу.

Мэри кивнула. Теперь, казалось, Ноэль не только убедила ее, но и принесла большое облегчение ее душе.

– Я вам верю. На лице Мэри отразилась признательность, хотя она все еще нервно сжимала и разжимала руки, почти скрытые складками ее форменного платья.

– Видите ли, миледи, я ни одной ночи толком не спала с момента убийства. Снова и снова я спрашивала себя, не предаю ли свою хозяйку тем, что храню про себя то, о чем догадываюсь. Но дело в том, что точные факты мне неизвестны и рассказывать мне, собственно, нечего. Да, у ее милости был мужчина. Но только это ничего нам не дает. Она ведь мне не многое доверяла. Но иногда она заговаривала об этом мужчине и о том, как он не похож на лорда Мэннеринга.

– И что же она о нем говорила?

– Что он ее обожает, что в нем есть обаяние, которого не встретишь в англичанах, постоянно сдержанных и сохраняющих ледяное спокойствие.

– Так он не был англичанином?

– Нет, он был откуда-то с континента.

– С континента, – повторила Ноэль, и сердце ее отчаянно забилось. – А она не говорила, из какой он страны?

– Нет, – покачала головой Мэри.

– Подумайте, Мэри. – Ноэль сжала ее руки. – Что еще она говорила о нем? Она описывала его? Показывала какие-нибудь его подарки? Упоминала, почему он живет в Англии и что свело их вместе?

Мэри смущенно морщила лоб, пытаясь вспомнить. – Она говорила, что он очень красив и что в его внешности есть нечто экзотическое, – Мэри вдруг просияла, что-то вспомнив. – Она говорила, что только на континенте мог быть рожден мужчина столь пламенный и вместе с тем столь нежный и внимательный. А вот почему он живет в Англии или что свело их вместе… – Она пожала плечами – Об этом я ничего не знаю. Что же касается подарков, то вот… – Высвободив одну руку, Мэри порылась в кармане и извлекла пару изящных сережек с сапфирами. – Я хранила их у себя по просьбе леди Мэннеринг. Она боялась, что муж увидит их, если она будет хранить их в своей шкатулке с драгоценностями. Вот как я узнала, что эти сережки – подарок ее поклонника. Она осмеливалась их надевать только в те вечера, когда ее мужа не было дома и, вероятно, ее посещал этот мужчина.

Ноэль тронула пальцем сверкающие синим огнем сапфиры. Камни были небольшими, но необыкновенной огранки и в изумительно изящной оправе.

– Но я могу с уверенностью сказать, что их не было на ней в ночь, когда она умерла.

Мозг Ноэль лихорадочно работал.

– А кто-нибудь еще знает об этих сережках?

Мэри молча покачала головой.

– Я могу взять их с собой на время? Обещаю, что буду чрезвычайно осторожна.

– Мне они не нужны, – ответила Мэри невыразительным тоном. – Что мне в них, когда моей госпожи больше нет? Пожалуйста, возьмите, я не хочу их видеть.

Крепко зажав серьги в руке, Ноэль размышляла об этом неожиданном повороте дела. Наконец-то в ее руках оказалось нечто вещественное, нечто осязаемое.

– Мэри, вы не припомните, когда леди Мэннеринг получила этот подарок? – спросила Ноэль в надежде установить дату покупки, чтобы сузить поле поисков.

– Думаю, месяца полтора назад. Вскоре после того, как они познакомились,

– А леди Мэннеринг говорила вам, где они встретились впервые, или упоминала кого-нибудь, кто их познакомил? – Ноэль хотела установить связь между событиями, при которых Бариччи мог заметить леди Мэннеринг, и обстоятельствами, когда он узнал, что она владеет полотном Рембрандта.

Мэри снова нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.

– У меня осталось смутное впечатление, что они познакомились на концерте или на балете.

– Почему вам так кажется?

– Потому что она несколько раз говорила мне, что он вращается в мире красоты, что заставляет его ценить мелодию ее души, неслышную другим.

Ноэль шумно вздохнула.

– Конечно, это вполне могло относиться и к танцам, и к музыке. – Она пытливо смотрела на Мэри. – Но с другой стороны, он мог быть связан и с миром изящных искусств.

Мэри вновь нахмурилась, чтобы понять слова гостьи.

– Искусств? Вы имеете в виду картины?

– Да, я имею в виду именно живопись. – Ноэль крепче сжала ее руку, стараясь показать, как важно, чтобы Мэри вспомнила все подробности, каждую мелочь. – Вы сказали, что поклонник леди Мэннеринг бывал здесь нечасто. Не помните, сколько именно раз, и сколько раз слуг отсылали?

Возможно, тогда нам удастся установить даты его визитов.

– Не более четырех или пяти раз. Первый раз нас отпустили на несколько дней. Потом отпускали только на ночь, Я помню, что один раз это было во вторник. Не в последний вторник, а за неделю до этого. А после этого, вероятно, в ночь ограбления. – Мэри безнадежно покачала головой, – Увы, миледи, я не помню дат его других визитов.

– Но все это длилось около двух месяцев?

– Да.

– Еще один, последний вопрос, Мэри. – Ноэль так хотелось надеяться, что этот вопрос принесет желанные плоды. – До того как в ночь ограбления вы ушли из дома, не говорила ли леди Мэннеринг и не делала ли она чего-то необычного для нее? Возможно, теперь, когда вы знаете, что произошло дальше, ее слова или поведение приобрели в ваших глазах новый смысл?. Мэри медленно кивнула:

– Да, и по правде говоря, именно это не дает мне покоя. Рождает во мне чувство вины. что я до сих пор не обратилась в полицию. И все же не было ничего существенного, что я могла бы доказать. Осталось только чувство беспокойства…

Ноэль ощутила трепет предвкушения.

– И чем же вызвано ваше чувство?

– Видите ли, каждый раз, когда приходил этот джентльмен, леди Мэннеринг вела себя как школьница. Когда я одевала и причесывала ее, она сияла. Но в последнюю ночь все было иначе. Она была полна нетерпения увидеть его и в то же время казалась необычайно нервной и рассеянной. Она постоянно оглядывалась через плечо, будто опасалась, что он появится в дверях ее спальни, явившись раньше времени.

– Вы не спросили ее о причине столь необычного волнения?

– Спросила. Она попыталась меня успокоить, сказала только, что ее возлюбленный иногда проявляет столь бурные чувства, что это ошеломляет и даже пугает ее. И в эту ночь она нервничала и волновалась, боясь обмануть его надежды и разочаровать его, – Вы не видели его в ту ночь, как он приехал?