Страница 3 из 17
– Боги помогали? Нам? – переспросил недоверчиво Кука. – Это как? Сидят они себе на Олимпе, жрут амброзию, а потом поглядели вниз и видят: Кука с Приском в дозоре уже в ледышки превратились, ни ног, ни рук, бедняги, совсем не чувствуют…
– Главное – уши к шлему примерзают, – вставил Приск.
Да, уши и щеки в мороз – это проблема. Но пришивать суконные «уши» к подкладке, как это сделал Малыш, никто больше не стал – уж больно смешно выглядело. Да и спадут скоро морозы. Наверняка.
– …И вот заявляет Юпитер: дай-ка я этим бедолагам помогу, – закончил прерванную мысль Кука.
– Ты думаешь, случайно именно сегодня ночью выпал снег?
Возразить было нечего: надо ж было такому случиться, что снег повалил как раз в четвертую ночную стражу?[17] С час валил, а потом перестал. Сразу же сделалось светлее, и, хотя солнце еще не взошло, но на черной воде Данубия отчетливо проступила осыпанная снегом лодчонка с лазутчиком, что стремилась к южному римскому берегу. Если бы не снег, варвар наверняка бы проскользнул незамеченным.
Теперь пятеро легионеров пили разбавленное горячей водой вино и рассматривали пленника. Даку было лет двадцать шесть. Крепкий, сноровистый, он бы и с двумя легионерами вполне мог справиться. Только сеть ретиария позволила захватить его живым.
Приск осмотрел разрезанные веревки, покачал головой. На починку сети уйдет целый день, не меньше.
Гладиаторское искусство не для легионера. Но тренироваться бросать сеть левой рукой надоумил Приска капсарий[18] в госпитале: надо было срочно разрабатывать руку после ранения, дакийский фалькс[19] вспорол мышцы на плече чуть ли не до кости. Приск был искусным фехтовальщиком, его любимым оружием был фракийский кривой клинок, которым он пользовался не хуже гладиуса, а может быть, даже лучше. Отец учил его когда-то драться таким оружием. А настоящих ретиариев Приск видел только на арене амфитеатра. И вот теперь потихоньку осваивал работу с сетью.
Приск присел на корточки возле пленника, поднес к его губам глиняную кружку с горячим вином. Дак сделал глоток, облизнул потрескавшиеся губы.
– Еще? – спросил Приск на фракийском.
Пленник кивнул. Хлебнул жадно, но не проглотил, надул щеки, затем втянул…
Приск успел прикрыться ладонью, так что плевок не попал в лицо.
Легионер медленно выпрямился, отошел, плеснул водой из кувшина на руку, смывая вино, потом развернулся и саданул ногой пленника под ребра – точно туда, куда и в первый раз. В этот раз удар был сильнее. Дак не удержался и охнул, а Приск отошел и уселся у огня, давая всем своим видом понять, что больше пленника допрашивать не намерен.
Его сменил Тиресий. Этот вина не предлагал.
– Зачем переправился? – последовал вопрос. – Кто тебя послал?
Дак прищурился, плотно стиснул зубы.
– Я так плохо говорю? Он не понимает? – обратился Тиресий к друзьям.
Малыш махнул рукой: чего спрашиваешь-то! У Малыша с фракийским всегда были проблемы. К тому же он постоянно путал слова северного наречия, на котором говорили даки, с южным – языком Мезии и Фракии.
– Всё он понимает, – отозвался Молчун. – Ты что, забыл, Тиресий? Они все такие. Пытай их, не пытай, ничего не скажут.
– Это смотря кого пытать, – заметил Тиресий. – Если парень в войлочной шапке, то есть из знатных, из пилеатов, или комат,[20] но весь в шрамах и отметинах (значит, из царевой гвардии), – такого жечь огнем бесполезно. Ну а если обычный варвар, из низовий Алуты, из деревенских – может, и заговорит.
– А этот каков? – спросил Молчун, всегда задававший самые неудобные вопросы.
– Из гвардии Децебала. Не пилеат, дакийский плебей. Воюет давно, – вместо Тиресия ответил Приск.
– Шрамов на нем вроде немного, – заметил Малыш. – Как ты догадался? – Он всегда с восхищением слушал Приска, почитая того философом и почти мудрецом.
– Дерется хорошо, – пояснил свою догадку Приск. – Меч и кинжал отличного качества. Да и груз, который он нес, не всякому доверят. И уж точно не доверят какому-нибудь саку из низовий.
– Пусть подумает. Жить захочет – заговорит. – Тиресий налил себе еще горячего вина, глотнул. – Он с той стороны. Сейчас война, парень пробрался на наш берег тайком. Прибьем к кресту, никто не поинтересуется, за что и почему.
Молчун, обернув руку тряпкой, вытащил из углей обломок пилума, продемонстрировал всем ставший красным наконечник, потом наклонился и приложил раскаленный металл к бедру пленника. Тот стоически переносил пытку, лишь все плотнее сжимал зубы, пока они не начали скрипеть. В какой-то момент стало казаться, что во рту у него полно камней, и он их перетирает зубами.
– Наш новый Сцевола,– зло рассмеялся Тиресий. – Только мы его не отпустим в любом случае.
Варвар вряд ли слышал имя легендарного римского героя, но презрительный смешок Тиресия был красноречивей слов.
– Отвечай, зачем ты переправился на этот берег? – повторил Молчун вопрос товарища.
– Сдохни! – рявкнул дак.
– Придется еще подогреть парня. – Молчун вновь сунул обломок пилума в угли.
– Ребята, он же ничего не скажет, – пробормотал Малыш. Здоровяк отвернулся, чтобы не смотреть, как Молчун жжет плоть раскаленным железом. И даже нос заткнул, дышал ртом.
Во второй раз дак не выдержал пытки и заорал.
– Уже лучше, – одобрительно кивнул Тиресий. – Я же говорил, в этот раз нам повезет. Так куда ты направлялся, парень?
Однако ничего, кроме крика, перешедшего в низкий звериный вой, они не услышали.
Малыш отскочил в угол и там скорчился, присев на корточки и закрыв голову руками. В такие мгновения он вспоминал, как пытали его самого, и смерть товарища летом, там, на дакийской земле.
– Сизифов труд, – подытожил Приск. – Возможно, Молчуну эти вопли доставляют удовольствие. Но не мне.
– Ларс Порсена отпустил Сцеволу, – пробормотал Малыш из своего угла.
– Те времена давно прошли, – сказал Приск. – Никто больше не уважает мужество противника.
– Ларс Порсена отпустил Сцеволу, – повторил Малыш с угрозой и грохнул кулаком в стену, потом вновь прикрыл голову ладонями.
– Хорошо, оттащи парня в эргастул,[21] – вздохнул Кука. – А мы пока посовещаемся.
Молчун буркнул что-то неодобрительное и бросил обломок железа обратно в угли.
Малыш вскочил и стал заворачивать пленника в лоскутное одеяло – эргастул был выстроен снаружи, рядом с конюшнями и отхожим местом. В такую погоду замерзнуть там ничего не стоило.
– Прежде чем развязывать ему руки, проверь, чтобы колодки надежно закрылись, иначе парень может освободиться, – крикнул ему в спину Приск.
– Проверю, – пообещал Малыш. И выволок пленника наружу, как ребенка.
– Да, варвар не больно разговорчив, – вздохнул Тиресий. – Наш Молчун рядом с этим даком прямо-таки Цицерон.
– Что будем делать? – спросил Кука. – У нас есть пленник, который не желает говорить…
– И мешок золотых браслетов, – сказал Приск.
Он развязал веревку трофейного мешка и выложил несколько браслетов на стол. Золото тускло заблестело. Со всех браслетов скалились волчьи морды.
– Заречная работа, – предположил Кука.
– Да уж, не греческая, это точно. Браслеты все одинаковые, это знак, – задумчиво проговорил Приск. – Браслеты тяжелые и золотые – значит, подкуп. Децебал хочет поднять восстание на нашем берегу.
– Когда? – Кука уставился на него с таким видом, будто Приск, а не Тиресий слыл в их контубернии прорицателем. Впрочем, в логических способностях Приска никто из его друзей не сомневался. Недаром именно ему, а не Куке было обещано Адрианом звание центуриона.
– Не знаю. Но полагаю, что скоро. Местные общины нас не любят. Так что здешние геты поднимутся в любом подходящем месте, где есть что грабить и нет наших когорт.
17
Ночное время делилось на четыре стражи. Продолжительность одной стражи – три часа. Но надо учитывать, что римские часы зависели от времени года.
18
Капсарий – младший медик, что-то вроде фельдшера.
19
Фалькс – кривой фракийский меч, длинный клинок которого формой напоминал косу. Заточен был с внутренней стороны и загнут на конце. Рукоять подходила для того, чтобы держать фалькс двумя руками.
20
Пилеат – дакийский аристократ. Они носили «фригийские» войлочные шапки. В такой шапке изображен на колонне Траяна Децебал. Даков-простолюдинов римляне называли коматами («волосатик») за длинные волосы. Простолюдины ходили с непокрытой головой.
21
Эргастул – тюремное помещение для рабов.